*старые заметки 26.02.2020

Почему у нас чуть не сгорели отношения в декабре?

Встречи казались глухими и без продолжений, без хороших и глубоких разговоров, какое-то время, наверное, в начале декабря, я чувствовала себя оставленной. Не знаю, с кем разговаривала, что делала, как успокаивала себя и как срывалась. Возможно, в постоянном беспокойстве. Почему пропала? Устала приезжать, устала от устоев, каких-то неоправданных надежд. Каки-то подозрения, неуважение, ценности.. А что было с тобой? А что случилось, когда я все бросила и уехала? Почему я тогда все еще думала о том примере, когда ты уехал на Макса, а я ломала себе руки каждый вечер, где ты и с кем, и снова «почему так?». Сегодня с удивлением сказала, «да нет, какие проблемы в отношениях». А сейчас я точно вспомнила, что тогда собиралась уходить и давала себе неделю за неделей на взвешивание, на поиск потенциала в нас, и просто отворачивалась от всего этого, чтобы было хоть как-то легче. Искала себе цену, искала друзей, искала внимание, собирала себя по частям. Сколько тренировалась, кому жаловалась — не помню?

Помню, что когда приезжала, нас должен был ожидать очень серьезный разговор. И должен он был состояться до нового года, чтобы все оставить в старом, в ушедшем и не разбирать в новом. Но сначала я прониклась нашими разговорами по whatsUpp, особенно я проникаюсь этим, если ты делишься своими чувствами, просыпается интерес и особенное отношение к тебе, ты этого не понимаешь просто, думаешь, лучше скрыть. У нас была очень большая ссора из-за каршеринга, когда забирали Дена и я доехала до Заречья и ушла домой, ты тогда сурово совсем был не в настроении, не хотел видеть меня уставшей и ждать. Но серьезно, нужно ведь просто чуть-чуть затратить усилия и подумать, что человек может быть подавлен или чем-то перегружен. Я знаю, что иногда ты боишься, особенно, когда я не в настроении, и вообще боишься притронуться ко мне или что-то сказать. Ты восстанови последовательность, когда именно и после чего я стала затухать.

У нас была оооочень сильная ссора в пух и прах. Возможно, ты тогда долго переживал. Когда мы сейчас читали вместе психологию «момент, за который стыдно мне больше всего», это когда я приехала и ударила тебя раз, второй раз, потом была перепалка и все было очень страшно, помню, как чего-то внутри надорвалось, я понимаю, что лечу в пропасть, что мне лучше уехать, уехать совсем. Это до этой ссоры я хотела порвать со всем этим, тут можно еще клубок покрутить.

18 декабря я стала выбирать платье для Нового года, плохо мы общались примерно с 14. 20 я была уже в ажуре. 24 утром улетела. У меня восстанавливается какая-то связь, но возможно та глубокая ссора оставила на мне тогда сильные раны, и желание «уйти», уйти из квартиры, сбежать подальше от тебя, чтобы не причинять никакого вреда ни тебе, ни мне, осталось с того страшного вечера.

Теперь Израиль для меня символ какой-то внутренней свободы, решимости, пустыни и себя. Снова найти ту себя, найти, что радует, восстановиться, посмотреть по сторонам.

11 декабря меня все очень расстраивало, я звонила тебе, чтобы уйти. «Если тебе станет лучше, то иди». Нападки, неправильные начала разговоров, ураган, стены.

10 декабря я спрашиваю, что улучшить. Меня что-то тревожит. Надо было сказать, что. Куча неразделенных планов. Неодобрение твоей работы.

9 декабря нет внятных ответов по новому году

9 декабря вроде супервиделись, но возможно, это было после ссоры, как примирение.

8 декабря зову на тренировку. Ну пожалуйста!!

7 декабря. Пишешь про заказы, нет общего языка.

4 декабря. какой-то ппц. «тебе ничего не нужно»- душу я. тебе нужно время, это перерастет в то, что мне нужно будет много времени. где-то посередине была обжигающая холодность от меня, отрекалась. вечно «приезжай», а ты меня ждал.

2 декабря психовала, пошла в аквариум. без тебя. ты сделал вид, что рад за меня, хотя собирались вдвоем. ты тогда предложил бильярд или я должна сама приехать.

1 декабря тебе нужно было время подумать.

30 ноября была за городом, Переславль, уехала рано утром от тебя

29 сходили на спа-свидание и на квест, давно не виделись, секс был прямо в спа, мне было тошно и неприятно.

