Полмира за мечту

Семейная жизнь Геры не сложилась. Замуж ее выдали из политических соображений. Зевс изменял ей направо и налево. Он готов был превратиться в кого угодно, лишь бы сбежать от жены к очередной юбке. Не имея возможности отомстить мужу, Гера мстила соперницам. Ио она сделала коровой, Каллипсо – медведицей; Семелу погубила коварным советом.

Любовников Гера не имела. Единственный, кто рискнул подкатиться к ней – Иксион Фессалийский – получил возможность кататься по небу до скончания времен, распятый на огненном колесе. Пример Иксиона охладил героев надолго, чтоб не сказать, навсегда

С детьми у Геры были проблемы. Гефест родился уродливым, Арес – буйным. О вертихвостке Гебе ходили сплетни: дескать, с пиров не вылазит. Про уважение к матери у детей речи не шло. Олимп сотрясали скандалы – один за другим. Когда Гера позволяла себе лишнего, Зевс ее воспитывал. Как правило, он подвешивал Геру на цепях между небом и землей. К ногам супруги Зевс привязывал наковальню. Бог-кузнец Гефест с удовольствием одалживал для мамы лучшую из своих наковален. А если Зевс пребывал в добром настроении, Гефест тайком приковывал маму к трону – шутки ради.

Поэтому Гера была богиней брака и домашнего очага.

Г. Л. Олди

Вирус грусти в душе.
Обострение.
И тревога под дверью
скулящая.
Где же силы найти
да терпение?
Сигарету бы мне -
некурящая.
А зима эта выдалась
тёплая.
Даже воздух -
как в марте
по свежести.
И листва под ногами,
да блёклая,
а внутри что-то колет…
От нежности!
Сквозь туман и дождливую
сеточку
(Где-то в центре Москвы?
На окраине?)
ты стоишь под зонтом
серым в клеточку,
ждёшь меня и скучаешь -
заранее.
А в растрёпанных веточках
деревца
одиноко дрожит
ветер северный.
Мне до боли мечтается,
верится,
что ты рядом сидишь
чуть растерянный.

© Анна Бондарева

Я выжила отчаянно, ознобно,
легко. Светает. Снег сошел на нет.
Не слышен плач, не ослепляет свет.
Глаза пусты, глаза мои беззлобны.

Недостающий воздух – чушь, пустяк,
совпал с полночным, непривычным зноем,
А если жизнь моя пойдет не так,
ты мне поможешь. Нас пока что двое.

Я выжила… Наверно, не с руки
и не с души такие вот пробежки.
Мы не безумные и мы не чудаки,
нам не к лицу шлагбаумы и стежки...

Дождь окропил садовую скамью.
Гром грянул – и пора перекреститься.
Тебе к утру - в работу и семью,
А мне - ходить и говорить учиться.

Тот был счастливый переход,
От многомесячного сплина до непредвиденных забот.
Дурил декабрь. Кончался год.
Хватало утром аспирина,
Вина к полудню,
Водки в ночь,
Заметок в номер.
В промежутках по семьям и романам прочь. Мы разбредались.
Не до шуток,
Бывало нам и там и тут.
По семьям сдержанно молчали,
Влюбленные порой кричали.
И уходили сторонясь, от чувств сердечных, торопясь.
Дурил декабрь. Кончался год.
Она-глупа, он-идиот.

Одинокая… возможно это плохо,
По ночам, никто не согревает.
Иногда накатывает холод,
Но потом, я все же понимаю:
Одинокая…но сердцу так спокойней,
Страшно мне зависеть от кого-то.
Не люблю, а значит и не больно,
Значит и не нужен этот кто-то.
Одинокая… не страшно, что разлюбит,
Что уйдет к другой, что просто бросит.
Вот приду домой, а в доме пусто.
И о том, где я была, никто не спросит.
Одинокая… возможно это важно…
Одинокой быть, немного грустно.
Одинокая… и это очень страшно
Что в душе так одиноко пусто.

