обратный отсчёт

Она не спит ночами, забывается в сетях интернета. Просыпается с первыми лучами солнца, с сигаретой в руке ожидая рассвета. Гуляет ночами, по блогам, страницам. И в эту бессонную ночь ей не спиться. Она выпивает, не то чтобы часто. Она много курит - плевать, что опасно. Она не трезва от своих мыслей. Она не всегда всё сможет осмыслить. Она влюблена, влюблена безнадёжно. Она верит в сказки - а верить так сложно. Она выдирает страницы из разных журналов и смотрит на мир глазами омаров. Она видит небо, облако, тучи. Солнце и горы, людей. Она просыпается, смотрит окно. Она видит солнце - оно влюблено. Она его любит, а он её нет. Она ему верит, оно ей в ответ. Она его ищет, а он не нашёл. Она его любит, ему хорошо.

В подъезде пахнет ацитоном

На улице зона,

И ты не знаешь, что в районе

Давно накрыло снегом всё.

Ты стоя сигареты куришь,

Завариваешь, дуешь

Идёшь домой, а там на зоне

В нашем районе раскидывают дерьмо.

И ты плетёшь на улицу, время сутулица

И ветер проберёт до костей.

А мама дома под крышей, и ничего не слышит

Как ты на лестничной клетке ожидаешь гостей.

Они зайдут понарошку, и мы покурим немножко

Они пойдут по делам.

А ты всё так же худая, за сто семьдесят, знаешь

Не измениться нам.

Мы будем так же прохладны, друг другу тонны отравы

Мы будем в сердце пускать.

Весно крадётся как кошка, я приоткрою окошко

В котором, сука, разбито стекло.

Я не жалею об этом

И не найду в метсе этом свой отрады и дом

Что потихоньку пустует

А я втыкаю впустую в твоё тупое лицо.

Мы помолчим сколько надо,

Ты отравил меня ядом

Что так прекрасен порой.

Ты подарил мне те крылья, что до сих пор не остыли

Что до сих пор меня носят на небе одном

С тобой мы вместе летаем, одной волной напрявляемы

И ты прижмёшься спокойно

Ну а потом

Мы помолчим немного, подумаем "ради Бога

не говори мне о том"

Что ты поверить не можешь, что просто так вот можно

Остаться здесь вдвоём.

И мы подумаем вместе о том, что нам интересно и поплетёмся домой.

Тишина, ветер, взгляды, пепел, сигареты, мысли, руки, искры.

Тишина, молчание, ресницы, влечение.

Взгляд, рука, объятия, ласки.

Шёпот, радость, крики, маски.

Глупость, трезвость, точность, мысли.

Время, люди, транспорт, искры.

Губы, шёпот, ветер, дружба.

Больше, Грусть, объятия - нужен.

Взгляды, резкость, искры, пепел.

Сигарета, жосткость, вера.

Бег, отчаяние, сердце, стуки.

Ласки, радость, крики, муки.

Маски, память, листья, шёпот.

Пальцы, руки, взгляды, робость.

Слякоть, холод, ветер, дружба..

Ты и я - я знаю, нужен.

Она остановилась и посмотрела в сторону. Он поднял глаза.

— В чём дело?

— Всё отлично, дорогой.

— Что - то не так?

— Я же сказала, всё хорошо!

Её глаза наполнились солёными глазами, она опустила их вниз и тихо прошептала "Пойдём домой". Когда огни дошли до дома, он поцеловал её, и пошёл в свою сторноу. А она так и осталась стоять у закрытой двери.

Это случилось в старшей школе, когда ещё цвела сакура и пели птицы. была весна, а она только перешла в ту школу. Они сидели на ковре из зелёной, молодой травы. Смеялись и болтали. Она до сих пор помнит то дерево, под которым они всё время обедали.

