S A U D A D E

В день, когда я забуду взгляд женщины, что любил, смерть поборет меня, — не способного биться более. А пока огоньки карих глаз светят из глубин, тусклой памяти и наполняются меланхолией. Та, с которой я был настоящим, собою был, та, в которой изъяны, и те — без конца божественны, та, которая мне обещала ценить любым, а манила не столько изгибами или жестами, сколько детской наивностью, ангельской чистотой, отреклась от меня — и ничто в мире не уменьшило боль бессрочной утраты, ведь если быть честным, то все мои письмена — это бредни почти умéршего, одержимого пламенем, брезжущим из глубин тусклой памяти и безнадёжно-больного пьяницы. В день, когда я забуду взгляд женщины, что любил, от меня ничего окончательно не останется. ©️

Иногда мне до жути нудно, апатично, всё обыденное кажется таким серым и пропадает всякий интерес ко всему живому, хоть вывернись наизнанку. Так бывает по утрам, особенно в летний период, я не могу понять, почему вообще проснулась и не вижу смысла вставать с кровати. Но, это не значит, что у меня нет своих каждодневных дел, они есть, непременно.

В последнее время меня больше ни к чему не тянет, и кажется, что мир меня больше никогда не удивит. А были времена, когда я радовалась по пустякам, ходила с коробкой на голове, и нисколько этого не смущалась. Да, всё это было в детском возрасте. Ведь, казалось бы, я есть я, просто абстрагируйся и делай что захочешь – танцуй, хотя бы тогда, когда тебя никто не видит. Отбрось все эти мысли, не загоняй себя ещё и в рамки.

В детстве у меня был маленький стул, которого я таскала с собой по всему дому, чтобы достать что-то сверху. Бывало, сделав свои дела я благодарила его, что он помог мне достать вещичку или что-то ещё. Да, в те времена я была благодарна даже неодушевлённым предмета. Сама просыпалась рано утром и шла по своим мелким делам, меня всегда сопровождала моя верная спутница – собачка Виктория, а дома за мной присматривал кот по имени Томас. Мы были сплоченной командой. И сколько приятных событий бывало за один день, что сейчас это уже кажется какой-то сказкой, которая случалась не со мной.

Тогда я думала и была уверена, что никогда не изменюсь и всегда буду такой, какая есть. Что может разом разрушить прекрасный мир ребёнка? Да, это переезд. Я была в ужасе от этого, как же Виктория и Томас? А что будет с нашим домом? Я больше не увижу друзей, бабушку… Вот тогда во мне что-то изменилось, как будто разом взяли и оторвали кусок чего-то очень нужного и важного для меня.

Я так поникла, что не могла есть, выплакала всё за годы вперёд. Как-то мама разбудила меня, когда мы более менее обосновались на новом месте, она сказала:

— Солнце выглянуло, иди посмотри, оно тебя ждёт, – бережно проводя рукой по моему лбу.

— Это солнце не моё, она другая и совсем не греет, – обиженно выдала я.

Тогда помниться мама искренне улыбнулась и добавила:

— Родная, солнце – оно одно на всех и светит везде одинаково.

Я так удивилась этому известью, ибо была уверена, что солнце в нашей деревни, откуда мы приехали: была ярче, роднее и ближе, а на это месте совсем не так.

Вспоминая, я думаю, какова же была моя печаль тогда, что маленький ребёнок решил больше не верить в ничто, а просто быть где-то и обидеться на своё солнце. С прошествием времени я, конечно же, свыклась с этим, но противные чувства внутри меня никуда не делись. И с такими же чувствами я повзрослела, в этом никто не виноват, кроме меня самой. Иногда терять интерес ко всему, думается, уже в порядке вещей. Но, до чего же обидно, что это "иногда" длиться очень долго, что тусклые дни превращаются в до боли серые месяцы, и ты ничего с этим не можешь поделать. Так и начались мои серые дни. Переезды – это зло для меня.

