помолчать с собой обо всём.

тихо. замри на ветке. смотри и слушай. холодно станет - крылья сложи вперёд.

люди на улицах мёрзнут и греют уши, мальчик спросонья топчет застывший лёд, девочка в шапочке в школу бежит вприпрыжку - скоро приедет папа на Новый год, ну, а пока - букварь и другие книжки.
дядя усатый чинит водопровод, руки сжимает, чтобы согрелись пальцы. не помогает. пар изо рта так густ. снег на дороге кружится, будто в танце.
девушка плачет в горьком порыве чувств - маму не вылечить. страшно и одиноко. надо идти. дальше идти и все.

тихо. замри. а лучше, прижмись-ка боком.

вот бородатый книги домой несет, сядет под вечер, может, заварит чаю, ручку найдёт в кармане и в свете ламп выведет на листе "я тебя прощаю, я, одинокий, запертый в клетке раб "

нам же не холодно? так вот. весна нескоро. видишь, их много? мы же вдвоём. и что? пусть будет холод Богу немым укором. мы будем жить не сытостью, так мечтой.
мы будем жить. просто замри и слушай. чтобы согреться, воля нужна и сила. видишь людей? мёрзнут тела и души.

холод пришёл.
зима же не уходила.

смутные призраки новых строчек тянут за пальцы, ломают почерк.
месяц лениво качает ангел, звезды нетрезво танцуют танго.
пьешь, как целуешь, - легко и жадно. не обернувшись, уйдешь – и ладно. кто же так любит, скажи на милость? я ворожила, гадала, снилась –
ты отмахнулся от снов и песен, наши качели уравновесил,
серпик поправил на небе пьяный, звезды отпаивал валерьяной.
все просто взял и вернул на место, а мне одной – ни небес, ни блеска.
как без тебя пережить мне холод? светит хрустальным огнем мой город.
к новой зиме не готов, обижен, что в декабре мы не стали ближе.
шанс повстречаться (совсем ничтожен) дразнит, кусает, щекочет кожу.

калейдоскопом летят недели, скоро куранты мой год разделят,
перемешают «потом» и «перед».

может, вернешься?
я буду верить.

в тот город, где я жил,
не приезжай!
там пыль, и грязь, и крошка меловая,
и тянутся, устало дребезжа,
по улицам печальные трамваи.

да, я там спал, работал там и ел,
но это всё - стандарты и рутина.
вот так круговорот привычных дел
становится смертельной паутиной.

стабильный вид из белого окна
способен довести до сумасбродства:
скелеты труб из стекловолокна -
мемориал отходам производства,

тела берез и старых тополей -
достойный гимн слепому постоянству.
здесь каждый третий грустью заболел
и до сих пор не выискал лекарство.

в мою постель закралась пустота,
прорезав душу выверенным бытом,
но скоро я смогу проснуться там,
где монотонность будет мной забыта.

и стянется болезненный порез,
исчезнув, словно буквы на скрижалях.
ведь лишь у тех нет права на болезнь,
кто вовремя отсюда уезжает.

и мне, поверь, ни капельки не жаль:
печать уже проставлена в билете.
в тот город, где я жил,
не приезжай!
поскольку там никто тебя не встретит.

По рукам надсечками занимать года.
Растеряться, и угол — потерян.
К столбу телеграфному подвяжите,
бельм'а,
внимать горю и настью.
— Палите.
— Время.

от меня до тебя
25 км
(ну, примерно,
а может,
больше).
сосчитать —
так близко,
совсем-совсем
(если хочешь,
могу и площадь).

от меня до тебя
25 минут
в предрассветном
пустом вагоне
(килограммы-тонны
железа рельс
снегом утренним
занесённых).

от меня до тебя
чуть быстрей в ночи
по прижатым друг к другу крышам
крохи-городка
на крутой горе,
(если хочешь,
могу и выше
описать): сигнал,
что по проводам
(и по венам) во мрак
был послан,
их сплетённые нити
над тьмой домов,
а над ними —
открытый
космос.

космос,
космос —
сшитая
крепко
ткань,
так блестяща,
плотна,
упруга
в безнадёжности
бесконечности
жизни, прожитой
друг без друга.

столько дней без «ты!»
и ночей без «мы!»
(если хочешь,
могу и ближе),
столько сказанных
мне — другими — слов,
что тебе
никогда не слышать.

