Это просто Вьюи блог

— попытки протащить сюда уют, - пояснил Купер и вдруг заговорил безо всякого перехода: - я всегда влюбляюсь насильно. сначала я заставляю себя влюбиться в ноги. смотрю, как они прикреплены к телу – это важно. как они держат человека. на колени я смотрю. потом начинаю влюбляться в живот. потом в руки. сложнее всего с ключицами – иногда часами приходится на них смотреть, чтобы запомнить и понять, что я их люблю. голову я еще не трогаю. просто складываю все вместе и долго укладываю в себе, чтобы ни одна деталь не выпала из моего чувства и чтобы потом не оказалось, что я что-то забыл и не переношу, например, локоть… плохо – если один локоть! правый или левый. нужно любить все досконально. когда становится понятно, что ничего не упущено, я прибавляю голову. ее – целиком. по частям получается плохо, слишком много взаимосвязей. нос, например, не может быть без губ, а глаза без лба… и вот я отделяю голову и забираю ее с собой, и могу месяцами ее таскать, вынимая иногда и рассматривая. я вынуждаю себя начать что-то в ней чувствовать, и потом, когда голова и тело соединяются, я утром просыпаюсь весь больной и ебнутый… не нахожу себе места, пихаю в плейлист попсу и…
тут Купер умолк.
- а сразу не получается? – спросил я.
- лучше не надо, - ответил Купер и вдруг улыбнулся: - сразу – это навсегда.

(с)

сегодня. перрон. ночная москва и какие-то искаженные злые от усталости истерики. я хочу домой. я очень хочу домой.
ещё есть записи из блокнота. чеки. пленки. кадры. лица. обещания. мосты. редкие телефонные звонки и дни с телевизором
немые сутки молчания, прерываемые рекламным проспектами Невского. чужая забота ощущается душным сытым кошмаром, от которого не убежать, потому что нога увязает в земле глубже и глубже. и неожиданно все отражается в кривом зеркале, а ты по прежнему один на один со своей больной воспаленной головой, в которой разваленные стеллажи и ни одной четкой мысли. кораблекрушение - и такая же бесконечная пустота.
так что в компании этих приятных, милых, заботливых людей чувствуешь себя полузадушенным, и набираешь единственный номер, в единственную справочную Кошачьего бога. я хочу домой.

- строишь вокруг себя стены, возводишь себя - сильного и величественного. упорядоченное спокойствие. статичное, размеренное. а потом вдруг все ломается, пилот теряет управление, система летит к чертям, и ты терпишь авиакатастрофу - неконтролируемо. снова становишься тем, от кого ты так долго избавлялся - слабым, нагим от эмоций.. живым
- возможно, это потому что ты слишком долго пытался быть тем, кем ты не являешься.
- а разве все не делают тоже самое?

- помнишь фильм "мальчишник в вегасе"?
- помню.
- так вот здесь тоже самое. то что происходит в вегасе - останется в вегасе.

в темной 229 комнате никогда не гаснет свет
потому что в ней никто не засыпает
парафином пропитывается кожа. ликер сочится через поры
и дно финского залива остается поверх города призрачным одеялом
истории разлетаются по комнате несущественным пустым карманом
и мелочью в таксофоне по межгороду механическим голосом
последние январские фотокарточки

только быть единственным из этой компании немного накладно
once
я кажется хочу домой

от кота пахнет пылью и домом
толстый серый кот с маленькими ушами

питер - город арбата. это улицы, улицы, улицы
-20 градусов. ты запиваешь мой кашель имбирным напитком из зеленого кафе
и улицы перетекают из одной в другую по водоканалу
старые книжные магазины открывают рты. и мы плывем по диванам в прихожих
город художников и поэтов. ты говоришь мне об этом

проглатываю в 6 утра парафиновые свечи
мир становится сосредоточием серебра и записок на запястьях
свернись бумажным журавликом из листьев тысячелистника
усталый беженец перечитывает ремарка
я вижу картинки черной ручкой на твердой бумаге, которых никто не увидит
засыпать заново

мне страшно. я проглотил татлока и красного карпа
от кота пахнет пылью и домом
толстый серый кот с маленькими ушами

в компьютерном пространстве, искривленном рождественскими днями, на меня осыпаются ёлочные иголки.
ещё немного и я сам могу быть вполне себе зеленой ёлкой по 300 рублей на местном рынке.
5 пленка уходит на чужие сигареты и потрепанные оправдания подъездов. мне спокойно в ограниченном пространстве нашей маленькой вселенной. недоуют.