#np The 1975 – I Like America & America Likes Me

Тех, кто тебя любит, нужно убивать. Лучше прямо сразу, как только заметишь этот собачий взгляд, неотрывно следящий за твоим лицом, эти брови домиком и рот арочкой, эту манеру бродить за тобой из комнаты в комнату и все время держать тебя в поле зрения. Разумеется, жалко, и кажется, что пока не за что. Но сделай это сейчас, иначе будет поздно. Потому что он, любящий, выроет неподалеку теплую затхлую норку, из которой будет некоторое время наблюдать за тобой, а потом начнет наступать, слегка подталкивая и даже подтаскивая, чтобы ты просто заглянул, только одним глазком посмотрел, как у него замечательно. Ну да, уютненько. Всегда тепло, еда, чистая постель, множество занятных безделушек, каждую из которых он готов подарить тебе, – мило, хотя и душновато. Ближе к зиме тебе начинает казаться, что это даже хорошо, когда ниоткуда не дует. Возможно, в этом году ты устоишь и, кое-как перезимовав в сугробе, встретишь весну свободным, почти свободным, потому что между лопаток у тебя поселится ощущение красной точки, оптического прицела его любящего взгляда. И ты привыкнешь, что иногда все-таки нужно звонить. Хотя бы отвечать на смс-ки. Хотя бы есть его стряпню раз в неделю. Хотя бы спать с ним раз в десять дней, потому что любит, потом приходит неизбежное чувство вины – кажется, что ты губишь его жизнь, бездумно пользуясь теплом его сердца и ничего не давая взамен. И однажды, когда вечер твой будет особенно одиноким, ты придешь к нему без звонка и останешься, потому что приятно увидеть, как его лицо озаряется счастьем только оттого, что ты рядом. Чувствуешь себя волшебником. Нужно говорить, как это закончится? Как его объятия станут все теснее, твое личное пространство все меньше, его просьбы превратятся в требования, и счастье на его лице сменится капризно-раздражительной маской. Поэтому убей его сейчас. А потом, когда останешься один, загляни в шкаф и достань из-под вороха белья фотографию того единственного, кому хотел отдать жизнь, кто умел делать тебя счастливым, от кого невозможно было отвести глаз. Того, кто убил тебя однажды. ©️

Omg, omg, omg… u are a slut.

Каждый имеет права сравнивать себя с чем-то или с кем-то. С милейший зверьком? Почему нет? С закрытой книгой, которую не каждому дано прочесть и понять её суть? С цветком, что распустилось с первыми лучами ненавистного солнца. Можно сравнить себя с чем угодно, достаточно воображения и смелости.

Я же сравниваю свой внутренний мир со вселенной, как бы избито это не звучало, но что есть, то есть. Во мне тоже есть миры: похожие на Эриду, на малого Магелланово облока, даже на сейфертовскую галактику и квазар, которым я дала имена людей. Все эти миры олицетворяют суть того или иного человека, который когда-либо встречался на моём нелёгком пути, и каждый из них был достойный проводником до определённого момента, поэтому они мне были по-своему близки и дороги.

И вот почему я дала их имена этим мирам. Но, они так же тленны, легко распадающиеся на части, как и всё сущное, что нас окружает изо дня в день. Только коснись чем-то ядерным и они обернуться прахом.

Были и те, о которых я ещё век не забуду, и век не прощу. Те, кто уходя сделал мне идеальное сечение по горлу, что крик обрывался на высокой ноте, лишь бы не просила их остаться, – они умирали внутри меня. Это завараживает и одновременно пугает до дрожи. Осознавать конец, видеть как созданный тобой мир из самых чистых чувств – полыхает, и не в силах больше сдержаться, ты падаешь на колени, рыдая навзрыд. Никогда больше. И твои небеса окутывают мрачные облака, неся с собой только горесть, год за годом непрерывно льёт пепелный дождь, омывая окровавленные следы сотен людей. Раны избыточно разрастаются рубцовой тканью и затхлый запах сменяется ароматом полевых цветов. И ты начинаешь всё сначала.

Знакомые чувства? Думаю, что да. Но, знаете, что самое ужасное в этом? Теперь из моей вселенной начали исчезать целые галактические системы и, я не знаю что будет дальше.