миллиметры кожных покровов и
прутья клетки,
в которой бьётся
в пароксизме бешенства и тоски
и у каждого — своё солнце,
в неизмере-
неизречённости,
для которой нет больше слова.

… от меня до тебя
неизбывный путь
в необъятную даль
другого.

она почувствовала неодолимую жажду начать жизнь с ним с самого начала, чтобы сказать ему всё, что осталось невысказанным, заново и хорошо сделать всё, что в их жизни было сделано плохо.

бывает, что нет возможности, времени тоже нет. в конце концов, вырежи на подкорке: тот, кто приедет на час, чтобы сказать "привет" важнее того, кто год выдумывал отговорки.

я ее не узнал.

она повзрослела и бросила пить,
сменила парфюм и купила другую помаду,
она теперь носит пальто, перестала курить,
она излучает лишь счастье и чистую радость.

она была не одна.

её обнимал мужчина.
он держал её руку, целуя в смеющийся рот.
да и я не один теперь, но, погрязший в рутину,
я всё время ждал. Ждал так, как никто не ждёт.

я любил её.

не отдавая в этом отчёт.
я знал её наизусть, посвящал ей стихи,
я ждал, что однажды она передумает и придёт,
но она не пришла.

а я всё ещё помню, как пахли её духи

взял меня тонкую, тусклую.
наполнил теплом внутри.
когда говорю, что я к тебе чувствую–
умножай все слова на три.

и что не делай, с кем не встречайся, а в памяти твоей навсегда останется тот мудак, с которым ты даже не переспала.

интересы: ногти, жопа, уроки макияжа, где купить хуйню со скидкой, как удержать мужика. это ж пиздец.

если он позовет, я просто пойду за ним.
я не буду глупить, задавать "что?", "зачем?", "почему? "
если захочет он, я не буду звонить другим.
если он позовет, я буду верна ему.

если устанет он, я не буду его торопить,
я возьму за руку, молча к нему опущусь.
ведь "понимать" это часть моего "любить",
пусть тяжело будет мне, я на него не сорвусь.

если закончится путь, хоть на краю земли,
я буду с ним, если будет того желать.
мне не понять тех людей, что отпустить смогли,
им было проще забыть, чем за него страдать.

если ему тяжело, если печален вдруг,
я разделю это чувство на две души.
я не держала в руках любимей любимого рук.
если ты любишь так же, то за него дыши.

я шепчу в никуда: «немогузаберизабери».
этот мир мне велик – чей-то щедрый подарок на вырост,
только давит в плечах сонный дом, душит ворот двери,
но запаса тепла не хватает. туманная сырость
скользко вьется, как шарф. все страшнее в толпе одному,
неуютнее строем шагать на дневную повинность
через пыль дождевую, дорог равнодушную муть
и рекламу ненужных вещей и отравы-на-вынос.
паутинки мороза асфальт подо мной серебрят –
и серебряной лапой тревога скребет в миокарде.

это возраст, усталость, минутная боль октября
или страшный симптом нездоровья душевного в карте?

с днём рождения.

я всё равно тебя люблю.

может, если мы встретимся, жизнь поменяет свой ход?
на окраине города, в парке, где ни души. а я шёл до тебя до тех пор, как идти не смог, я собрал для тебя звёзды яркие из вершин.
если губы сомкнутся, то больше не будет зла? ты дождёшься меня? я желанен? любим? прощён?
я тебя сквозь узлы тех дорог искал, сквозь разруху, руины, развалины и… нашёл.

не устану к тебе свою нежность нести в руках.
в оголённых руках донесу её, только жди.
и она не угаснет под холодом и в ветрах. как ты там, моя сильная, расскажи? расскажи, как за днём пролетает день, как вдали горизонт целовал до ночи' закат. я дойду до тебя, когда в окна влетит апрель, я дойду, если даже сотрутся в прах и собьются дороги, что к встрече с тобой ведут, к перекрестке путей, наших нитей, стихов, поэм. ты теперь самый важный и близкий друг.
пока мир разгребает сотни своих дилемм, я беззвучно спою, как же эту я ждал весну, сквозь слезу прошепчу, на колени к тебе припав:

боже мой, как я сильно тебя люблю.
боже мой.. как давно я тебя искал.