в Городе Ветров туман и очень сыро, почти нет снега. в основном, мы моем посуду под холодной водой,
смотрим сериал по второму и ощущаем, как уходит время. тянуче медленно между одинаковыми днями, которые можно прожить в один длинный вздох.
мусорные пакеты на стенах комнаты Катерины, куда мы ходили неизвестно зачем. репортаж о дисках на стенах на пару кадров, и мы благополучно оттуда сваливаем.
что отрицательного в моих друзьях - это то, что их слишком много, не количеством, а по ощущениям. как будто рядом с ними тебя продавливает в стену
и ничего от тебя, такого значимого, не остается.
у людей, которые приводит Катерина, благополучие изменяется в понятиях - образование, целеполагание и действия, ими плохо усваиваются такие флегматики, как я, которые ничего не хотят, ни к чему не стремятся и ничего не делают. по крайней мере, по их вселенским масштабам я больше похож на пустую консервную банку в космосе. я же, слушая очередные хитроумные планы, могу только улыбаться, потому что черная дыра и не такое засасывает, оставляя после себя онемелое опустошение и внутренний разлом.

Эта отвратительная женщина присылает смс на новый год. мне казалось, она никогда не напишет - не хватит смелости или ещё чего, что ей всегда не хватает.
между отзвуками курантов, пролитом российским дешевым шампанским и сожженным желанием в полупустом бокале.
предлагает встретиться, пишет, что скучает и что-то ещё, что забыла про моё день рождение и что эта "ёбанная" история никак не закончится,
отчего становится иронично-колко. короткометражный шарж на пару метров - когда один из героев переступил через себя и пытается идти дальше,
затирая следы уходящих кораблей, когда его настигает другой, трясет за плечи и говорит, что это ещё не конец, что он не согласен, что есть вещи, которые подлежат пересмотру
отчего хочется её обнять и переловить её страхи и сомнения, разыгрывая финальные титры, и наступать кончиком башмака на собственную тень.
кофе в средних кафешках, комната, обклеенная рисунками, чердак, на балконе которого она курит каждый день, кроме тех, когда она ночует не дома.
полузабытый сон. полусорванная одежда. и перестраховочные талоны поверх соглашения о взаимном владении.
почти не думаешь, когда печатаешь в ответ - если не передумаешь, зная, что в запасе у тебя/меня больше недели.
возможно, потому что это единственное живое существо, на которое я обращал внимание - одежда, волосы, макияж - и как остроконечно, не сводя разводы ресниц - не отводить взгляд.
что-то притягательное в этих огромных тускло зеленых глазах, в которых нет ни слова правды, светлых спутанных волосах, слаженной слегка не идеальной фигуре,
неизъяснимая слабость к насмешливому голосу, которым она вела рубрику на местном радио.
раскладывать себя по полочкам и напоминать себе, что мы слишком гротестно разные и в час, когда я засыпаю, она просыпается. снова будет предлагать остаться друзьями,
ничего не понимая, только чувствуя, что кажется сказала что-то не то, наивным голосом спрашивать почему нет и что так поступают практически все её друзья, бывшие,
бывшие бывших и что-то ещё о её лучшей подруге и тихо обижаться, что я её ни о чем не спрашиваю. совсем как тогда. глаза в глаза. и мои закрытые записи,
которые она хочет здесь и сегодня. чувствовать, как просто встать и уйти, ничего не объсняя, ничего не отдав, ничего.
возможно, потому что каждый из нас хочет остаться с кем-то просто так, не спрашивая себя сколько это стоит.
освежевывай мост, на котором ты обнимала меня впервые и что-то ещё невероятно личное о совместной квартире и вареной здоровой еде. вспышки моего пленочного фотоаппарата.
и скажи мне, пожалуйста, что рядом с тобой тот самый человек. полусветские лживые роли по погоде и кто с кем спит последние полгода, что мы не вместе.

можно только предполагать, как это будет, с кем это будет, почему это будет, где это будет
что я тебе скажу. что ты мне скажешь. что дальше будет/не
шарада
яркая

я с тобой слышал города
иногда только это имеет значение
слушать города

меня встречает снег, пронзительный после глубокой осени в городе ветров. москва, не такая холодная, зато более безразличная и
после туманных закоулков другого города - переполненная - людьми, шумом, огнями, жизнью, суматохой, показной
Анечка на станции. из подъезда в подъезд. мне не терпится сдать в проявку пленку, где мы вдвоем почти лежим на диване в кофе хаусе
как какая-то попытка прикрыться
это как твоё сообщение в поезде "зачем?" твоё негодующее при встрече "ну Эм, сучка, что там удумала?! что там о себе навоображала, да за кого она себя принимает?!"
и последнее тихое нечаянное - "поступай так, как говорит тебе сердце"
и я вдруг понимаю, что оно со мной не разговаривает
больше не разговаривает
моё сердце со мной не разговаривает

