чьятость.

представляешь, он мне говорит, и я вся немею.

говорит, смысла нет, как просвета в тоннеле дней.

говорит, а я плачу, и только смею

утирать слезы прочих дрожащей рукой своей.

представляешь, он мне говорит, что я зря стараюсь

и что этот гранит неподвижен сто лет лежит

я сжигаю до пепла в отчаянии белый парус

но маяк в моем сердце не гаснет, и он горит.

и сквозь тысячи волн, шторм и бурю, пургу и вьюгу

сквозь нелепые фразы, насмешки, жестокость, боль

я всегда к нему шла, и буду идти, покуда,

в этом море есть воды, и в водах есть веры соль.

и пока он кивает, склонившись в нелепой позе,

испытанию подобно чертя свой заядлый круг

я пишу письма к Богу. в мыслях, стихах и прозе

устремляя наверх взгляд надежды, ища в ней путь.

если все же он выбьет мне кости свинцовым клином

раздробит черствой желчью мне душу, сломав хребет

пусть меня смоет морем - но я сама не выйду

не найду в этой жизни заветный пока ответ.

потому что никто не имеет права решать, что стоит

чья-та жизнь, пока он не прожил свою.

а когда мы умрем, то увидим все поле боя:

ставки были какими, крупье кто, что на кону.

но покуда мы живы, и кровь в наших венах бьется

пусть ничто никогда твоих не опустит рук.

пусть несносно порою, но боль вся, поверь, вернется

тем кто боль причиняет. так Бог замыкает круг.

где искать теперь берег и как обреченность смыслом наполнить

он меня целует в шею и ждет наверное какой-то реакции, а я сижу и вспоминаю как ты "целовал туда, куда нельзя" и думаю как бы не расплакаться.

посмотрела список друзей, сказать некому. я близка к самоубийству

Я не могу спать. Я ложусь и погружаюсь в свой страх и нежелание жить дальше. Поэтому я довожу себя до изнеможения, пока не провалюсь в беспокойную дремоту.

я так соскучилась, я хочу видеть твое лицо, заглядывать в твои глаза, хочу слышать твой голос, хочу сидеть у тебя на коленях и чувствовать как ты ко мне прикасаешься, хочу держать тебя за руку. я хочу чтобы ты снова поцеловал меня и сказал "я скучал". я хочу просто наблюдать за тобой и слушать, как ты что-то рассказываешь. я мечтаю быть нужной тебе, мечтаю прикоснуться к твоему сердцу, чего мне никогда не было дано. я бы хотела положить к твоим ногам свое сердце и душу, хотела бы родить тебе сына и встречать тебя с работы вечером. но, боже мой, тебе ничего не нужно. я не хочу говорить банально, но мне так горько. и я больше так не могу. я хочу умереть

и я не знаю где бы мне найти сил. кто бы спас

I love you to the bones.

A она, наверное, милая, и говорит без мата
ты с друзьями, она сидит дома и просто ждёт
и знает она, что ты чья-то больная утрата
ругает себя, не знает, что пропадёт.

A она, наверное, милая. не ревнует тебя напрасно
не ищет друзей себе в выпивке и наркоте
не сидит на диетах, не истерит ужасно,
просто то, что ты так ненавидел во мне.

ты дьявольски хороша и в этом платье, и в терновом венце, когда набираешь: «счастлива, не мешай», заходясь от плача на том конце.

Я могу за другого замуж.
Я могу от другого сына.
Я могу. Я умею. Да уж.
Я могу быть с другим мужчиной.

И любить его очень-очень.
Целовать, называть котенком
Окунаться в чужие ночи
Жить легко и смеяться звонко.

Иногда только сигареты,
В пьяном дыме глаза и губы
Иногда только боль от света
По глазам, пальцы в пальцы грубо.

Иногда только в телефоне
Целый мир вдруг перевернется.
И на этом туманном фоне
Твоим голосом отзовется.

Но уже от другого сына.
И уже за другого замуж.
Пальцы путаются и стынут.
Я могу. Я умею.
Да уж..

"А ты выглядишь потрясающе.
а я, дура, думала - мучился.
поздороваешься, кивнешь понимающе -
мол, ну кто же знал, что всё так получится.
а я буду улыбаться и глупо хранить молчание.
и в упор разглядывать твою новую спутницу.
а моё сердце - сплошное нервное окончание, мысли,
словно в стиральной машине, крутятся.
я шучу натужно, смеюсь фальшиво,
притворюсь, будто рада встрече,
нет, она, конечно, - стройна и красива,
и тебе с ней, конечно, намного легче,
я хриплю, что мои дела абсолютно нормально,
- как я мастерски вру что довольна жизнью!
ты садистски расспрашиваешь обо всём досконально
- и до боли знакомый твой прищур лисий.
мы расстанемся на кассе - изобразим огорченье,
супермаркет не бесконечен почему-то,
и синхронно подумаем -
" Боже, спаси от повторного пересеченья наших персональных маршрутов”

Убивали любовь, убивали в четыре руки, Били с разных сторон, состязаясь в сноровке и силе. Им шептала любовь: "Ах, какие же вы дураки!" Но они ей в ответ за ударом удар наносили. Убивали любовь, и однажды любовь умерла, Ей бы их обмануть, притвориться убитой – и только, Но любовь, как любовь, притворяться и лгать не могла, Да и им поначалу не жаль её было нисколько. Убивали любовь. На поминках его желваки Заходили на скулах, а взгляд её слёзы затмили, И тайком друг от друга всё те же четыре руки Поливают отныне цветы у неё на могиле.

бесполезно звонить и писать, говорить: "смотри, я постриглась короче, надела пиджак и юбку, я похожа на ту, что ты любишь…." но - раз, два, три - шесть гудков. и никто не снимает трубку. бесполезно кричать и сипеть, и шептать навзрыд: "я люблю тебя так же крепко как в феврале, и могла б - никогда не вышла бы из игры…" ведь никто, увы, не станет меня жалеть. шанс дается лишь раз, а потом, хоть проси, хоть нет, хоть клянись, что исправилась, стала умней и лучше - кто-то просто выходит из дома и выключает свет, и здесь нет никого, чтоб слышать меня или слушать