Возможно, в декабре были конфликты с интимом, не подпускала к себе, потому что хотела твой инициативы в нашем времяпрепровождении, заботы и какого-то понимания.

28 ты был обижен, мы не знали, праздновать ли др. Аааа, это как раз за каршеринг, ты не знал, что я стояла и ждала, что ты уедешь. Если бы поехала с тобой, дома мы бы протяжно и сильно ругались.

26 -карш, забирали Дена

Ноябрь — весь месяц в нервозе «Куда отдать собаку?»

14 ноября — без сил, грубая, прошу приехать. Сначала ГРУБАЯ, потом прошу приехать. Ну вы понимаете.

как-то я по дороге подумала, что мне вот настолько ничего не хочется и всё до пизды, что окажись я сейчас даже на берегу моря на закате с невероятным балансом на банковском счету — я бы не испытывала ни че го. и мне было бы ровно так же, как сейчас, пока я иду домой под некрасивым светом фонарей по грязному снегу вдоль пустых рыночных палаток у остановки, в куртке с чужого плеча, у которой порезан рукав, и вместо верхней собачки — скрепка.
начало было, конечно, просто про море. потому что чувствуешь ценность, благодарность, любовь и весь этот спектр всякого рода трепета перед жизнью обычно в процессе получения не материального.
и я подумала- ну может, я просто устала? а если бы я была богата, и мне бы не пришлось ни о чём беспокоиться в жизни — смогла бы я насладиться чем-то?
и вот мне не хотелось ничего в этой жизни- ни денег, ни собственного дома, ни моря, ни гор, ни лесов и степей, ни полей Шира- и после смерти-, и я поняла, что даже застрять в этом своём персональном аду из снежной пустыни- вызывало бы лишь тоску, но в целом — и так сойдёт.
и это неприятное осознание.
ещё более неприятный факт — что мне и само это осознание до пизды.

самое плохое — это перестать быть движимым даже из страха или стыда, просто сказать "да, мне насрать" и превратиться в камень. и это должно напрягать, и это должно беспокоить. вот только похуй так, господи. вот вообще поебать.

когда я закрываю глаза, я опять попадаю в эту тупую, бессмысленную сцену, от которой мне невозможно тоскливо и пусто: я выхожу из клуба и плетусь домой, по идее к такси, но я даже не уверена, приехало ли оно, и это не очень-то важно. эти несколько минут до машины превращаются в вечность, как будто я шла по снежным пустым дворам часами, как будто время замерло в этом моменте, а я в нём, как в пространственно-временной ловушке.
ночь, зима, я в просторном, занесённом снегом дворе зданий, освещаемых белыми фонарями, а за ними- ничего. только набережная, река, снег, бесконечная ночь. я как будто в чёрной коробке сцены под белыми софитами, настолько это всё нереально- не мир, а декорации, как детская игрушка- стеклянный шар со снегом внутри. как будто меня в нём замуровали, и ни-ко-го, и я навсегда-навсегда-навсегда там останусь в тишине и одиночестве.
если есть самое худшее воспоминание за прошлый год, если вообще не за всю жизнь — то вот оно.
я иду, и в какой-то момент понимаю- то ли на холоде начала трезветь, то ли просто момент ясности, хотя этот момент я бы больше всего хотела не помнить- что я реву. жалкий, одинокий, подвывающий кусок дерьма, плетущийся ночью среди сугробов- я даже не знаю, выглядела ли я когда-нибудь более жалко в своей жизни. (хотя, вероятно что выглядела).
в плохие дни я закрываю глаза- и я опять одна в темноте, в снежных пустынях, в лабиринтах дворов, на пустырях, где ничего, кроме ветра в ушах и меня в одиночестве, как будто меня закинули на другую планету, и по ней можно скитаться вечно, но ничего, кроме этой пустыни, темноты, холода и ветра, и можно выть и орать сколько угодно- пока не сдохнешь.
мне не часто снятся какие-то сны, которые запоминаются. иногда такие бывают, и я записываю их здесь. долгое время их было всего два, из детства, которое, вероятно, закончилось, когда я перестала считать их воспоминаниями.
в одном из них я стою в темноте зимой, в переднем дворике своего детского сада, там, где летом газон за бордюрчиком, но мне почему-то помнится, что там как будто маленький заборчик, который, в принципе, я могу перешагнуть, но это не так важно- ведь я стою там одна за оградкой в темноте и холоде, и никого нет нигде совершенно, ни в одном грёбаном окне не горит свет и истошно реву и ору, потому что, вероятно, дети не должны посреди ночи находится на территории закрытого садика, где, кажется, на километры нет ни единой живой души.
это безумие прекращает мама, которая ко мне бежит, становится рядом со мной на колени, обнимает, утешает, отвлекает какими-то безделушками, типа фантиков- лично в моём детстве постоянный подручный материал для вырезалок и украшения хуй знает чего. я отвлекаюсь, потому что, вероятно, теперь всё хорошо. за мной пришли. в этот момент дверь крыльца приоткрывается, и из-за неё выглядывают две головы. я понятия не имею, как они выглядели, но если есть что-то, чем до усрачки можно напугать человека и оставить его заикой до конца жизни, то именно этим они и являлись. это, уже, не так важно, и скорее та часть моего сознания, в которой откладывался фольклор, все эти сказки и страшилки. спроси меня даже тогда, я бы сказала, что это были люди в масках, в которых колядуют, хотя я в жизни не видела колядующих, но это были именно те самые, жуткие, безумные, скалящиеся маски животных. как будто нас специально хотели напугать, так я это запомнила. мама подхватывает меня, сгребает в охапку, и бежит. она спасает меня, уносит из этого ада. она напугана. яркие фантики разлетаются по снегу, блестят под фонарём, как конфетти.

