на самом деле все остается внутри.

знаете, ведь все остается внутри. ничего не забывается, не выветривается, не исчезает. мы все это поглощаем и дальше оно где-то оседает внутри.

это как будто бросаешь камень в море: сначала брызги, потом на дно. вот так же все наше прошлое лежит на дне. как осадок чего-то на дне кружки.
и если ты человека впустил в свою жизнь, то он там и останется, оттуда нет выхода. представляете, внутри у тебя мегаполис—целый город людей, которых ты так и не забыл, но обещал забыть.

и иногда в голове проносятся не контролируемые внезапные воспоминания, нечеткие силуэты этих людей, эмоции, которые ты испытал рядом с этими людьми. и от чего-то становится так тепло или наоборот грустно и больно.

разобраться в себе и оставить прошлое.
научиться прощать и понимать людей.
постараться видеть только хорошее
в бесконечном потоке ускользающих дней.

не обижать и перестать злиться.
забыть, если помнить устал.
замечать только счастье на лицах
в миг, когда в душе пустота.

за черной полосой всегда приходит белая, обязательно приходит, может, не сразу, но когда-нибудь вечером, она непременно откроет дверь твоей пропитанной грустью комнаты, смущенно улыбнется и скажет: "прости". и может, сейчас ты сидишь в одиночестве, может, думаешь о несостоявшихся отношениях или ломаешь голову над собственной судьбой, но поверь, счастье лишь ждет удобного момента, чтобы войти в твою жизнь и начать все с чистого листа. не стесняйся и плачь, если это необходимо, залей слезами всю подушку и кота, кричи и бей тарелки, истрать все салфетки в доме и порви все письма, это нормально, главное, после минутной слабости встать и идти дальше, ведь жизнь не заканчивается на одном разочаровании, верно?

Не говорите, что у вас все хорошо - не злите людей.
Не говорите, что у вас все плохо и как вам трудно - не радуйте врагов.
И вообще, меньше говорите, пусть окружающие спят крепче.

ты рядом.
мы вместе.
больше ничего и не требуется.

— эльчин сафарли

Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно.

Джейн Остин «Чувство и чувствительность»

кoгда нa тeбя вocxищeннo cмотрят мyжчины — это пpиятнo.
нo кoгдa c завиcтью cмoтpят жeнщины — ты пoнимaeшь, чтo жизнь yдалacь.

существует только один путь к спокойствию—прекратить переживать о тех вещах, которые нельзя изменить.

а мы были такими юными и беспечными,
так недавно курили первую сигарету,
улыбались, могли смеяться до бесконечности,
уходили из дома буквально на целое лето,

были пьяными, были взрослыми, были глупыми,
но и даже тогда чего-то недоставало,
наша жизнь наполнялась любовью, тупыми шутками,
и нам этого, верно, тоже казалось мало.

мы купались в фонтанах и громко, до хрипа спорили,
отдавали невинность в однушках чужих друзей.
каждый день был моментом, безумием и историей,
каждый день был - весёлая, дикая карусель.

мама плакала часто, но мы всё равно ругались с ней,
очень грубо и резко отстаивая права.
ничего мы тогда, наверное, не боялись,
и душа наша рваная точно была жива.

мы кромсали всё тело, чтоб боль заглушить на минимал,
постоянно в слезах, не хотели открыть глаза.
убегали в леса, чтобы только собраться с силами,
никому ничего предварительно не сказав.

мы любили как боги, однако в любовь не верили,
из-за боли душевной шагали на суицид,
и нас тоже любили, бросали, писали первыми,
и не вспомнить всех наших страданий и всех обид.

а когда мы гуляли по лесу, смеясь отчаянно,
понимали, что будем вместе всегда теперь.
и, как правило, там нас бросали гораздо чаще,
потому что мы верили в каждого из людей.

были смелыми, были юными и прекрасными,
знали точно, чего добьемся и что хотим,
отрицали любовь, и слабости, и опасности,
занимались чем-то бессмысленным, но крутым.

а потом мы внезапно выросли и набегались,
надоело стремиться к небу, сгорать дотла.
и мне кажется, юности той никогда и не было,
и мне кажется, никогда я там не была.

да, вот так, пожалуй, случается сбой в системе,
и уже не ранят ни острые слова,
ни сточенные ножи.
это так легко —
окружать себя только теми,
кто тобой действительно дорожит.

поднимать глаза в васильковую гладь небес,
раствориться в лете,
избавиться от оков.
быть свободной.
научиться обходиться без
сахара в утреннем кофе,
и по жизни без мудаков.

не говорить о политике, ценах,
боге и наболевшем.
не жаловаться.
руки не складывать в мольбе.
приниматься за дело.
жить размеренно и неспешно.
никому не врать, и в особенности — себе.

быть самодостаточной.
не чувствовать огорчений.
не отыскивать телефон на холодной простыне,
не копаться в смыслах,
не слушать нравоучений,
впредь не теряться в том,
чего просто нет.

избавляться от гнилых друзей,
от плохих подруг,
общих фотографий, прощальных писем.
не просить любви,
не тянуть бестолковых рук.