В один прекрасный день они валялись на зелёной траве, и что - то вдруг раскололось внутри. Он смотрел на неё сверху, приближаясь с каждой секундой всё ближе… Это был её первый поцелуй. Это было её первое лето. Лето в новом городе. Она чувствовала, как её тело наполняется жаром, то ли от погоды, то ли от волнения. Он прижал её крепче, она не оттолкнула его. Они целовались медленно и глубоко. Это был долгий и страстный поцелуй. Когда он отпустил её, она почувствовала, как резинка с её волос, сползла, и её шелковистые волосы переливались на солнечном свету под его правой рукой. Он смотрел на неё. Она на него. Оба ждали чего - то. Это было жаркое лето: он, она, квартира и никого больше. Он подошёл к ней, провёл рукой по волосам. "Не бойся" - шепнул ей на ухо. Она перестала. Она доверилась ему. Он аккуратно поцеловал её губы, сжимая каждый миллиметр её кожи своими прикосновениями. Она дрожала. Но не от страха. Он положил её на кровать. Обнял. Одежды на ней уже не было - только нижнее бельё. На нём лишь потрёпаные джинсы. Они целовались. Он прижал её к себе. Ещё миг и она будет другой. Боль, приятная боль пробегала по всему телу, расковывая движения рук, ног, тела. Губы двигались в такт телам. Хаотичные движения. Она кричала.

Стояла пряная, морозная осень. Она стояла около своего дома, в который недавно вернулась. Она стояла прижавшись к калитке головой и тихо плакала. Она вспоминала то жаркое лето, те сладкие губы, солёные слёзы. Ту первую боль. Те первые стоны. Она вспоминала всё это и плакала.

— почему ты плачешь, глупая..?

— я же сказала…

Но сзади неё стоял другой. Там стоял ОН. Он смотрел на неё с улыбкой, подходя всё ближе. Она как - будто вновь почувствовала себя той школьницей, невинной девочкой, безнадёжно влюблённой в старшеклассника. Он подошёл и его холодные губы коснулись её солёных. Она закрыла глаза: всё, лето, квартира, одежда, газон, улыбки.. Всё пролетало мимо и исчезало. как сон. Как титры. Он отпустил её руку.

— Я скучал.

— Я тоже.

— Что будем делать?

— Не знаю. Мой муж будет здесь через три часа.

— Так может тогда..

— Нет.

он засмеялся и посмотрел на неё светлыми, чистыми глазами:

— А ты всё такая же неприветливая к гостям. Я же просто хотел зайти на чашечку зелёного чая. Ведь только твой чай грел меня тогда долгими зимними вечерами. Ну, если не сейчас, тогда, пока!

Он повернулся и махнул рукой, улыбаясь, ушёл.

А она осталась стоять у калитки, с закрытым замком. Будто не желая входить и вносить прошлое в свою обыденность.

—На чашечку зелёного чая..

Только человек может испытывать такие чувства. Когда будете читать - представьте: метро, суматоха. Горло режет. Хочешь кричать. Хочешь плакать. Слёзы подступают к горлу, мешают ровно дышать. Выйдя на остановке. Выйдя на станции. Теряешь мысли. Отвратно смотреть на людей. Всё весёлое сменила грусть. Чёрная, вязкая тварь, распространяющаяся по тебе со страшной скоростью! А сколько было внутри, а сколько хотелось сказать! Сделать. Позабыть. Нужно. Что делать? Бросать и лететь? Учиться летать? Крыльев нет, чтобы улететь. Все люди серые на вид, крысы, сидят и смотрят на тебя, на твои стеклянные глаза. Улыбки, горе, сопереживания. В пизду. Я не понимаю, что происходит. Теряю коорденацию. Волнение. Ноги подкашиваются. От меня пахнет духами. Близость. Так мило. Опять закрываю глаза. Следующая станция. Метрополитен, сука, заебал! Голос, касания, руки, улыбки, смех - всё перед глазами. Немое кино под музыку в плеере. Слёзы. Они пытаются вырваться наружу. Вылетаю из вагона. Домой. Какие то пендовки в розовых уггах. Сдохни, тварь! Плохо. На душе плохо. От недасказанного в тот день. Галимо. Сдохни сука! Ненавижу воспоминания. Забудем. Оставим. И сейчас только комом в горле слёзы.

