Не ври. люби.твори

все как всегда
вот только она тебя не любит
хотя и не любила никогда
это то чего тебе хотелось
но не досталось
да и не дастанется уже
только твои фантазии
и какие-то глупые мечты в голове
ты прямо счас живешь
а не в страшном сне
не удасться проснуться
просто отпусти
выдохни
такая штука эта жизнь
обернись
в этой толпе людей
есть кто-то кроме тупых блядей
есть кто-то кому ты действительно нужен
просто начни снова пробовать
выключи режим "работа-кровать "
я думаю все дожно наладиться

не держи обид
ты ведь не убит
значит станешь сильнее
время ведь лечит
а богу виднее
выдохни
просто выдохни
выдыхай абсолютно все
все чувства
все что накопилось
что б уж теперь то точно все забылось
смирись
выкинь те два билета в кино
знаю было здорово но
ей то всеравно
да и от этого не легче
не грузись
такая жизнь такая судьба
ты просто слишком рано повзрослел
соскочил с вагона поезда с табличкой "Детство "
и от этого уже никуда не деться
знаешь, сегодня я понял
как отличить взрослого от ребёнка
у взрослых лица грустные…

Если я говорю "я люблю тебя", не нужно этих глупых вопросов типа "ты пьян?". Само собой разумеется, что я в говно.

От спокойного размышления толку гораздо больше, чем от порывов отчаяния.

Общение с людьми совращает к самоанализу.

— Человеку необходимо состояние влюбленности в кого-нибудь или
во что-нибудь. Всегда. Всю дорогу. Иначе не интересно жить.

— И тебе не важно, как я к тебе отношусь?

— Нет, это не меняет дела. Была бы только эта самая пружина внутри.

…Странная вещь время, удивительная штука…Когда ты молодой, у тебя полно времени, разбрасываешься им налево и направо…Пару лет туда, пару лет сюда…А потом становишься старше, и вдруг "Господи, сколько мне осталось? Тридцать пять зим?"… Только подумай…тридцать пять зим….

И время убъёт голодающих, нищих и слишком добрых
Останутся лишь суки и бляди

задеть за мертвое

дама рано выросла

если рвется под кожей зверь - значит все для него теперь

Знаете, почему большинство из тех, кто пережил геноцид, становятся вегетарианцами? Потому что они знают, что это такое, когда с тобой обращаются как с животным.

Думаешь, проституткам нравится заниматься сексом в нерабочее время?

Большинство треков со смехом на телевидении было записано в начале пятидесятых. То есть, почти все люди, смех которых ты слышишь, сейчас мертвы.

Внизу кто-то поет. То даже не поет, а выкрикивает слова песни. Все эти люди, которым необходимо, чтобы у них постоянно орал телевизор. Или радио, или проигрыватель. Все это люди, которых пугает тишина. Это мои соседи. Звуко-голики. Тишина-фобы.

Мы — цивилизация мальчиков-шутников. Мы кричим, что на стадо напали волки. А волков нет и в помине. Это драма-голики. Это покое-фобы.

Никто не хочет признать, что мы подсели на музыку, как на наркотик. Так не бывает. Никто не подсаживается на музыку, на телевизор и радио. Просто нам нужно больше: больше каналов, шире экран, громче звук. Мы не можем без музыки и телевизора, но нет – никто на них не подсел.

Каждое поколение хочет быть последним. Каждое поколение ненавидит новое направление в музыке, которую не понимает. Нас бесит и злит, когда наша культура сдает позиции, уступая место чему-то другому. Нас бесит и злит, когда наша любимая музыка играет в лифтах. Когда баллада нашей революции превращается в музыкальную заставку для телерекламы. Когда мы вдруг понимаем, что наш стиль одежды и наши прически уже стали ретро.

Мазохист провоцирует садиста. Даже самый пассивный человек – на самом деле агрессор. Мы все убийцы.Чтобы жить, мы убиваем растения и животных – а иногда и людей.

Мне нужно сделать что-то такое, чего я больше всего боюсь.

Если ты хочешь владеть собой, сначала следует разобраться со своими внутренними проблемами

Вот он-путь одиночки.
Ты им душу в клочки,
а они тебе с разбегу по почкам
и молчанием вечным-точки.

Ты им-себя наизнанку,
рвешь перепонки,
выходишь за рамки,
а у них за душой только танки

и приказ отвернуться спиной.
Ты им-вечный бой,

кидаешься грудью на пули
пытаешься так, чтобы их не задело
а пули свистели
с их стороны.
Ты им все страны,
что есть у тебя внутри,
а они на рваной ране
мнут грязные сапоги,
посыпая солью,
чтобы растаял лед.
Как это, умирать, зная
что тебя там никто не ждет?

Пелымский.