Это просто Вьюи блог

Я сама уже не знаю кто я. Я - всякий сброд в одном теле, и имею, пожалуй, болезнь похуже раздвоения личности. Вот кусок гениального писателя, лежащий не на своем месте, а вот тут приклеен осколок музыканта, причем он как - то самовосстанавливается. Самая большая часть художника, но и ему еще далеко до хоть как - то сносного совершенства.

Настроение хиппи.

Дайте мне в руки краски и кисти, пачку сигарет в карман, купите гитару и билет в Солнечный Город - и я буду счастлива.

[11]

Ее песни пронизаны огнями Нью-Йорка, шиком старого Голливуда, голосами людей, богачей и бедных, пропитаны ароматами дорогих духов и вони грязных кварталов. В ее песнях то и дело проскакивают воздушные поцелуи Мерилин и улыбка Элвиса. Ее персонажи - Дети Дурной, Безнравственной Революции - лисички - старлетки, новые "лолиты", наслаждающиеся жизнью в свете софитов, гангстеры, принадлежащие к многочисленным бандам шумного Нью-Йорка, "папочки", раскатывающие на своих "Мерседесах", кичащиеся своим великолепием и богатством, простые американские девченки, вечно влюбленные в парней "like James Dean", разгуливающих в синих джинсах или, может быть, в рок-звезд с длинными волосами и равнодушным видом. В пересечении тусклой нищеты и пылающего богатства, среди богов и монстров, она - ангел, и Иисус - ее лучший друг. Лана. Дель. Рей. Люди говорят, что ее отец миллионер и что именно благодаря его стараниям ее дорога пролегла на сцену. Но это совсем другая история. История Лиззи Грант. Мы же восхищаемся Ланой Дель Рей, девушкой, восставшей из ниоткуда, словно появившейся из прошлого. И пусть люди говорят, разве нам не наплевать? Разве не имеет она томного голоса, удивительного и великолепного, разве не имеет божественной красоты? Мы будем любить ее до скончания веков. Даже если когда - нибудь случится огням Нью - Йорка погаснуть, если опустеют его людные улицы и кварталы, в нашем сознании будут звучать ее песни, ее голос, и закрыв глаза мы встретим ее в темном раю.

Многое так и остается в нашей голове, невысказанным. Это и обидно

[10] Вы в моей голове, мои совершенные и прекрасные дети, взращенные мной из глубин моего сознания, плодящиеся и любящие. Я и сама не имею представления, по каким критериям идет отбор, но вы есть у меня. Прекрасные восьмеро, грациозные и нежные, робкие и самоуверенные. Четыре пары, знающие о своем молчаливом великолепии. Но, увы. Вы заперты навсегда в своем маленьком цветущем оазисе, с глубоким синим морем, с самыми великолепными кораблями, с поразительной разностью времен. Никто, никто не сможет до вас дотронуться, взглянуть и ослепнуть от вашей красоты. 

[9]

Раз. Два. Три. Красная стрелка на большом золотистом фоне циферблата настенных часов с грохотом отмеряет секунды. Черная же упорно не хочет двигаться, все стоит на месте, заставляя меня нервничать и озираться по сторонам. Раз. Два. Я устала стоять без движения, а солнце неумолимо сжигает своими лучами мою кожу, да еще и в уголках глаз прорисовались глубокие морщинки от того, что свет заставил меня прищуриться. Без десяти, без пяти девять. Деревья, растущие у нас под окном, своей пышной листвой загородили дорожку, но я слышу тяжелый звук какой - то машины, заезжающей к нам во двор. Девять. Между просветами зеленых листьев, которыми густо обросли тяжелые ветви дерева, я вижу красные просветы. Красный. Ты не выходить из машины. Прошло три минуты. Пять минут. Она вышла, я услышала звук хлопнувшей дверки машины, и мотора. Ты поехал прямо по дорожке, но мне удалось увидеть только твои руки. Я боюсь за себя. Это ли не сумашествие - вставать с утра пораньше, чтобы только взглядом, невинным взглядом успеть тебя проводить. Я стала уже почти Набоковским Гумбертом. Гумберт Девушка. Девушка "сталкер". Я так же выслеживаю. Так же мучаюсь и горю. Однако что я могу поделать?