Это было прошлой осенью, когда свежий снег хрустел под ногами как пережареный попкорн. Мы как обычно хотели было пойти в кино, но тут ты вдруг резко дёрнул меня за руку и потащил в гаражи. Это было так неожиданно, что мои хрупкие, маленькие запястья чуть было не сломались под напором твоей почти слоновой кости. Ты тащил меня поглащая, жадно впиваясь ногтями в мою хилую руку. Я даже не стала кричать - а что толку? Разве, кто - нибудь обернётся? Притащив меня за гараж, ты остепенился. Посмотрев по сторнам повернулся ко мне. Ты был похож на льва, который только что схватил свою добычу, выслеживаемую днями и ночами, и вот сейчас ты её сожрёшь с ярым удовольствием. Чтобы не видеть твой звериный взгляд, я просто закрыла глаза, в надежде на то, что это мне поможет. Но прошло пять минут, а одежда всё ещё была на мне. Ты даже не нагнул меня, не зажал мне рот кляпом и не стал орать как сумасшедший. Ты просто стоял с наглой ухмылкой. Он будто бы глазами раздевал меня, не оставляя на мне ничего, что могло бы скрывать мою наготу. Я отступила на шаг назад. Он снова вонзился в мою руку и что было сил притянул меня к себе. "Боишься?" - с улыбкой на лице прошептал он мне. "Не боюсь" - тихо ответила я. "Отдашься мне?" - спросил он с менее увереным лицом. "Плевать" - промолвила я. А ведь действительно- было уже плевать. Ведь на дворе ноябрь, мы в гаражах, в которые даже их владельцы заходят редко, людей вокруг нет, бежать глупо. Он отошёл от меня и странно посмотрел. "Ты что, шлюха? Ты готова мне отдаться за просто так?" - на меня посыпались ещё более глупые вопросы, чем вся эта ситуация. "Нет. Я не шлюха. Мне просто не страшно. Бери. Что хочешь" - я закрыла глаза.

Через десять минут мы уже сидели в кино и аппетитно хрустели попкорном. Больше он никогда не водил меня туда. И мы больше никогда не виделись. Потому что, наверное, плохие девочки сейчас не в моде. Он наверное, подумал, что если я дала бы ему, то и другому тоже дала бы. Глупый. А я ведь его любила. Он просто не знает, что такое терять девственность. Через год я сидела в этом зале уже с другим. И увидела его. Я подошла к нему, мы обнялись. Будто ничего и не было. Теперь мы лучшие друзья, иногда видимся, иногда созваниваемся. И только ноябрьский хрустящий снег помнит, как какой - то парень занирмался сексом с какой то девушкой под огромным клёном, под которым вчера насрала собака, а позавчера там похоронили хомячка.

Когда я попала в психиатрическую клинику в пятнадцать лет, я не думала, что это так страшно. Нет, я конечно думала об этом, но не думала, что настолько. Пальцы немели после утренних транков, сознание терялось и оставалось лишь ждать ужина. Медсестра приносила мне с утра вместо положенного завтрака лекарства, и говорила, что всё будет хорошо. Слабо верилось в это. Когда попадаешь в подобного рода завидение, кажется, будто дни утрачивают краски и становятся однообразными - завтрак, лекарства, прогулка, безделье в комнате для отдыха, обед, прогулка и так до ужина. А потом и до рассвета ты спишь и видешь себя со стороны. Перекрываются уши, не слышишь звуков. Часто я пряталась ото всех за кроватью, под одеялом, в надежде на то, что меня никто не видит. Это утешало меня. Но когда меня находили я начинала истерики. Мозги как - будто отходили от меня и говорили "давай, деточка, жги". И я жгла. Один раз я подожгла книгу, которую мне принесли. Не ту которую я хотела. После этого меня посадили в душилку. такая маленькая комната с монотонными мягкими стенами. Я билась о них головой и просила выпустить. Мама плакала по ту сторну и просила тоже самое. Да, страшное и странное место эта психушка - со сторны посмотреть, в корридорах ночью мёртвая тишина. Я гуляла по ним, под присмотром надзератиля, я чувствовала себя животны, загнанным в клетку по обстоятельствам. Ваккум который меня окружал всё более начинал походить на клетку - и мне становилось страшно. Я кричала по ночам, билась о прутья кроватей соседей, бегала по комнате. И снова успокоительное - и снова продолжительный сон. Окачиневшая, порой, от холода мыслей я пыталась сбежать -но решётки на окнах не давали сделать это. А потом я вышла оттуда. И уже не было страшно. И уже не было душно. И душилка не пугала меня своими белыми, мягкими стенами.