© Евгения Вторушина

Мне везёт на мужчин, не везёт – на их женщин, -
На кого ни взгляни - ставь диагноз: женат.
И за что же судьба так смеётся зловеще,
Предлагая любовь, но, увы, напрокат?
Или, может быть, я провинилась когда-то,
Что теперь мне нести как заслуженный крест
Чей-то паспорт и штамп в пиджаке полосатом,
Оставаясь одною из вечных невест?
Подари мне сегодня мечту да и только, -
Растворись смутным сном в пробуждения час,
Ведь проснуться вдвоём будет сладко и… горько…
Станет горько потом, будет сладко – сейчас.
Сотни раз этот путь был сердцами изведан,
Сотни раз он был пройден тупик к тупику.
Я причин не ищу всем своим прежним бедам,
Но доподлинно знаю земную тоску.
Как неистово больно и как драматично
Оставаться одной на бессмысленный бой
С тем, что стало родным, с тем, что стало привычным,
С тем, что горько зовётся… зовётся тобой!

Мне везёт на мужчин, не везёт – на их женщин…

© Анна Бондарева

Слушай, нет, со мной тебе делать нечего.
От меня ни добра, ни толку, ни просто ужина -
Я всегда несдержанна, заторможенна и простужена.
Я всегда поступаю скучно и опрометчиво.

Не хочу ни лести давно, ни жалости,
Ни мужчин с вином, ни подруг с проблемами.
Я воздам тебе и романами, и поэмами,
Только не губи себя - уходи, пожалуйста.

© Вера Полозкова

Остывший кофе… Виски… Два стакана…
Осколки сердца в вазочке со льдом…
«Все будет хорошо» — сказала мама,
А я привыкла верить ей во всем.

А телефон давно уже будильник.
Будильник фирмы «Нокиа»… Смешно…
Не глючит, будит громко, корпус стильный,
Закачивает музыку, кино…

Я и цветы теперь сажать умею —
Должна же я хоть что-нибудь любить.
И полбуханки хлеба на неделю,
Мне больше просто не кого кормить.

Остывший кофе… Виски… Два стакана…
Второй пустой, привычно без всего.
«Все будет хорошо» — сказала мама.
Осталось уточнить: «А у кого?»

© Екатерина Рубцова

А я в болоте ежедневной суеты,
Тону, да так, что пятки уже сводит.
Я не могу придумывать мечты,
И больше ничего не происходит.
Работа – дом, а дальше пустота,
И замкнут круг, и душу рвет на части.
А ведь была она, моя мечта,
И где-то есть, моё не найденное счастье.

© Евгения Вторушина

Виновата Осень, знает каждый,
Что листва укрыла мостовые,
Что дождливым вечером, однажды
Нас пути связали кружевные.
От побед твои ослабли крылья,
Капли слез нависли на ресницах,
Соприкосновение – бессильем
Осветило ночью наши лица.
В искреннем любовном благовесте
Сердце изогнулось цифрой восемь.
В том, что мы с тобою снова вместе
Знаю точно, виновата Осень…

Давай молчать.. Давай возьмем вина,
Тебе печенья и уйдем дворами.
Давай молчать.. Пусть будут тишина
И листопад ненужными дарами..

Я просто буду молча взгляд ловить -
Как зайчика - на щеки и ладони..
Грызи печенье.. Нынче говорить,
Как счастье обсуждать при посторонних..

Прости, любимая.. Я чуточку нетрезв..
Пластмассовый стаканчик в грязь слетает..
Дверь хлопает в загаженный подъезд.
Приходит стих - зачем, и сам не знает.

Всё. Осень. Многоточие дождя.
Спешащие куда-то человеки..
Любимая смеется, уходя..
Ах, если б уходила не навеки!..

