Это просто Вьюи блог

Пригород Парижа, история, лишенная для вас высочайших чувств, вымысла и литературного фанатизма. Кратчайший диалог, но большая история. Если меня можно считать психопатом, то пожалуйста. Мне на это все положить.

—Люсия, завтра я уезжаю в Марсель. Я не привык к тому, что есть. Хочу все изменить.

Я всегда находил в этом городе удовлетворение, свою природную и эмоциональную принадлежность по отношению к нему. Осточертели все эти парижские французики. В Марселе все было иначе. Люсия явно не хотела меня отпускать, потому что ее держало в Париже все: работа, семья, маленький домик в сельской местности, вечерние виды этой чертовой Башни с разных ракурсов.

—Ты не хочешь пообедать со мной? - не задумываясь ответила она.

—Для чего?

—Мне, Антуан, кажется, что тебе нужен друг.

—Возможно, ты права. Но не до конца. Я уезжаю, а ты бросай это дело.

Выбросив сигареты Люсии в ближайшую урну, я направился к своему дому, тщательно обдумывая ее слова. Люсия явно не понимала, насколько она несчастна.

(port-royal)

Мое-твое я жгет пепел ночи,

Полгода без обращений и скудных метафор,

Я ожидаю ждущий его семафор.

Твои очи питают меня. Очень. Это осень.

Я слышу тебя во всяком мгновении ночи.

Это - тяжесть, та, что сберегает место пустое

Та, что сжирает твой ореол

Та тяжесть, что опошлила, кстати,

Нежное время года и безличный глагол.

(port-royal)

Все оговаривалось в утреннем письме, пришедшим Виктории во время вечернего заката на Риверсайд-драйв: она должна была покинуть просторы Большого яблока для работы в крупной лондонской косметической фирме.

Она встала спозаранку, чтобы начать упаковывать свои вещи. У Виктории был очень большой гардероб, роскошная коллекция украшений, книг и старых фильмов с Одри Хепберн. Вся жизнь характеризовала ее как успешную, адаптированную в паутине бытия женщину. Проживая в Нью-Йорке, малышка Вики очень боялась машин, но несмотря на это очень любила "Яблочный" Subway. Она любила, прослушивая одну за одной композиции Роллинг Стоунз, смотреть на людей счастливых и несчастных, озлобленных и зависимых, одиноких и потерянных. "В каждом есть своя прелесть, своя потрясающая и самая неповторимая граница души", -писала Виктория в своих онлайн-дневниках.

Доехав до ближайшего аэропорта на первом пойманном такси, прошедший незнакомый мужчина преклонного возраста помог Вики с ее тяжелыми чемоданами.

-Мне, пожалуйста, один билет на самолет до Лондона, -промолвила она, стоя у кассы. В силу жаркой погоды на ней было аккуратное летнее поло, джинсовые шорты и приятные на вид девичьи кеды, что делало ее похожей на девочку из старшей школы. На малышку Ви.

-Конечно, - сказал кассир, - ваш рейс назначен на 11:30 по астрономическим часам.

Осознав, что до ее рейса остался час, Виктория решила позавтракать в местном баре. Заказав себе небольшой омлет с грибами, она пристально наблюдала за девицей очень броской и вульгарной наружности, пилившей своего, видимо, мужа тем, что ее, видите ли, не устраивает его старая машина, одежда, выпавшие волосы и внешность не а-ля Джеймс Дин.

Большие часы показывали 11:25. Виктория, сев в самолет, включила полюбившуюся ей Let’s go out tonight. Ее веки стали тяжелеть.

Дождливая и тоскливая атмосфера вечера, прохладное поведение прохожих – все это указывало на обыденную лондонскую реальность, на сгусток сильного течения темной реки. Она очень любила реки, поэтому не могла не пройти мимо лондонского моста, не сумела не посмотреть на бесконечность Темзы.

Доехав до местного парка, Виктория решила присесть на скамейку, чтобы сфотографировать местное окружение для своей лучшей подруги Ло. Она снимала деревья, людей, местную архитектуру и скульптуру.

Позднее Виктория увидела молодого человека лет этак восемнадцати, который явно двигался к ней, пересекаясь с ней взглядом, смотря в ее карие глаза. Не назвав своего имени, он спросил, не против ли она, если он присядет.

Девушка кивнула.

Безымянный молодой человек долго смотрел на нее, периодически отводя взгляд. Назовем его N.

-Улыбнитесь, - сказал он, - мне кажется, что ваша улыбка принесет мне удачу.

-Принесет, - промолвила Вики. Фортуна – это мое второе имя, жизненное кредо, - отвечала она вполголоса.

N приподнялся.

«Сегодня я осознал, что любовь реальна», - ответил он в мгновения прощания.