От снов, ночных путешевствий. Просто взять за руку его, который спит рядом. Просто аккуратно натянуть на него одеяло повыше и поцеловать. Просто налить стакан сока и выпить его по глоткам, жадно наслаждаясь каждым из них. Просто посмотрев на окно через жалюзи увидеть пробивающиеся лучи утреннего, тёплого солнца. Погладить кота, что запрыгнул к нам на кровать. Увидеть его сонное лицо, обнять и поцеловать ещё много тысяч раз. Почувствовать его сильные руки на своей спине. Заняться утренним сексом и проснуться - что может быть лучше, чем такое утро?

Хэзер молча выкинула в мусорку остатки прошлой жизни, что так порой грели её душу. Его пригласительные в клубы, его ручки на память, его записки и письма - всё это кануло в небытие. Вместе с ними и чувство ответственности, чувство вины, чувство боли и печали, разрывавшие душу на тысячи мелких кусочков. "Я не смогла сделать это раньше. Пришла пора прощаться с прошлыми воспоминаниями" - сказала она самой себе вслух.

Раздался телефонный звонок. Из-за напряжения, повисшего в квартире, всвязи с удалением памяти, она подскочила и резко бросилась к телефону. Потом вспомнила, что это может быть он. Кинув злостный взгляд на ненавистный разнозчик информации, Хэзер помянула свою матушку, которая игнорировала отца на протяжении десяти лет, страдая от этого. Она поняла, что так дальше жить нельзя. Она быстро подошла к телефону и сняла трубку.

— "Привет" - неловко отозвалось в трубке.

— "Здравствуй." - настойчиво сказала она.

— "Как дела?" - спросил он тихо.

— "Отлично. Только что выбросила всё то, что так долго напоминало о тебе." - с чувством гордости произнесла Хэзер, и в её глазах зажёгся огонь.

На другом конце трубки повисло неловкое молчание. Она понимала, что вот сейчас она победила в этой игре. Что он сейчас был похож на маленького ребёнка, загнанного в угол большой тёмной комнаты. В его фразах слышалась надежда и отчаяние. Но это ни секунды не смутило её. Она говорила всё настойчевие.

—" Может…Хэз, может простишь меня?" - вымолвил он едва сдерживая свой напористый характер. "Простишь и мы всё вернём, давай?" - пытался промямлить он.

Хэзер посмотрела за окно, на наступающую, весеннюю погоду. На огни ночного города, что так манил её все эти годы.

"Знаешь, что мы вернём? Бесконечную болтавню о том, что даьше бдет проще? Беконечные оправдания твоих измен, толкования твоих поступков, звонков друзьям, грязную посуду, неубранную комнату. Пиво и футбол? Твои возвращеня в три часа ночи, мои скандалы, слёзы, истерики, переживания? Никогда. Я ещё слишком молода, чтобы умирать вот так вот.Прощай".

Сказав это, она повесила трубку, чтобы не слышать очередных слов о нескончаемой любви, не думать о вчерашнем дне, собрать вещи и пойти гулять с подругами. Она забыла что такое грусть и ненависть. Горе и отчаяние. Она забыла прошлое, выкинув вё сарьё на помойку. она забыла его, даже его телефонный номер, что помнила наизусть с первого знакомства. Она забыла всё - даже любовь.