© Василий Ступин

Из-за меня он такой нервный.
Пальцем кружочки на слой пыли.
Я, говорит, у тебя первый?
Нет, говорю, до тебя были.
Рядом лежим - он черней тучи.
Это у них, у мужчин, в моде.
Я, говорит, у тебя лучший?
Ну, говорю, неплохой вроде.
Что-то твердит о мужской страсти.
Что-то о том, для чего создан.
Я, говорит, тебе дал счастье?
Да, говорю, до фига просто!
Станет, наверно, чужим мужем -
Вот и проест у жены темя!
Я, говорит, хоть тебе нужен?
Да, говорю, провести время.
Как же тесна мне моя шкура!
Мне бы уйти, но уже полночь.
Врёшь, говорит. Засыпай, дура.

Он долгих двадцать восемь лет,
И двадцать восемь зим к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.

Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед…
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.

Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.

Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.

Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь.
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда – нибудь!

Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ,
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.

Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос,
И то, как он её хотел
До исступления, до слёз.

Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.

Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
-Люблю тебя. Роди мне дочь.

С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.

Жена ворчала, как всегда.
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.

Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос…
И целых двадцать восемь лет
Всё как - то было не всерьёз.

Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет – не то.
Все двадцать восемь зим – тоски.

Нашёл тот дом. У дома – дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ,
И трусость гадкую – долой.

…Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль.
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.

А, может, принялась вязать?
А может кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А главное сказать – прости.

Открыла дверь. В глазах – вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос…
Знакомый сердцу силуэт.

Над ухом – лёгкий завиток-
Как много лет назад – точь в точь…
- Вы не ошиблись?
- Нет, не мог. Вы Аня?
- Вера. Её дочь.

- А Аня?
- Мамы больше нет. Кто Вы?
Он повернулся вспять:
-Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас…двадцать пять.

Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: «Ты не уходи!»

Он сгорбился. Поплёлся прочь…
…Сплетенье рук…Слиянье тел…
…Люблю тебя… Роди мне дочь…
А он ведь вправду дочь хотел.

Как странно. Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много – много лет
Любить тебя. Тебя одну.

Как много тех, с кем можно лечь в постель
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь, обернуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей.

Как много тех, с кем можно просто жить,
Пить утром кофе, говорить и спорить…
С кем можно ездить отдыхать на море,
И, как положено - и в радости, и в горе
Быть рядом… Но при этом не любить…

Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать.

Как мало тех, с кем можно помолчать,
Кто понимает с полуслова, с полу взгляда,
Кому не жалко год за годом отдавать,
И за кого ты сможешь, как награду,
Любую боль, любую казнь принять…

Вот так и вьётся эта канитель –
Легко встречаются, без боли расстаются…
Все потому, что много тех, с кем можно лечь в постель.
Все потому, что мало тех, с кем хочется проснуться

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Он был построен в какой-то там –надцатый век.
Рядом жила ослепительно-черная Кошка
Кошка, которую очень любил Человек.

Нет, не друзья. Кошка просто его замечала –.
Чуточку щурилась, будто смотрела на свет
Сердце стучало… Ах, как ее сердце мурчало!
Если, при встрече, он тихо шептал ей: «Привет»

Нет, не друзья. Кошка просто ему позволяла
Гладить себя. На колени садилась сама.
В парке однажды она с Человеком гуляла
Он вдруг упал. Ну а Кошка сошла вдруг с ума.

Выла соседка, сирена… Неслась неотложка.
Что же такое творилось у всех в голове?
Кошка молчала. Она не была его кошкой.
Просто так вышло, что… то был ее Человек.

Кошка ждала. Не спала, не пила и не ела.
Кротко ждала, когда в окнах появится свет.
Просто сидела. И даже слегка поседела.
Он ведь вернется, и тихо шепнет ей: «Привет»

В пыльной Москве старый дом в два витражных окошка
Минус семь жизней. И минус еще один век.
Он улыбнулся: «Ты правда ждала меня, Кошка?»
«Кошки не ждут…Глупый, глупый ты мой Человек»

© Саша Бест