простите что перестала посвящать вам свою жизнь, просто в ней нет ничего интересного.

1. Джейн Орвис. «Окно».
С тех пор, как Риту жестоко убили, Картер сидит у окна.
Никакого телевизора, чтения, переписки. Его жизнь — то, что видно через занавески.
Ему плевать, кто приносит еду, платит по счетам, он не покидает комнаты.
Его жизнь — пробегающие физкультурники, смена времен года, проезжающие автомобили, призрак Риты.
Картер не понимает, что в обитых войлоком палатах нет окон.

2. Лариса Керкленд. «Предложение».
Звездная ночь. Самое подходящее время. Ужин при свечах. Уютный итальянский ресторанчик. Маленькое черное платье. Роскошные волосы, блестящие глаза, серебристый смех. Вместе уже два года. Чудесное время! Настоящая любовь, лучший друг, больше никого. Шампанского! Предлагаю руку и сердце. На одно колено. Люди смотрят? Ну и пусть! Прекрасное бриллиантовое кольцо. Румянец на щеках, очаровательная улыбка.
Как, нет?!

3. Чарльз Энрайт. «Призрак».
Как только это случилось, я поспешил домой, чтобы сообщить жене печальное известие. Но она, похоже, совсем меня не слушала. Она вообще меня не замечала. Она посмотрела прямо сквозь меня и налила себе выпить. Включила телевизор.
В этот момент раздался телефонный звонок. Она подошла и взяла трубку.
Я увидел, как сморщилось её лицо. Она горько заплакала.

4. Эндрю Э. Хант. «Благодарность».
Шерстяное одеяло, что ему недавно дали в благотворительном фонде, удобно обнимало его плечи, а ботинки, которые он сегодня нашел в мусорном баке, абсолютно не жали.
Уличные огни так приятно согревали душу после всей этой холодящей темноты…
Изгиб скамьи в парке казался таким знакомым его натруженной старой спине.
«Спасибо тебе, Господи, — подумал он, — жизнь просто восхитительна!»

5. Брайан Ньюэлл. «Чего хочет дьявол».
Два мальчика стояли и смотрели, как сатана медленно уходит прочь. Блеск его гипнотических глаз все еще туманил их головы.
- Слушай, чего он от тебя хотел?
- Мою душу. А от тебя?
- Монетку для телефона-автомата. Ему срочно надо было позвонить.
- Хочешь, пойдём поедим?
- Хочу, но у меня теперь совсем нет денег.
- Ничего страшного. У меня полно.

6. Алан Е. Майер. «Невезение».
Я проснулся от жестокой боли во всем теле. Я открыл глаза и увидел медсестру, стоящую у моей койки.
— Мистер Фуджима, — сказала она, — Вам повезло, Вам удалось выжить после бомбардировки Хиросимы два дня назад. Но теперь Вы в госпитале, Вам больше ничего не угрожает.
Чуть живой от слабости, я спросил:
— Где я?
— В Нагасаки, — ответила она.

7. Джей Рип. «Судьба».
Был только один выход, ибо наши жизни сплелись в слишком запутанный узел гнева и блаженства, чтобы решить все как-нибудь иначе. Доверимся жребию: орел — и мы поженимся, решка — и мы расстанемся навсегда.
Монетка была подброшена. Она звякнула, завертелась и остановилась. Орел.
Мы уставились на нее с недоумением.
Затем, в один голос, мы сказали: «Может, еще разок?»

8. Роберт Томпкинс. «В поисках Правды».
Наконец в этой глухой, уединенной деревушке его поиски закончились. В ветхой избушке у огня сидела Правда.
Он никогда не видел более старой и уродливой женщины.
— Вы — Правда?
Старая, сморщенная карга торжественно кивнула.
— Скажите же, что я должен сообщить миру? Какую весть передать?
Старуха плюнула в огонь и ответила:
— Скажи им, что я молода и красива!