Просто задуматься на секунду, о чём мне никогда нельзя было бы писать, подумала Хэлен сжимая в руке любимую ручку. Просто на мгновение забыть о том, что можно, а что нельзя и думать только о нужном. Хоть бы на миг. Бумага скрипела под напором стержня, в квартире царило безмолвие и она вышла на финишную прямую: "Мне всегда нельзя было любить тебя".

Выйдя на остановку она втянула носом свежий воздух. Он был наполнен сигаретным дымом, выхлапными газами и алкоголем. "Странно" - подумала она. Ведь это всего лишь город. А ведь в нём так много всего, что не уместилось бы даже на целом континенте. Подъехал автобус, она неспеша прошла на второй этаж и села рядом с окном, наблюдая за тем, как медленно плывут облака на небе и как быстро люди шагают по дороге. "Глупые, куда спешить? Вот облака - летя себе и летят. Их всё равно ветер подгоняет. У нас ведь ещё вся жизнь впереди" - усмехнулась она. Проехав пару кварталов, она вышла и пошла к северному парку. Идя по дороге, она вспоминала тот день, когда всё это произошло.

Пару месяцев назад, он, такой надменный и самоувереный ворвался в мою жизнь. Он не оставил мне даже право выбора - так сильно билось моё сердце, когда он писал мне. Мне было чертовски приятно понимать, что он любит, ценит. И было плевать на то, что говорят другие - ведь это всего лишь интернет. Закурив сигарету, я вспомнила, как гворил мне о любви, о прекрасных моментах в жизни, когда в ней появилась я. Как звонил мне пару раз и как доолго, всю ночь напролёт мы говорили всё об одном и том же. Сколько непрочитанных книг о лбюбви хранит в себе мировая история ICQ? Он из Бостона, я из Лондона. Между нами километры, но даже сковь них я чувствую, что это не игра. Будь всё немного по - другому - не будь я женой известного панк - рокера, который снесёт любому, кто подойдёт ко мне попросить зажигалку голову, не будь я послушной и верной ему, я бы, наверное, сорвалась и приехала к нему, положила свою руку в его и ушла бы так же незаметно, как и появилась. Если бы я просто не боялась перемен. Но я же боюсь их…

Окурок тихо догорал на земле, с которой едва заметно сходил последний зимний покров. Белый снег был забит собачьим дерьмом, окурками, фпнтиками и обёртками. Газетными вырезками и порой, даже, остатками еды. Я закурила вторую, присела на лавочку.

В тот день, я, ничего не гворя просто не отвечала на звонки, смс и остальную чушь, ломившеюся ко мне на телефон с его номера. "Поверь, мы никогда не сможем быть счастливы вместе." - писала я. Может и не думала так, но писала. Я ведь, писательница. И это не состовляет мне труда - написать не о том, о чём думаю, а о выдуманных чувтсвах, что растают на рассвете с первыми лучами солнца. Шли дни, а я всё писала свои мемуары. Прочитав их, я ясно запомнила лишь одну фразу - "давай не будем о любви…поговорим о яблоках?" и рассмеялась. Ведь так это смешно - любить и быть любимой. Ведь так это смешно, понимать, что расстояние между нами не две комнаты, не подъездная дверь, ни сломанное окно, а вечность. Ведь я - жена известного панк - рокера, а ты простой наркоман из Бостона.

Ты идеален, подумала я, сжимая трубку в руке. Звонишь уже третий или четвёртый раз, но из - за своих мыслей взять трубку невозможно. Слёзы капают на дисплей, на нём растворяется лишь номер. В глазах темно, всё заволокла пелена слёз. Зачем мы так мучаем друг друга если мы не будем вместе? - подумала я. А я всегда думала, что всё легко. Оказывается, не всё так легко.

Всё что крутится в голове, единственная фраза сейчас "прости меня."

Чтобы не случилось - прости меня.

И всё, как будто дымка рассеялось, и я увидела отца. Он стоял надо мной и что - то громко кричал. Мне было холодно и страшно, я не могла понять, что же произошло? Откуда все эти люди? Что происходит? Почему меня поднимают? Я хочу быть здесь, раз я лежу тут. Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я так устала..