нелепо. спустя около 20 лет я опять оказываюсь ночью, зимой, в каком-то дворе, в одиночестве, под фонарём. только это уже не сон. только за мной никто уже не придёт. никто не сгребёт меня в охапку и не унесёт. если из-за угла выпрыгнет бабайка- она утащит меня в преисподнюю. можно реветь и орать сколько угодно. пока не сдохнешь.
это до отвратительного жалко, это невозможно нелепо. спустя почти 20 лет я всего лишь тупой ребёнок, совершенно один посреди этого сраного мира. и мне никто не поможет. потому что я даже сама себе не могу помочь.

Взял — спрятал бы меня за собою,

Пустил в пустыни течь меня Нилом.

Так сладко за окном цветут липы!

А я, гляди, мертвая, милый…

Нет правды у меня, нет и веры,

И время меня ест, а не лечит.

Мой милый, ты запри двери!

Молчи и обнимай меня крепче!

Из-за таблеток, адски сохнут губы. Даже когда бальзам впитывается или "съедается", и на вид всё не так плохо, по ощущениям кажется будто я живу не в Сибири, а где-то в самом сердце пустыни.

И в лицо мне постоянно херачит горячий воздух с песком вперемешку.


только плакать не выходит и слезам не тронуть щек – воет сердце, ноет сердце, рвется сердце из груди. как мне боли взять побольше, как бы боли мне еще – ведь я только так живая, коли что-нибудь болит.

ты любил – земля сырая расцветала васильками, на местах былых пожаров прорастал кровавый мак. обратить бы руки в крылья и размахивать крылами, обернуться черной птицей, расклевать по звездам мрак. ты убьешь и кровью руки запятнаешь яркой-алой – я омою их водою из ближайшего ручья: ты приходишь и поешь о далеких океанах, о вершинах гор и солнце, о ромашковых полях. целовать бы твои пальцы, обнимать твои колени, вечность спрятать под подушку и хранить как талисман – мы сплетали мир и сказки, разгоняли светом тени, упивались жаркой болью наших самых страшных ран.

но приходят злые люди, опаленные пожаром, закопченные в дымах, с блеском ледяных ножей: в их глазах – пески пустыни, ночь без звезд и мрак кошмаров

и холодный росчерк стали вдруг коснулся тонких шей.

раскрошить иконы в щепки, заедать землею голод: выла, словно ветер в бездне, пробиралась через тьму – как они тебе пускали кровь из тоненького горла

я бежала, за спиною:

город

весь в огне,

в дыму.

я бежала по дорогам, по извилистым тропинкам: по песку, камням и травам пробиралась босиком. лишь глаза на миг закрыть – и опять одна картинка:

твоя кровь смешалась в кружке

с белоснежным

молоком.

*

среди камышей твой призрак – тень немая, боль без тела. ночь прохладным лунным светом гладит нежно по плечу: как любила, как боялась, как надеялась, хотела: только нынче страх и холод, только больше – не хочу.

а вода у темной речки пахнет звездами и медью: то ли шелест камышовый, то ли голос твой – как знать. рассмеяться бы, забыться, исхлестать бы руки плетью – и уснуть потом, да только

глаза страшно

закрывать.

звезды пляшут в отраженьях, серебро воды проточной, тихий-тихий-тихий шелест – то ли есть, а то ли нет. то что было страшной раной стало лишь кровавой точкой, обнимает ночь за плечи, разливая лунный свет.