9. Август Салеми. «Современная медицина».
Ослепительный свет фар, оглушающий скрежет, пронзительная боль, абсолютная боль, затем теплый, манящий, чистый голубой свет. Джон почувствовал себя удивительно счастливым, молодым, свободным, он двинулся по направлению к лучистому сиянию.
Боль и темнота медленно вернулись. Джон медленно, с трудом открыл опухшие глаза. Бинты, какие-то трубки, гипс. Обеих ног как не бывало. Заплаканная жена.
— Тебя спасли, дорогой!

Я долго шёл по коридорам,
Кругом, как враг, таилась тишь.
На пришлеца враждебным взором
Смотрели статуи из ниш.

В угрюмом сне застыли вещи,
Был странен серый полумрак,
И точно маятник зловещий,
Звучал мой одинокий шаг.

И там, где глубже сумрак хмурый,
Мой взор горящий был смущён
Едва заметною фигурой
В тени столпившихся колонн.

Я подошёл, и вот мгновенный,
Как зверь, в меня вцепился страх:
Я встретил голову гиены
На стройных девичьих плечах.

На острой морде кровь налипла,
Глаза зияли пустотой,
И мерзко крался шёпот хриплый:
«Ты сам пришёл сюда, ты мой!»

Мгновенья страшные бежали,
И наплывала полумгла,
И бледный ужас повторяли
Бесчисленные зеркала.

Николай Гумилёв, Ужас, 1908

https://twitter.com/dinasavr

давайте обкуримся и будем делать всякую хуйню.

тааа, раззнакомимся, пьянки сближают)

обычно, все как обычно, а в этот рас немного сложно для меня.

Том Йорк

Музыкант, 44 года, Оксфорд

Я знаю, что я ебнутый параноидальный невротик. И я построил на этом карьеру — ура, черт возьми.

Когда я родился, мой левый глаз был полностью парализован. Мое веко было намертво закрыто, и в тот момент все решили, что так я и проживу всю свою жизнь. А потом какой-то адский специалист решил, что можно попробовать разработать мне мышцу. Так что с того момента, как я появился на свет, и до шести лет я перенес пять крупных операций. Причем последнюю они здорово просрали — так, что я чуть не ослеп. Тогда мне выдали эту повязку, которую я проносил около года, и сказали: «Ну, знаешь, глазик просто стал ленивым, пока мы с ним возились». Но я знал, что это чушь, ведь они просто чуть не просрали мой глаз.

Странно, что многие считают меня чем-то таким же назойливым, как геморрой.

Мне не нравится то, как я себя веду. Вернее, будет точнее сказать, что я не одобряю своего поведения. И я не одобряю тот язык, которым я говорю — он бессмыслен. А еще у меня есть несчастливое умение отвращать от себя людей до того, как встретиться с ними.

У меня всегда возникало страшное чувство вины за каждое чувство сексуального характера, которое я испытывал. Так что всю свою жизнь я чувствовал что-то вроде угрызений совести, когда начинал за кем-то ухаживать. А в школе девочки казались мне такими прекрасными, что я просто до смерти их боялся. Так что я просто много мастурбировал. Это был мой способ расквитаться со своими страхами.

Жалким быть очень легко. Быть счастливым — сложнее и круче.

Мне надо что-то сделать с тем выражением, которое красуется на моем лице. Хотя выражения своих лиц люди получают еще при рождении — как мой отец, который родился с лицом, которое все хотели набить.

Меня раздражает то, насколько сладкий у меня голос. Это до усрачки нескромно. А еще меня раздражает то, насколько благовоспитанно он может звучать в тех случаях, когда я пою о чем-то глубоко наркотическом и кислотном по своей природе.

Если бы я жрал тяжелые наркотики, думаю, это привело бы к тому, что я звучал бы как Брайан Адамс.

Нет ничего более скучного, чем звезда рок-н-ролла, которая в деле уже более десяти лет, и которая ожидает внимания везде, где появляется, и которая нажирается до беспамятства, и которая давно уже стала несносным ублюдком, рыхлым и бездарным мудаком с раздутым эго.

Альтернативный рок должен быть побит палками до смерти и оставлен на мосту в качестве предостережения прохожим.

Коммерческий успех — это ништяк. О большем я боюсь даже просить. А все остальное — дерьмо.