Пройдя пару метров я увидела, как он помахал мне рукой. Его голубые глаза не казались мне столь холодными, а его руки не казались мне столь грубыми, когда я снова его увидела. Я подошла и поздаровалась. "Пойдём ко мне, я переоденусь. Я с интитута ехал, не успел. Заодно чаю выпьем, холодно ведь, осень. Не так ли?" - произнёс он. Я согласилась, поскольку это моя работа - желание клиента для меня закон. Я - фотограф, делаю снимки на заказ. И меня совершенно не интересовало, что он хочет. По крайней мере, тогда. Надо значит надо.

Месячные кончились неделю назад. Когда они начинаются, боль дикая и я не могу передвигаться в первый день. Всё сводит и ноги отказываются работать. С утра 24 ноября я проснулась, будто на иголках. Мне приснился кошмар и я хотела побыстрее встать и умыться, чтобы смыть эти мысли. Побежала в туалет невзирая на боль. Спустя неделю они снова начались. Что за… Переборола боль - заказ есть заказ. Оделась, умылась. Не завтракаю. Чашка чая, сигарета. Остаться на ночь предпочла у подруги. Поехала к ней, завезла вещи и сказала, что приеду часам к десяти вечера. Она с опаской посмотрела на фотоаппарат, и попросила быть меня аккуратнее. Вечером этого дня я не приехапла к ней.

Мы сели за стол, он разогрел чайник. Он смотрел на меня из под лобья, но меня ничего не интересовало - я хотела быстрее пофотографировать и ехать к подруге. Я смотрела за окно, видела там детей с их матерями, видела несносных подростков, рисующих на цтп, видела собак и кошек, машины и бабушек, громко говоря в след очередной дамочке, что так в наше время не ходят. Видела и облака, медленно плывущие на юг - как птицы, будто чувствуя, что становится холодно они пытались побыстрее убраться. Вороны летали и каркали. А мне было по - барабану. Я сидела и ждала горячего чая. "Держи" - сказал мне он и поставил чашку на стол. Выпей, а я пока что переоденусь. Расстёгивая ремень, он как - то странно на меня посмотрел. Я не испугалась, но взгляд был неприятный, не такой, как на улице. Его глаза казались мне холодными и коварными. Я глотнула. Чай как чай. Зря боялась. Освещение наверное, не то. Три глотка и мне стало не по себе. Голова закружилась. Началась тошнота. Живот стал боеть меньше. "Наверное, это из за перемены температуры - с холода в тепло" - подумала я. Но… я же ничего не пила. А может он мне алкоголя налил? Я начала панически искать телефон, чтобы позвонить подруге и сказать, что мне страшно, но не успела. Телефон выпал у меня из рук и я со стуком и громким треском упала лицом прямо на стол.

Я очнулась дома, в обществе неприятных мне так людей - врачи. Они смотрели на меня странно, с сожалением, что - ли. "Как ты себя чувствуешь?" - спросил высокий. "Нормально…А..Где я?" - ответила я, борясь со страшной головной болью. "Ты дома, всё хорошо, милая" - услышала я знакомы до боли голос. Мама сидела рядом и лишь гладила меня по руке. Она была вся в слезах, папа бегал по комнате туда - сюда крича на кого - то в трубку и что - то говорил про адреса. Подруга стояла тихо, в углу, плача, побледнев. Я не пгнимала, что произошло. "Мама, дай мне джинсы, я пойду покурю" - сказала я. "Хорошо" - мама побежала в другую комнату и прнесла мне синие, потрёпанные джинсы. "Мам, я в них даже на лестницу не пойду" - пыталась пошутить я. "Где мои серые джинсы?" - снова попытала счастье. Мама вдруг в слезах сама убежала курить. Папа начал кричать ещё громче, и бросился успокаивать мать. "Ты помнишь, что вчера произошло?" - спросил один из врачей. "помню, что шла фотографировать. А потом… Может приехала домой и уснула?" - попыталась угадать я. "Нет, дорогая, тебя изнасиловали. Двадцать четвёртого ты должна была поехать к своей подруге, но к обещенному сроку ты не приехала, телефон твой не отвечал. С утра все бросились тебя искать, поскольку твоя подруга из солидарности решила тебя "прикрыть" и сказать твоей матери, что ты уже давно приехала и легла спать. С утра было уже не чем прикрыть. Тебя нашли на автобусной остановке, в семь часов утра, в шортах и майке. Ты была без сознания. Тебе ввели снотворное, в большой дозе и по - этому ты очнуолась лишь сегодня" - сказала медсестра. "Какое сегодня число?" - сухо спросила я, смотря в пол. "Двадцать седьмое, дорогая" - ответила она же. Слёзы тихо скользили по моим щекам. Я что, больше не такая? Я изменилась? Что теперь со мной будет?

