Это просто Вьюи блог

Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму. И запираемся в одиночестве, и все наши богатства — прах и пепел, они бессильны доставить нам то, ради чего стоит жить.» Отрывок из книги: Антуан Де Сент Экзюпери. «Планета людей.»

Мне так стало страшно за то, что я ничего не чувствую. Видимо, за годы одиночества (по большей части душевного) я стала такой самостоятельной, самодостаточной, что могу сама. И одна. Я так долго и тщательно строила свой зиккурат на своих ошибках, слезах, разбитом сердце и несказанных слов, что сейчас никак не могу его покинуть. Ведь он мне-дом второй. Родной. Как же я хочу довериться полностью, но не могу. Помоги мне, спаси.

В начале отношений счастье было такое невесомое…а сейчас прямо тянет вниз. Хотя казалось бы, счастье

Очень сильно хочется с моим любимым на море. Желательно в Тайланд ❤️

Рекордное количество раз я написала "люблю", стёрла и не отправила его тебе. Может от того, что не хватает частички не?

Давайте орать друг на друга, покуда мы живы, покуда мы грешны, покуда мы робки и лживы, покуда мы живы, покуда мы бесимся с жиру, Покуда мы рвемся из дома, зови не зови, Давайте орать друг на друга, и топать ногами, И ссориться из-за всего, и швыряться словами, Чтоб не обезуметь, не выгореть, не задохнуться От нашей немыслимой, невыносимой любви.

Я не был в жизни счастлив ни минуты… Я не был в жизни счастлив ни минуты. Все было у меня не по-людски. Любой мой шаг опутывали путы Самосознанья, страха и тоски. За все платить — моя прерогатива. Мой прототип — персидская княжна. А ежели судьба мне чем платила, То лучше бы она была должна. Мне ничего не накопили строчки, В какой валюте их ни оцени… Но клейкие зеленые листочки?! Ах да, листочки. Разве что они. На плутовстве меня ловили плуты, Жестокостью корили палачи. Я не был в жизни счастлив ни минуты! — А я? Со мной? — А ты вообще молчи! Гремя огнем, сверкая блеском стали, Меня давили — Господи, увидь! — И до сих пор давить не перестали, Хотя там больше нечего давить. Не сняли скальпа, не отбили почки, Но душу превратили в решето… А клейкие зеленые листочки?! Ну да, листочки. Но зато, зато — Я не был в жизни! счастлив! ни минуты! Я в полымя кидался из огня! На двадцать лет усталости и смуты Найдется ль час покоя у меня? Во мне подозревали все пороки, Публично выставляли в неглиже, А в жизни так учили, что уроки Могли не пригодиться мне уже. Я вечно был звеном в чужой цепочке, В чужой упряжке — загнанным конем… Но клейкие зеленые листочки?! — О Господи! Гори они огнем! — И ведь сгорят! Как только минет лето И дух распада справит торжество, Их дым в аллеях вдохновит поэта На пару строк о бренности всего. И если можно изменить планиду, Простить измену, обмануть врага Иль все терпеть, не подавая виду, — То с этим не поделать ни фига. …Катают кукол розовые дочки, Из прутьев стрелы ладят сыновья… Горят, горят зеленые листочки! Какого счастья ждал на свете я? 1995

Спасибо тебе, Господи, что сроду Не ставил я на что-нибудь одно. Я часто шел на дно, хлебая воду, Но ты предусмотрел двойное дно. Все точки я растягивал до круга, Друзей и муз затаскивал в семью. Предаст и друг, изменит и подруга — Я спал с пятью, водился с восемью. Но не было ни власти и ни страсти, Которым я предался бы вполне, И вечных правд зияющие пасти Грозят кому другому, но не мне. О двойственность! О адский дар поэта — За тем и этим видеть правоту И, опасаясь, что изменит эта, Любить и ту, и ту, и ту, и ту! Непостоянства общего заложник, Я сомневался даже во врагах. Нельзя иметь единственных! Треножник Не просто так стоит на трех ногах. И я работал на пяти работах, Отпугивая призрак нищеты, Удерживаясь на своих оплотах, Как бич, перегоняющий плоты. Пусть я не знал блаженного слиянья, Сплошного растворения, — зато Не ведал и зудящего зиянья Величиной с великое ничто. Я человек зазора, промежутка, Двух выходов, двух истин, двух планет… Поэтому мне даже думать жутко, Что я умру, и тут страховки нет. За все мои лады и переливы, За два моих лица в одном лице — О Господи, ужель альтернативы Ты для меня не припасешь в конце? Не может быть! За черною завесой, За изгородью домыслов и правд, Я вижу не безвыходный, безлесый, Бесплодный и бессмысленный ландшафт, — Но мокрый сад, высокие ступени, Многооконный дом на берегу И ту любовь, которую в измене Вовеки заподозрить не смогу. 1994