Проснувшись и осознав приближение реальности, Виктория продолжила свое сольное путешествие до Лондона.

Все оговаривалось в утреннем письме.

(port-royal)

Я проснулся в холодном свете восходящего солнца и решил сходить в местный бар «Del mar», который стоял вблизи корабельной пристани.

Сев за барную стойку, я заказал пачку «Лаки страйка» и пива. Я не алкоголик. И я не люблю алкоголь. Но алкоголь очень любит меня.

Посмотрев назад, я увидел за столиком в углу ее. Ее светлые пепельные волосы, ее вкусный аромат, доходящий аж до самой стойки, ее немного уставший вид, изумительные очертания груди и бедер, ее слегка падший и поникший взгляд. Девушки, заходящие сюда, выглядели очень вычурно и омерзительно, чего нельзя было сказать о ней. Анна была идеальна и совершенна. Анна меня любила. У меня всегда было двоякое чувство, когда после очередного потрясающего секса я просыпался с ней, целовал в щеку и желал доброго утра. Она всегда улыбалась, улыбалась даже тогда, когда все было просто ужасно. За это порой хотелось хорошенько на нее наорать. Я считал себя уродом, недостойным встречаться с красивыми девушками, полагал, что рядом со мной должна просыпаться либо неудовлетворенная старушенция лет сорока пяти, либо конченые шлюхи, обиженные жизнью. Эфемерный период пересечений наших взглядов давал мне понимать, что она просто без ума от меня. Какими же дурами иногда могут быть девушки.

Докурив первую сигарету, я решил подойти и поздороваться. Анна, посмотрев на меня исподлобья, спросила, люблю ли я ее. Я отвел ее домой, напоил китайским чаем и уложил спать. Пока она спала, я смотрел какой-то несуразный бред по ящику. Ненавижу телевидение: кругом ложь, обман, идеальная жизнь, красивые девушки, накаченные парни с вырезом «V», бесполезная техника, за которую девушки готовы отдаваться первому же жирному мешку с деньгами. А иногда даже и мужчины.

Проснувшись, Анна подошла ко мне, спросив, хочу ли я чего-нибудь выпить. Я согласился. На следующее утро я снова разделил с ней постель. Через закрытые глаза и чуть отекший вид виднелось ее изумительное, самое родное для меня нутро. Постояв на балконе, я выкурил еще несколько штук того же «Лаки страйка». До подъема Анны я уехал домой на первом попавшемся такси. Проезжая через многочисленные здания, осыпанных снегом, я решил, что мир – это не такое уж и дерьмо. Анна, слышишь ли ты меня сейчас?

(port-royal)

Иногда я знал тебя землею, я пил
В твоих губах томление ключей, словно
Текущее из нагретых камней, и лето
Высилось над счастливым камнем и пьющим.

Иногда я называл тебя миртом, и весь день
Мы сжигали дерево всех твоих жестов.
Широко вспыхивал и гас целомудренный свет:
Я тебя вымышлял среди светлых твоих волос.

Пустое, долгое лето иссушило наши грезы,
Изъело ржавчиной голоса, искрошило клинки.
Иногда постель вращалась как отвязанная лодка,
Медленно плывущая к самой дальней дали моря.

Ив Бонфуа

Красота и правда, но это высокие волны
На криках тех, кои противятся. Как сохранить
Услышанной среди хаоса надежду,
Как сделать так, чтобы “стареть” означало бы “возрождаться”,
Чтобы дом открывался изнутри,
Чтобы не смерть стучалась
Снаружи к тому, кто просил о родном месте?

Сейчас я понимаю, что это будет Церера
Которая, мне казалось, ночью искала убежище,
Когда стучалась в дверь, снаружи,
Это была ее потрясающая красота, ее свет,
А также ее желание
Жадно пить из сосуда надежды,
Потому что, по всей вероятности, был потерян, но вновь найден
Тот ребенок, которого она не знала,
Однако она, божественная и богатая одновременно,
Поднимается из огня молодых семян,
Чтобы потешиться над очевидностью того, что является жизнью,
Перед ненасытностью Бога мертвых.
И сострадание Церере, не насмешка,
Встреча на перекрестках глубокой ночью, -
Призывные крики на перекрестках слов, по-прежнему без ответа,
Слово такое же неясное, но которое позволило бы
Наконец полюбить Цереру, которая ищет и страдает.

Перевод с французского
© 2001, Yves Bonnefoy
Les planches courbes
Mercure de France, Paris, 2001

В океане потерянных

мнений,

безмолвных взлётов,

падений, несбывшихся

надежд и

опошленных нравов,

среди умирающих

взглядов мертвых

дельфинов вспыхла

стенография холодных

глетчеров чувств.

всё эфемерно

в океане этом

потерянных мнений.

(port-royal)