vulnerability

Целоваться бесшумно, фары
Выключив. Глубиной,
Новизной наполнять удары
Сердца, — что в поцелуй длиной.
Просыпаться под звон гитары,
Пусть расстроенной и дрянной.
Серенады одной струной.
Обожаю быть частью пары.
Это радостней, чем одной.

Но в любви не как на войне,
А скорее всего как в тайной
Агентуре: предатель не
Осуждается, а случайной
Пулей потчуется во сне;
Ты рискуешь собой вдвойне.

И, подрагивая виском,
Словно ягодное желе я,
Сладким девичьим голоском
Металлическим – сожалею,
Но придется – метнуть куском
Стали в спину. Давись песком,
Будто редкостным божоле и
Как подденут тебя носком –
Улыбайся им, тяжелея.

Так и буду одна стоять,
Оседая внутри клубами.

Память – это глагол на «ять».
Памю. Памяли. Памишь. Пами.

На самом деле мне нравилась только ты,
мой идеал и мое мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты,
и это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорна своим страстям,
летаешь между Орсе и Прадо, -
я, можно сказать, собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
третья умеет все принимать как данность.
Одна не чает души в себе, другая — во мне
(вместе больше не попадалось).
Одна, как ты, со лба отдувает прядь,
другая вечно ключи теряет,
а что я ни разу не мог в одно все это собрать -
так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты
допустила меня раза три через все препоны, -
осталась тут, воплотившись во все живые цветы
и все неисправные телефоны.
А ты боялась, что я тут буду скучать,
подачки сам себе предлагая.
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать?
Бог с тобой, ты со мной, моя дорогая.

Я могу быть грубой – и неземной,
Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки;
Чтобы провоцировать беспорядки;
Я умею в салки, слова и прятки,
Только ты не хочешь играть со мной.

Я могу за Стражу и Короля,
За Осла, Разбойницу, Трубадура, –
Но сижу и губы грызу, как дура,
И из слёзных желёз – литература,
А в раскрасках – выжженная земля.

Не губи: в каком-нибудь ноябре
Я ещё смогу тебе пригодиться –
И живой, и мёртвой, как та водица –
Только ты не хочешь со мной водиться;
Без тебя не радостно во дворе.

Я могу тихонько спуститься с крыш,
Как лукавый, добрый Оле-Лукойе;
Как же мне оставить тебя в покое,
Если без меня ты совсем не спишь?

(Фрёкен Бок вздохнет во сне: «Что такое?
Ты хорошим мужем ей стал, Малыш» ;).

Я могу смириться и ждать, как Лис –
И зевать, и красный, как перец чили
Язычок вытягивать; не учили
Отвечать за тех, кого приручили?
Да, ты прав: мы сами не береглись.

Я ведь интересней несметных орд
Всех твоих игрушек; ты мной раскокал
Столько ваз, витрин и оконных стёкол!

Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол.
Или Финист Ясный Аэропорт.

Я найду, добуду – назначат казнь,
А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь
С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст

Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость.
Долгожданная, оглушительная твоязнь.

Я бы стала непобедимая, словно рать
Грозных роботов, даже тех, что в приставке Денди.
Мы летали бы над землей – Питер Пэн и Венди.

Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть.

Он вновь молчит, водой наполнив рот,
На все вопросы отвечает жестом.
Он явно ощущает пятым местом,
Что все вокруг идет наоборот,
На перекос, на крик, наотмашь, мимо.
Совсем не так, как виделось в мечтах.
Он слышит звук в открытых настежь ртах,
Он понимает, что по-сути все галимо.
Нас обманули где-то у яслей,
Нам дали, что-то мнимое за ясность.
В динамиках не голос, больше гласность…
«Бармен, еще мне горькую налей.»
Она заходит. Прядь сдувает с лба.
Поправила измявшееся платье.
Он мог бы верным другом стать ей,
Коль не упрямая и вечная борьба.
Война полов – одни сильней других,
Перехитрить, сломать, загнать под плинтус.
По крови пробегает пьяный вирус…
Два мокрых, пьяных тела, сплошь нагих.
Штандарты спущены, окончен новый бой.
Победно куришь, долго мокнешь в душе…
Ну, что герой, заметно стало лучше?
Эй, героиня, ты любуешься собой?
Два победителя, две раны у виска,
Две по ветру распущенные жизни.
Два потребителя, распущенные слизни.
Морали нет. Она мне как-то не близка.

Сохрани тебя Бог. И не только, конечно, Бог –

сохрани тебя всё, что может тебя хранить.

Этот грёбаный мир пока не настолько плох,

чтоб совсем оборвать непрочную эту нить,

Что связала меня с тобой; но ещё чуть-чуть –

и окажемся мы на разных концах Земли.