Через несколько дней меня перенаправили на обследования к гинекологам, неврологам, невропатологам, психологам, психиаторам. Я боялась людей и не могла ходить в школу. Жизнь изменилась и не собиралась катиться вперёд. Она замёрзла, как те глаза, что в секунду поменялись, но когда я это поняла, было уже поздно.

Десять минут. Забудешь? А вспомнишь ли ты, как вчера хотел согреть мои руки, согреть меня? Вспомнишь ли ты те три слова, что вылетели так незаметно, пронзая в самое сердце, рассыпаясь там на миллионы осколков, которые, каждый из них вонзился в лёгкие, перекрыв кислород на долю секудны? Вопросы, ответы.. Ты помнишь? Десять минут для тебя так много? Они так мало значат для тебя? Ты даже не представляешь, что могло произойти за эти десять минут между нами! Какя искра пролетела бы и впилась бы в глаза обоим. Какие чувства переполняли бы? Мы бы смотрели друг на друга сначала, не зная, что нам сказать. Полойдя я бы не стерпела, и поцелуй перенёс бы нас туда, где не было бы никого на свете. Только мы. Только нас двое.

Когда люди спросят меня, потом, как много времени нужно, чтобы погасить чувства, загубить надежду, задушить ревность и начать жить по - другому? Я отвечу им, нужно всего лишь десять минут.

Первая минута была бы мучительна. Ты думаешь лишь о том, что вот и может быть секунда этой минуты изменит всё для тебя.

На второй минуте ты перестаёшь ровно дышать и думаешь о том, что могло бы быть, окажись ты рядом, подойди ты ко мне.

Третья минута показалась бы яростной, потому что ты при всём своём желании сдерживать себя не смог бы этого сделать и написал бы в ответ на искреннее чувства такое, о чём будешь потом жалеть на седьмой минуте.

Четвёртая минута - минута радости. Радости тому, что не зашло дальше.

Пятая минута - всего лишь пятая, потому что все мысли теряются в пустоте твоего сознания.

Шестая минута - минута желания. Желания взять тебя прямо здесь, не думая ни о чём другом на свете.

Седьмая минута - минута сожаления. Минута приносящая чувство вины.

Восьмая минута - минута, когда ты пишешь "всё".

Девятая минута - минута отчаяния - ведь, ещё минута и ничего не останется.

А десятая минута…минута, в которую ты написал "прости" и просто ушёл. Ушёл с комом в горле от недосказанных слов. С диким желанием и планами на недалёкое будующее.

Подели эти десять минут на два и отними ещё две. И ты получишь три слова, что навсегда засели у нас в голове. Ты прокручивал их все десять минут. А я прокручивала их почти три месяца.

Вернуться в пустую квартиру родителей - один из самых больших страхов в моей голове. Не почувствовать их присутствия рядом, их тёплых рук и нежных поцелуев на ночь. Мамины слёзы всегда говорили о разлуке, а дедушкины напутствия всегда о том, что идя на работу я рисковала собой.

Сейчас я одна с маленьким на руках, и в этой безмолвной тишине. Я слышу лишь хлюпанья маленькой носопырки из - за того, что малышу скучно. А я весь день работаю. Это так тяжело… Устала.