[8]

У тебя прекрасные руки. Я видела их раз, может два, издалека. Ты сидел в своем красном автомобиле, нетерпеливо постукивая длинными изящными пальцами левой руки по рулю, держа в правой руке сигарету. Я запомнила лишь твои руки. Твой образ в целом расплывчат в моей памяти, размыт, собран по кускам, по обрывкам, но твои руки… Не каждый гениальный пианист имеет такие руки, не каждая молоденькая красивая девица. Скажи мне, насколько может быть человек совершенен? Есть ли предел у красоты человеческой? Мне бы хотелось рассмотреть твои руки. Да, да, твои руки. Прекрасные мужские руки. Мне бы хотелось запомнить каждую морщинку, каждую линию на ладони, изучить каждую впадину и изгиб. Рассмотреть голубоватые узоры вен, проступающие через кожу. Рисовать твои руки и восхищаться ими. Сплестить своими пальцами с твоими, почувствовать их тепло. Скажи мне, знаешь ли ты, что чувствует она каждый раз когда твои руки прикасаются к ней? Когда обнимают ее. Она не сходит с ума от счастья. А кто я? Увы, лишь невзрачная молчаливая тень, обреченная призраком бродить по земле.

"Солнце мое, взгляни на меня"

[3]

Мне хочется резать вены. Скажи, будешь ли ты меня любить за это? Мне хочется оставлять на руках шрамы. Скажи, будет ли у меня хоть шанс понравится тебе? Хочу морить себя голодом, истязать, стать ходячим скелетом. Хочу много курить, чтобы однажды, прислонившись к тебе робким плечом, прикурить из твоих красивых рук. Будешь ли ты любить меня тогда? Будешь ли ты любить меня, если я буду готова исполнить твою прихоть, буду готова ходить под палящим солнцем тенью за тобой, буду любоваться тобой. Что ты хочешь от меня? Хотел бы ли ты, чтобы я ждала тебя домой каждый чертов день. Я могла бы это сделать для тебя. Я лезу на стены. Я тебе не нужна. Ты меня не увидишь. Взгляни на меня.

[2]

Я больше не знаю как себя вести с тобой. Ты стала совсем другой. Я поражаюсь тому, насколько может измениться человек за какой - то день, как он может повернуться, показать себя с другой стороны. Я знала тебя не такой. Я любила тебя не такой. Теперь ты уже другая. Совсем другая. С другими интересами, с другими взглядами, с другими изъянами, с другими колкими фразами. Ты не вернешься. Я больше не знаю тебя. Я слишком боюсь.

[1]

Я взращивала тебя, вкладывала в тебя саму себя по частицам, приглядывалась к тебе, понимала тебя, открывала тебя. Я помогла тебе вырасти. И ты выросла. Как безнадежное семя диковинного цветка в жаркой пустыне, земля которой испещрена глубокими ноющими трещинами, ты проросла сквозь нее, открылась и выступили на поверхности твоих алых лепестков капли яда. Яда, которым ты отравила меня. Этот горький яд, по многочисленным ниточкам, сплетениям листьев проник в тебя саму. Ты убивала меня своим молчанием, таилась под твердыми и горячими слоями, но, лишь только выйдя наружу, ты отравила наше существование. Теперь мы оба отравлены. Нет сомнений в том, что ты найдешь противоядие. Но как же буду я? Ты была моей частицей, я отрекалась от тебя, как от нежеланного ребенка, но что теперь? Теперь, когда все нити перерублены, когда стебли, соединявшие нас, сгнили, отравленные ядом и временем? В чем я найду успокоение? В ком я найду тебе замену?

Пафосное и холодное стихосложение. Я - не поэт. Написано под впечатлением.

Небо Берлина. Улицы Мюнхена. Дождь моросит.

Взгляды стреляют, напропалую. Буря в стакане.

Небо бессмысленно. Кровь и туман. Я не буду просить.

Я - ни слова. Ни звука. Меня ничего не изранит.

Твоя красота не сравнима ни с чем. Даже дождь

Капли свои на лицо тебе не роняет.

Небо Берлина. Я не жду когда ты придешь.

Я без тебя в этой грязи и дряни тону, задыхаюсь.

Дай мне руку свою. Можешь уже не "инкогнито".

Усыпи меня сном героинным. Ты не будешь повинен.

Я уверую в небо. Прекрасное небо над Лондоном.

Смелый фриц, liebe la?t sich nicht erzwingen.

2013(?)

Отныне я буду постить здесь свои маленькие рассказы, различные "письмена", стихи, и песни, если будет что - то подобное. Мне нужно просто куда - то писать. Где - то хранить. Я - не писатель и не поэт.

как только вижу довольные, скалящиеся рожи окружающих меня индивидов, все мои планы и оптимистичные настроения летят к ебеням. ненавижу

Дарья Моргендорфер - мой кумир