Моя самая большая претензия к корпоративному миру — это та омерзительная лояльность, которую ты должен испытывать к вещи, которая, по сути, является вирусом. Ведь корпорация множится и погибает, так же, как и любой другой вирус, а ты просто используешь ее лучший момент для своих мелких никчемных интересов.

Я бы хотел научиться использовать музыку как орудие против массмедиа, исповедующих идеи той части политиков, которые лояльны к существующему политическому раскладу и миру корпоративных интересов.

Разница между мной и Боно заключается в том, что он всегда счастлив польстить кому-то, чтобы получить то, что ему нужно в данный момент. В этом деле он мастер, но у меня так не получалось никогда. Есть люди, которым я бы лучше дал в лицо, чем пожал бы руку, и от таких людей я стараюсь держаться как можно дальше. Уровень лжи и лести, который нужно поддерживать внутри себя при встрече с ними, я просто не могу осилить. Наверное, это позор, и я чувствую, что мне нужно что-то в себе менять, но я просто так не могу. Поэтому я восхищаюсь Боно. Он всегда умел зайти в дерьмо и выйти из него, источая запах роз.

У тебя не будет настоящих друзей, пока ты не научишься искренне любить всех. В этом случае я в жопе, да?

Наверное, на свете есть такие люди, которых вы можете обидеть тем, что ничего не делаете.

Умение убить человека не следует путать с желанием убить человека.

Я не боюсь, что компьютеры захватят мир.

Что беспокоит меня относительно компьютерной эры, так это тот факт, что теперь люди могут узнать о тебе все. Это невероятное вторжение в частную жизнь. Любой человек может следить за тобой, и — независимо от того, где ты сейчас находишься, — тебя можно вычислить, если ты засунул в банкомат свою карту. Я постоянно слышу все эти странные разговоры из интернета о том, что в будущем власть будет принадлежать не тому, у кого больше ядерных боеголовок, а тому, у кого больше информации. Но, впрочем, я не боюсь компьютеров. Пока еще компьютер не может тебе противостоять и сопротивляться. Пока еще он абсолютно беззащитен, и ты всегда можешь уничтожить его. Нам просто нужно больше людей с кувалдами.

Когда я внимательно читаю о том, как развивалась история после Второй мировой, и о том, из чего складывалась политика Запада по отношению к остальному миру, я понимаю, что надежды у этого мира нет.

Мне кажется, что мы подобрались к очень опасным временам. Решив, что он у руля, Запад пытается устроиться поудобнее, но не ради процветания человечества и не ради хороших начинаний. Те, кто у руля, строго говоря, маньяки. И если мы не попытаемся как-то изменить ситуацию сейчас, эти люди отберут у нас будущее.

Вообще-то теми людьми, кто формирует будущее, должны быть политики. Но эта система настолько закрыта от людей, что люди вынуждены обращаться к другим источникам — к художникам или музыкантам. Потому что они способны дать людям определенное чувство свободы.

Мне кажется, что сегодня человек не всегда понимает язык средств массовой информации, и если ты кладешь на свою музыку слова, в которых есть какой-то понятный политический смысл, большинство людей впитает это, а некоторые даже будут отрыгивать усвоенное и кормить других.

Никто из музыкантов не может утверждать, что у него есть прямой доступ к правде. Но у музыкантов всегда есть несколько большие, чем у других людей, права на распространение своей персональной истины. Потому что у них есть то, что придает мыслям энергию. У них есть музыка.

Так сложно соединить политику и искусство.

Мне кажется, что самое главное в музыке — это чувство освобождения.

Я никогда не разделял мнение о том, что поп-музыка — это бегство от реальности. Я всегда замечал в ней мрак и тьму — даже среди величайших хитов.

У меня от удивления закипает дерьмо, когда я слышу о том, что люди умудряются трахаться под нашу музыку. Но они это делают, да. Возьмем «Параноид Андроид» (песня с альбома OK Computer 1997 года. — Esquire), например. Ко мне подошла девчонка и сказала, что они офигенно потрахались под «Параноид Андроид». А у меня вопрос — как?

Мои песни — это мои дети. Кто-то остается со мной, кого-то я должен отправить на войну.