ты мне шепчешь, мол, «родная, ну, пойдем, пойдем со мною – выпить бы живой водицы, а не крови с молоком. эта жизнь – она смешная, это – глупое, пустое. это – боль, стихи и песни, что все время – об одном. закрывай глаза и падай, это сон у темной речки; это ласково и быстро, не по горлу острием. то не смерть, моя родная, то сверкающая вечность,

то душа твоя смеется,

то танцует бытие.»

я иду поглубже в воду и дыхание теряю, холод, холод, черной лентой, тишина и волчий вой. ночь смеется, лунный глаз издевательски моргает

и твой шелестящий голос

зазывает

за собой.

*

нас с тобою хоронили глубоко в сырой землице – вились черные вороны, а в полях шумела рожь. и зачем же нас зарыли? вот бы петь да веселиться, танцевать, покуда тело проберет хмельная дрожь. побежать за ветром в поле, на крестах себя распять бы, посиневшими губами целовать рассвета жар – возродиться нежным словом, исколоть себя проклятьем, пробежать огнем пожара среди темненьких хибар.

встанем, милый, из могилы, выпьем ночь, изрежем небо и пойдем по темным тропам в глубину немых лесов. наедимся вдоволь болью и закусим черным снегом, будем вьюгой выть, ломиться, ломать руки о засов. боль моя, твою обняв, пробежит по кромке неба, станет холодно и страшно, станет весело, легко

мир живых цветет сиренью,

там – тепло и запах хлеба

и по кружкам разливают

кровь

с холодным

молоком.

(с) весенний воин

«Посреди ли пустыни или в большом городе, — всегда один человек ждёт и ищет другого. И когда пути этих людей сходятся, когда глаза их встречаются, и прошлое, и будущее теряет всякое значение, а существует лишь одна минута и невероятная уверенность в том, что всё на свете написано одной и той же рукой, рука эта пробуждает в душе любовь и отыскивает душу-близнеца, для всякого, кто работает, отдыхает или ищет сокровища. А иначе в мечтах, которыми обуреваем род людской, не было бы ни малейшего смысла».      Пауло Коэльо

…Прошлое корчится у моих ног,

Я есть мгла,

Всему определяющая свой срок

В вечном сражении с самим собой.

Жгу город мною выстроенной мечты,

Утром буду любоваться золой,

Наслаждаться бескрайностью пустоты.

Теперь я само одиночество

В центре пустыни, не имеющей начала.

Принцесса вечности - бессмысленное высочество,

Смотрящее в будущее с несуществующего причала.

ДО ЭТОГО ЛЕТА НИКОГДА (Н И К О Г Д А) НЕ БЫЛО ТАКОГО МОМЕНТА, ЧТО В ГОЛОВЕ НИ ОДНОЙ МЫСЛИ, А НА СЕРДЦЕ НИ ОДНОЙ ТРЕВОГИ

а этим летом аж три момента!

1) в пустыни, когда просто лежала на коврике и смотрела на абсолютно безоблачное небо

2) в дубках, когда поехали ночью смотреть на звезды и звездопады, которые, видимо, я никогда до этого не видела, тем более, в таких безумных количествах

3) в деревне у андрея, когда опять же просто лежали на ковриках и пледах, болтали, и смотрели наверх

— ксюш, можно я с тобой лягу?
- конечно! ребята, вам не кажется, что нас нужно снять, потому что мы будто с обложки альбома инди-группы?
- боже, да! илья, дай я заберусь на твои плечи, чтобы снять их на пленку! слушайте, вы так идеально композиционно лежите!

приснилось, будто наставник тоже был в пустыни. мы уже собираемся уезжать, я решаюсь с ним попрощаться, а он сидит на бревне в кепке и смотрит, как я нерешительно приближаюсь к нему. сажусь рядом, не зная, что сказать, и начинает говорить он

— как-то нелепо все вышло
- как есть
- прости меня
- хорошо
- мне тебя очень не хватает, Ксень
- наверное, мне вас тоже

он начинает плакать, как после получения аттестатов, когда я читала ему первые строчки "о капитан, мой капитан", а я, к собственному удивлению, - нет, но захотелось плакать, когда проснулась и начала осознавать нереальность этого разговора. теперь же анализирую эту игру подсознания и понимаю, что этот диалог (пусть даже во сне) мог бы стать самой логичной точкой

пусть он станет, как бы сильно мне иногда не хватало его-моего голоса разума