#np Andrey Belle – Pieses

Серые дожди размывают тысячи километров асфальта, которым мы замуровали зелёные леса и травы. Эти потери совсем недавно были омыты слезами романса молодых тигров, задавленных колёсами размером с луну, и я стою среди пик-антенн и монотонных бетонных сооружений, раскинув руки в стороны и моля небо о том, чтобы оно поскорее стёрло нас с лица земли, чтобы волны смыли нас раз и навсегда с лица израненной планеты. И вот колючая проволока уже обвивается вокруг безнадёжно испорченных холодных тел мёртвых птиц, небо стало гораздо ниже чем мы себе его представляли тогда, в детстве, с ободранными в кровь коленками возвращаясь домой и таская сладости, теперь они пропитаны испарениями ядов, которыми мы столько лет травим любящих друг друга мышей и даже не подозреваем, что громкий скрежет, который мы слышим по ночам — это не уличные аварии, а болевые искривления в остывающих и исчезающих душах. И я бы хотел отдать всё что угодно, чтобы вырезать из истории земли тот день, когда уличные мальчишки обливали бензином крохотных котят и чиркали спичкой, я бы хотел просто упасть на колени перед сбитой на дороге собакой и уснуть, обняв её, чтобы наутро меня нашли испачканным её кровью и чистейшей совестью, которой нет ни у одного человека на свете, а в итоге я только в очередной раз иду на озеро, чтобы изранить нежные губы рыб металлическими крючками и подержать в руках маленькие и сладкие от любви ко всему сердца; вырванные из гнёзд птенцы ударяются о битое стекло и бетон, чтобы тотчас быть захороненными пылью из нашей кожи и волос, а мы беспечно идём на работу и даже не думаем о стенаниях сотен тысяч деревьев, оторванных от своей любимой матери — земли, о существах, которых мы разлучаем друг с другом, о коже, которую заживо сдираем с них. Клапаны сердца звучат как флейта, если в них выдохнуть воздух — так нам говорили почтенные учёные — и мы им верили, в сотый раз пересматривая по телевидению одну и ту же чёрно-белую передачу, где оркестр с сердечками разных размеров в ладонях выдувают весёлые мелодии; я слышал временами шорох волн при ударе на берег, он совсем не похож на звук, издаваемый огромным добрым китом, когда в его тело вгоняют копья и ножи, когда он захлёбывается кровью, коей окрашен весь океан до берегов; шорох волн совсем не похож на мучительное забытье медленно умирающей акулы, когда ей срезали плавники, как срезают прекрасные цветы в поле; шорох волн совсем не похож на плач трёхногой рабочей лошади, которая так много лет служила под жестокими ударами, таская тяжести, и вот сейчас её ведут на скотобойню — я бывал там однажды и видел слезу, теряющуюся в короткой шерсти, она взглянула мне в глаза будто сказав что-то на своём языке, и я явственно ощутил, что будь у неё человеческий голос, он был бы таким сдавленным и неживым, что от одного только звука хотелось бы умереть самому; она прошла мимо меня, и тогда я вспомнил тысячи ржавых клеток и миллионы напуганных и потерявших всякий смысл взглядов, полусогнутые в вечном страхе лапы израненных лис и взгляд снизу вверх огромных, чёрных и влажных глаз, уже слепых от вечного мрака погребения. Звук скрипки слышится отчётливее, когда сгорают миллиарды зелёных, живых листьев и ударная волна затрагивает каждый миллиметр воздуха — я тяжело оседаю на бетон и хватаюсь за волосы, сгибаясь пополам, на секунду так ясно почувствовав эти вселенские страдания, эти мучения птенцов, ломающих хребет об асфальт, эту немую агонию трёхногой лошади, запряжённой и вспахивающей огромных поля серьёзного человека с большим кошельком, этот оглушительный шорох бумаг в миллионах офисов, который заглушил собой звук тихого ветра в траве, этот плач детей, разлучаемых с матерями, когда с них заживо сдирают шкуру и полуживые тела оставляют медленно умирать на холодном кафеле, давно пропитавшемся кровью разных поколений; небо нависает уже над самыми крышами многоэтажек, но никто ничего не замечает, никто не видит кислотных снегов и бесконечных ливней, превращающих бензиновые лужи в бурные реки слёз, которые огибают подворотни, дребезжащее стекло — наша колыбельная, неестественные прямые линии выедают наши глаза, а выхлопы сворачивают наши ещё в молодости бессмысленно прокуренные лёгкие. Я не могу подняться с асфальта — я почти сросся с ним, ведь мы, люди, так похожи на камни — мы практически одно целое. И сколько я ни повторяю себе: всё хорошо, всё что я делаю — естественно и нормально, так делали и будут делать всегда — мои пальцы до крови царапают ключицу, когда я в какой раз вспоминаю нежный карий глаз лошади, пропитанный слезой; прокручиваю в памяти тот момент, когда я опускаю взгляд и вместо четырёх копыт вижу только три. ©️