По итогу отношения определены границей чувств, которые ты себе позволил. Я долго пыталась понять где начинается, а главное заканчивается эта граница. Но я так и не смогла это выяснить. Ни по собственным ощущениям, ни по чувству меры. Видимо за эти пол года чувства к тебе росли в такой геометрической прогрессии, где знаменатель давно перевалил за максимально существующее в этом мире число. (А он все растёт, как мы помним, геометрическая же). Так вот. Границы нет и пока не видно. Прочность её при натиске пока что тоже неизвестна. А вот что ЗА этой границей, с моей стороны конечно же, вполне себе очевидно. За ней любовь, которая парализует мой мозг и сознание. Первого немного, его легче обезвредить, а вот разум сдаётся не так просто. Но сдаётся. Сила любви разрушительна и непоколебима. И вот я уже без своего главного оружия. Обезврежена. Сдалась по собственному желанию. Просто решила, что не хочу с тобой бороться. Не потому что сил нет или победа кажется иллюзорной, -нет. Просто потому что на нашем поле боя я думаю лишь о том, как бы мне поскорее тебя увидеть/обнять/поцеловать. И я рада твоей победе.

Столько планов задумок, идей в одночасье..как бы это все не проебать

«Фашистам хорошо там, думал он, им тепло и уютно, а завтра ночью мы их убьем. Странно все получается, и лучше об этом не думать. Я наблюдал за ними весь день и вижу, что они такие же люди, как и мы. Я мог бы подойти сейчас к лесопилке, постучаться в дверь, и они приняли бы меня радушно, вот разве что им приказано опрашивать всех неизвестных людей и требовать от них документы. Значит, между нами стоят только приказы. Эти люди не фашисты. Я называю их так, но они не фашисты. Они такие же бедняки, как и мы. Не надо им было воевать против нас, а мне лучше не думать о том, что их придется убить.» Хемингуэй, Эрнест. «По ком звонит колокол"

-так круто с ним спать, ножку закинул и спишь. Ну согласись, ты же знаешь. Да? -ну да. Но и одной тоже очень хорошо

В определённые моменты надо просто успокоиться и понять, что так, как было уже не будет. Друзья круче всего остального на свете. И отношения с ними меняются навсегда. Если и меняются. И ничто не спасёт сгоревшие воспоминания и моменты. Просто так бывает. Нужно свыкнуться

Но ах, черт, подумал он, ах, Пабло, ах, Мария и вы, двое братьев там, в углу, чьи имена я позабыл и должен буду припомнить, если бы вы знали, как я иногда устаю от этого. От этого, и от вас, и от себя, и от войны, и вот надо же было, ну надо же было, чтобы вдруг пошел снег. Честное слово, это уже слишком. Нужно принять все, как оно есть, и перебороть это, а теперь прекрати свои драматические переживания и примирись с тем, что снег идет, ведь ты уже как будто примирился с этим несколько минут назад, и думай о том, что ты должен выяснить, как там с цыганом, и пойти снять старика. Ладно, хватит, сказал он себе. Хватит, наконец. Это ведь твоя чаша, сказал он себе. Как там говорится про чашу? Нужно будет либо укрепить память, либо никогда не приводить цитат, потому что, когда не можешь точно вспомнить цитату, она неотступно преследует тебя, как забытое имя, и ты не можешь от нее отделаться. Да, как же там говорится про чашу? Хемингуэй, Эрнест. «По ком звонит колокол"

Люблю тебя, моё сокровище