не быть должной.
ни от кого не зависеть.

ни с кем не мериться болью,
ранами и силой.
не отвечать на грубость,
не боготворить палача.
меньше требовать.
не говорить, если не попросили.
отдавать всегда больше,
чем получать.

обретать внутренний покой сейчас и здесь,
достойно проигрывать,
но всегда быть первой.
не питать иллюзий.
принимать человека, какой он есть,
либо прощаться,
не портя друг другу нервы.

слушать разум.
красить губы темной помадой.
быть своей в местных пабах,
у барных стоек,
не соваться туда, где чувствуешь,
что тебе не рады.
и пускай никто не знает,
чего тебе это стоило.

не привязываться.
всегда быть настороже.
не ворошить старых черновиков.
крепко спать ночами.
меньше ток-шоу,
не писать о личном в своём ЖЖ,
не влюбляться в каждого,
кто холен и не приручаем.

говорить предателям:
«спасибо за все, а теперь проваливай»,
всем достанется по заслугам.
каждый за все ответит.

помнить правило —
улыбнуться улыбкой своей эмалевой
абсолютно каждому,
кто тебе пожелает смерти.

Я не любил её

Я не любил её, мне просто было в кайф,
Когда она сопела мирно рядом,
И провожала по утрам влюбленным взглядом…

Я не любил ее, мне было хорошо, Ни одиночества с ней не было, ни скуки.
Мне было по фигу их сколько там ещё, Но мне не нравились на ней чужие руки.

Я не любил её, но помнил всё о ней: Любимые цветы и тон помады,
Всех тараканов в голове и всех друзей. Зачем-то мне всё это было надо.

Я не любил её и никогда не врал, Я тормозил её - малыш, всё несерьёзно.
Рассказывал, когда и с кем я спал,
Но сам боялся на щеках увидеть слёзы.

Я не любил её, меня манила страсть,
Когда шептала: "Хочешь, рядом буду? "
Да, я боялся сдаться и пропасть,
Когда скользили ниже её губы.

Я не любил её, но слушал её пульс,
Пытался отогреть её ладони.
Когда она теряла верный курс,
Я возвращал её настойчивым: "Родная… "

Я не любил её, мне нравился в ней шарм,
Улыбка и ямочки на пояснице.
В попытках отыскать, где мой журавль,
Я называл её "моя синица".

Я не любил её?

В общем-то, я научился себя латать,
не уповая на время, что, вроде, лечит.

В доме моём приглушённая пустота,
что кашемиром ложится ко мне на плечи:
мягкая, нежная, близкая и, почти,
будто любимая женщина в жизни этой.
Столько ведь раз я стихами её почтил,
что проклинаю себя за клеймо поэта.

*

Под потолком дым из воздуха вьёт слова,
чтобы мою немоту оправдать хоть как-то.
Там, за стеной, говорят, обо мне молва: просто я вовремя вышел из рамок акта —
я перестал в безнадёгу играть с людьми,
выбросил прочь свою кучу фальшивых масок.
И не сказал бы, что стал мне милее мир,
но…
я привык ни за что не сражаться сразу.

*

Где-то под лампой мой скомканный полубог
шепчет о свете, который в груди растаял,
долго хранясь исключительно в голубом.
Только теперь поменялся я с ним местами:
в чьей-то груди я растаял, поник, исчез.
Был ли я предан, иль сам я кого-то предал,
только вот я, а не кто-то проснулся "без "
и тишиной был укрыт, словно тёплым пледом.

*

В памяти тёмными пятнами поле мин,
где я сражался (о, господи, был под боем
нитей судьбы, что сводили меня с людьми?)
Что же, теперь
мне не хочется быть с тобою.

Был я оболган, иль сам потонул во лжи,
только вот я стал безликим сегодня утром.

В общем-то, я научился с собою жить.
В общем-то, я поступил хоть однажды мудро.

Чувства были такими, что стали историей. Кто был прав, кто не прав, вспоминаю с трудом.
Где-то там, в сентябре, Ангел с Дьяволом спорили.
Если мы все разрушим, что будет потом?

Заметёт в ноябре, и скуёт душу холодом. Даже Дьяволу жаль, но такой уговор.
С первых дней, до конца, мы делили всё поровну.
И в конце, на двоих, дали нам приговор.

Никого не любить, и искать её теплую.
В ледяных простынях, чтоб уснуть побыстрей.
Никогда не звонить, даже если по-доброму. Понимая, что можешь ты сделать больней.

Чувства были такими, как будто наркотики. Лошадиная доза, а прошло пару лет.
Дьявол крутит назад, будто кадры на фотике. И находит мой первый неловкий “привет”

сейчас бы прогибаться и стонать под мужиком, а не это вот всё

Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил.

Ты чемодан с деньгами - и страшно рад, и не заслужил.

Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох.

Такое бывает счастье, что знай ищи, где же тут подвох.

А то ведь ушла бы первой, а я б не выдержал, если так.

Уж лучше ты будешь светлый образ, а я мудак.

Таких же ведь нету, твой механизм мне непостижим.

А пока, говорит, еще по одной покурим…. И так тихонечко полежим.