Что-то станет опорой – дай Бог – твоему плечу,

и останется мне скучать. А ещё – молить

Тормоза машин – чтоб они не давали сбой, и замок –

чтоб закрыл ворота в безлюдный парк,

И удачу, конечно, – чтоб вечно была с тобой,

и носки – чтоб они не теряли фабричных пар,

Маяки – чтобы ты никогда не бродил во ржи,

фонари – чтоб светили даже в глухую ночь,

И ещё – чтоб тебе не осточертело жить.

Помоги тебе всё, что может тебе помочь.

Я прошу для тебя огня, чтобы руки греть,

я прошу, чтоб на все твои письма пришёл ответ,

Я прошу все лампы в доме твоём гореть,

чтобы ты возвращался с работы в тепло и свет,

Чтобы чайник, вскипая, издал долгожданный вздох,

чтоб она умела любить тебя и шарлотку печь.

Сбереги тебя Бог. И не только, конечно, Бог –

сбереги тебя та, кто сможет тебя сберечь.

разбираясь в придуманной честности, постарайся себе не врать.

ведь умирают, кстати, от нежности, которую некому отдавать.

и если потом ничего не вспомнится, так даже проще,
поскольку и прошлое тоже бывает невыносимо,
а нынче большой снегопад, посмотри, заметает площадь,
и так красиво, действительно очень красиво.

в такие моменты не надо времени, месяца мая,
бесперебойного транспорта, рабочих звонков кому-то,
когда так стоишь посреди этой площади, понимая:
самое важное в жизни длится считанные минуты.

решение перевернуть потрепавшуюся страницу;
миг перед поцелуем, краткий взгляд, телефонная фраза;
что-нибудь, от чего вправду может многое измениться,
или даже, того гляди, поменяется всё и сразу.

а нынче глядишь на снега, внимания не привлекая,
не делая лишних движений, молчания не нарушив,
и тебя настигает огромная тишина, такая,
что не можешь понять, это - внутри тебя или снаружи.

За радости любовных ощущений

однажды острой болью заплатив,

мы так боимся новых увлечений,

что носим на душе презерватив.

Звонила мне любовница твоя
и сообщила про твою измену.
Я предложила интересней тему -
о бренности хотя бы бытия.

Oна ж своё - про вашу про любовь,
мол любишь ты её уже полгода.
А я ей рассказалa про погоду
от северных до южных берегов.

Она сказала, что ты нужен ей,
мол видеть бы тебя хотела мужем.
Я намекнула, что и мне ты нужен,
и изложила сводку новостей
(чем мужика несчастного делить):
про Газу и Голанские высоты,
про новости политики и спорта…
Да мало ли что можно обсудить:
Россию захлестнул энцефалит,
а это не какая-то простуда!

Hе поддержала тем твоя зануда.
Cкажи ей, пусть мне больше не звонит.

—если телефон ещё раз зазвонит не от моего звонка - ты огребёшь.

(с)

—аль, алло, слушай, вот о чём мы сегодня говорили..мм..короче..а мудаком стать это сложно? я хочу, мне надо!

Я не смогла найти в книжном ничего, что захватило бы дух.
Кто объясняет жизнь, а кто спросонья сочиняет небылицы.
Почему не издают такого, что хотелось бы, читая вслух,
Запоминать наизусть, едва коснувшись глазами страницы?

и некому рассказать,
как ломаешься в позвоночнике,
зубы стискиваешь до крови, начинаешь рычать.
как кровать
становится кораблем, а ты не умеешь плавать,
и от этого больше не можешь спать,
потому что кажется, будто тонешь в святом источнике,
а бог, как водится,
не торопится тебя спасать.
и некому рассказать,
что ни одна из мыслей уже не вмещается в строчку.
ты ощущаешь себя маленькой есенинской дочкой,
с наследственной паранойей,
будто за дверью уже стоят двое,
и ты больше не можешь писать.

За такой долгий период можно было бы и понять, что так взъёбывает моё сознание. Формулировка о том, что от себя не убежишь - меня не берёт, и я продолжаю нарезать круги вдоль и поперёк дичайшего самоанализа и самокритики. Хорошо хоть, что пускаюсь во все тяжкие в сторону книг, сна и травяных чаёв, а не в сторону бухла и дури, хотя они бы меня вытащили из этого состояния в два счёта, но было бы странно прибегнуть к использованию лёгких путей сейчас, чтобы выйти головой из времён, когда их старательно обходила.

Я не требую совершенно ничего ни от близких, ни от посторонних людей, но я требовательна к себе. Доболезненной паранойи я нагружаю голову, прежде, чем решиться выйти с кем-то на встречу, досканально продумав всё: от потенциальных тем для разговора до плюсов и минусов последствий/перспектив, последующих за этим вечером.

За этим всем от меня ко мне пара вопросов: "Нахуй?" & "Когда же я всё-таки успеваю намудрить что-то несуразное, если бы, казалось, круглосуточно так загоняюсь?". А я успеваю, за что и обидно, хотя я ещё ни разу не пожалела о содеянном. Оно, надеюсь, и есть главное.

времени осталось мало
и это не круто.
я отбрасываю одеяло.
я ненавижу утро.