Сложно томиться в одиночестве, когда вокруг такая масса приключений: новые люди, новые места, новые знакомства. Но всё же, многие, думают иначе. К примеру я. Моё внутреннее я очень часто чувствует себя одиноким даже находясь в огромном количестве людей. Чувствовало. Потом, когда случались неоднократные нервные и психические неустойчивости. оно умирало. Много раз я чувствовала, будто вот сейчас и я умру. Это было ужасно. Все мысли лезут в голову и режут её, будто пытаясь удержаться в моей голове. Но в те моменты не хотелось думать. Хотелось просто уйти. От всего. От проблем, от мыслей, от головных болей.

Тогда мне было всего пятнадцать, но я уже считалась за душевнобольную девочку, которую лечили в психиатрической клинике. Тогда это звучало угрожающе для меня. Я не понимала, из - за чего я попала туда и что мне грозило - остаться навеки в этих тесных стенах безразличия, быть накаченной транками и походить на монотонного зомби, равнодушного ко всему, или же выйти оттуда с гордо поднятой вверх головой и сказать всем, что я плевала на их общее мнение. Тогда этот выбор, для маленького ребёнка казался совершенно сложным. И тогда я ещё не понимала, что вскоре всё будет совершенно по - другому. В те дни я вновь переживала глубокую депрессию и не думала, что буду говорить с теми людьми что каждый день приходят ко мне в палату и втюхивают мне еду. Я редко видела мать, ну или просто хотела видеть ей ребко, чаще закапываясь в себя и не смотря на неё, когда она меня навещала. Та жизнь осталась в прошлом, но в том прошлом, что часто мучало меня. Были кошмары по ночам. Были призраки умерших людей, которых я никогда не знала, которые выговаривались мне за ночь и уходили на тот свет с чистой душой после исповеди. Я же жила дальше, понимая, что я даже за десять часов сна не высыпаюсь ни черта. Все говорили, что я сумасшедшая. Все. Но одна мать верила, что я поправлюсь.

Однажды, ко мне пришла женщина среднего возраста, одетая в тёмную блузку и светлые джинсы. Она была полновата и носила смешные очки. Это была бывшая одноклассница моего дяди, которую попросили со мной поговорить. "Почему именно её?" - думала тогда я. Как позже оказалось, женщина была экстрасенсом, и могла помочь мне в моих проблемах, пройдя в здание под видом дальней родственницы. Она разговаривала со мной, и знала обо мне почти всё. Именно по - этому испуганная девочка прятала от неё свои глаза - чтобы она не забралась мне глубоко в душу. В конце разговора, она мягко погладила меня по руке и ушла.

Шли годы. Мне было уже семнадцать и я навеки избавилась от клейма психиатрической больницы. И лишь мой пропуск в их здание напоминал о тех детских ужасах. мама никогда не говорила мне, что сказала ей та женщина, но в мой семнадцатый день рождения она сказала.

"Ваша дочь наделена способностью входить в тонкий контакт с людьми и обращать их проблемы им на благо, лечить их душой. У неё нет языковых барьеров, она прекрасно справляется с этим, с помощью фотоаппарата. Она делает снимки, разговаривает с людьми, раскрывает их сущность. И они верят ей. Потому что у неё бескрайне добрые глаза. Она будет общаться с ними и помогать им. Но цена за её дар была видна вам в её поведение - её мучили ночные кошмары. Она не могла есть и пить. Это будет продолжаться в те периоды, когда её очередное внутреннее "я" будет умирать и перерождаться снова. Это та девушка, которая может развиваться сама в себе, переживая некие "всплески негатива", что она как губка впитывает, забирая его у других людей и даря им спокойствие."

После этого у меня не осталось сомнения, что я всё - же не бесполезна и могу делать то, что под силу пока что из моих друзей из знакомых только мне - я могу проводить так называемую "фототерапию", помогая при этом моим сверстникам и чуть младше меня ребятам перевоплащаться в их героев, или же, становиться теми. кем они давно хотели стать. Я люблю это делать. Я люблю красить девушек и аккуратно причесав их фотографировать и разговаривать. Наверное в этом я преуспею больше всего и когда - нибудь, смогу сделать это так, что все эти люди будут счастливыми.