Когда-то MTV безжалостно и бессмысленно кастрировало видео «Параноид Андроид». Они убрали с сисек все соски, а вот сцена, где чувак отрезал себе руки и ноги, почему-то не произвела на них никакого впечатления.

Эти хряки не позволили нам выступить на «Грэмми», потому что им показалось, что мы плохо скажемся на их рейтинге. А мы были так счастливы, когда это услышали.

Многие тратят уйму времени на то, чтобы быть вежливым. А я просто сру на это.

Знаете, я могу страшно нажраться и торчать в каком-нибудь клубе в понедельничную ночь, и тут ко мне подойдет какой-то чувак, который купит мне выпивку и скажет, что моя последняя песня изменила его жизнь. А это что-то значит, поверьте.

Если я когда-нибудь услышу, что люди собираются сжигать мои записи, я сам принесу им все, что у меня есть.

Мне кажется, что у меня есть ответственность — ответственность за то, чтобы забавлять тех, кто на меня смотрит.

Существует тонкая линия между тем, чтобы создать что-то по-настоящему сильное и эмоциональное, и тем, чтобы превратиться в никчемного идиота, испытывающего к себе жалость и при этом играющего рок стадионного масштаба.

Основной смысл создания музыки заключается в том, чтобы дать голос вещам, которые его никогда не имели.

Знаете, если вам скучно слушать музыку, значит, вам скучно слушать музыку. Поделать тут нечего.

Считайте меня луддитом (луддиты — английские рабочие, уничтожавшие в начале XIX века новые станки, в которых они видели угрозу своему труду и заработку. — Esquire). Мне не нужен айтюнс, мне нужны пластинки. Я все еще хочу обладать вещами физически.

Мы живем во времена глобальных изменений в мировом климате и целой кучи других фундаментальных перемен, которые так или иначе затрагивают каждого из нас. Одновременно с этим мы слушаем самое отчаянное дерьмо по радио и смотрим на ублюдочных знаменитостей, произносящих милую ублюдочную чушь. Слушая их и смотря на них, мы изо всех сил пытаемся забыть о том, что происходит вокруг нас, и, наверное, это ништяк, но что касается меня, я ни о чем забыть не могу.

Я делаю недостаточно много. У меня нет дома солнечных батарей, я нерационально использую отопление, моя тачка — не «приус» (гибридный автомобиль марки «тойота». — Esquire), я постоянно летаю гребаными самолетами — потому что такова моя работа. Работа, которую я себе выбрал, — это работа, которая просирает энергию направо и налево. И это безумие.

Тот день, когда нам больше не нужно будет садиться в машины, будет очень хорошим днем.

Мой сын всерьез увлекается дикой природой. И каждый раз, когда он рисует белого медведя, я говорю ему, что в тот день, когда он достигнет моего сегодняшнего возраста, белых медведей, скорее всего, уже не останется.

Горечь таблетки редко указывает на силу ее эффекта.

Иногда мне кажется, что вся благотворительность сводится к вытиранию крови с больничного пола, и это, конечно, позор.

Кто-то должен говорить вам правду. Но это не моя работа.

Кажется, мне нужно было родиться мертвым.

Иногда лучшее, что ты можешь сделать с гитарой, — это просто разглядывать ее.

Вспомните вас, когда вы были только на начале ваших отношений? Все было так предсказуемо, а вы этого не замечали, вы чувствовали что то внутри себя, но думали что это пустяки и доли сомнения. А сейчас сидите и понимаете, что знали, знали еще тогда что все будет так. Где вы видите себя через несколько лет? Какими вы будете? Может просто мне, намного лучше когда я сама с собой?

Я веду этот блог окало 3-ёх лет, если не больше. В нем вы можете наблюдать как менялась моя жизнь за это время, как много того чего сейчас уже нет, и мне не кажется что все стало лучше или хуже, просто все стало по другому. Единственное что осталось неизменным это ощущения того что прошлое уже не вернуть, и ты никогда не ощутишь того что чувствовал когда то, и не вернешься на пару минут куда то, ты просто идешь вперед, несмотря на то какие ощущения у тебя внутри.

я думаю что просидеть дома месяц я бы смогла, только если бы все это время я спала