…

может быть, поэтому. поэтому я так странно безразличен к тому, что делаю или не делаю. к тому, что происходит или не происходит. к тому что я не передумаю, воспринимая всё как должное
её сообщение о том, что на самом деле это было её желанием на новый год плавно совпало с тем, как торопливо под куранты на клочке бумаги зажигать в шампанском, не думая о ней, но что-то такое было
рождественская магия - штука двусторонняя
может быть, потому что сам я никогда бы не попросил о встрече - а каждое желание изменить что-либо должно вознаграждаться
мне на самом деле все равно. не возлагаю надежд и не строю иллюзий
и хотя где-то здесь несомненная ложь
мне все равно

своё собственное маленькое приватное кафе. не как тот клуб, в котором я работал. и не как те кафе, в которых мы пьем вкусный кофе со сливками. а что-то более уютное и простое. кукольные столики и кресла, барная стойка, маленькая улыбчивая официантка с огромными африканскими сережками. полумрак свечей и электрических канделябров. стены, увешанные звездами и газетными журавливами, и все слова __ (мосты округа мэддисон). небольшая сцена, стул, микрофон для музыканта.
диплом клинического психолога. пластинки. разобранные часы. книги. как перечитывать по ночам мариам петросян - "дом в котором.." и что-то ещё, как будто кем-то вынутое. не то взросление, не то нечто более омерзительное. ключи от всех дверей и самый важный - от своей собственной квартиры. без дубликатов. без пропусков. и без въездных прохожих. старые фильмы. и по ночам работает интернет. по выходным - встреча с другом, счет за кофе. пианино как немой укор. словарь английского. все то, до чего не дошли руки и перешло время. где-то очень далеко. от суматошной москвы. серого города ветров. где люди простые и разные. где никто никому не принадлежит. где бывают сказки с хорошим концом.

танцевать в полупустой комнате
спотыкаться
сидеть на коробках
смеятся, кидаться подушками
засыпать на диване
толкаться в коридорах
устраивать марафоны любимых фильмов
чувствовать себя привлекательным и любимым
когда-нибудь - это все будет или же оно останется на этих страницах
на меньшее я не согласен

чем дальше я буду от этой отвратительной женщины - тем лучше
только бы не сорваться, чтобы услышать слегка заносчивый растерянный голос
чувствуя как сводит от волнения мышцы лица
в прошлый новый год помнишь красное платье, горькую ревность, Пашин дом, друзья друзей и ты
с головной болью, недовольным взглядом, жадными поцелуями, второй этаж кровати, закрытые двери, игра в вопросы
и твоё - я с ним, потому что я его люблю
я не хочу забывать. но было бы проще, если бы вместо тебя я видел бы затертые очертания
дело не в том, что ты не можешь меня отпустить - уже отпустила, Зайчик
дело в том, что тебя отпустить не могу я
и пока это не приносит мне счастья, моя хорошая
можно ли считать мой отъезд побегом? в некотором роде
но я уже давно не хочу никому ничего доказывать
хорошего тебе рождества, моё солнышко

­

­

если бы не бенгальские огни. обещанные цветные бенгальские огни, которых я никогда не видел. никогда не зажигал.

у касс супермаркета творится что-то безумное. я с бутылкой шампуня, двумя киндерами и журналом смотрюсь истинной неприхотливой Золушкой
три пленки в сумке, надеюсь, эти 10 дней будут репартажными, но зная моих родных, думаю, что обойдусь фотографиями кота и Даньки
зато я успел на почту. три письма, на два из которых я совсем не жду ответа, слишком долго тянул с обратными вестями, но ощущение правильного - это настоящее.
в этом году я всех прошу прислать мне распечатанные фотографии своих ёлок, потому что в этом году я останусь без неё
а пока у меня тут корона - без шуток, господа, корона, чипсы, москва за окном и учебник девиантологии.

долго ругаться у кабинета - и понимать - вот для чего последняя сигарета была, а не для того, чтобы ты её скурил в тот день, когда это был ещё не предел.

где-то между переходами и электрическими городами - играть в снежки и притворяться, что ещё немного - и все будет снова правильным. неизъяснимо по старым следам, как защитные инстинкты тянуться к теплу
недоверчиво, настороженно, не по настоящему. на рождество положено сидеть в халате, раздетым, в правой руке - гелевая ручка, в левой - кружка с глинтвейном. чтобы провокационно улыбаться
и быть таким - немного забавным, в меру открытым, своим. с затаенным ожиданием и молчаливым - пожалуйста, пожалуйста. чтобы резко замкнуться и, теряя, теряясь, растрачивая - и не веря
так не проще. ненужное - и такое отыгранное.
расставляя фигуры по местам
я люблю кино. вкусную еду. спать не по расписанию. удобных людей. разные вещи, которые мне не нужны, но они дополняли бы картину моего представления о идеальном, как тот смешной будильник из красного куба.
я не люблю клубы. много людей. много незнакомых людей. и слова, очень много слов - иногда со значением, но чаще - по звучанию.
устало. да. почти то самое слово.
я хочу быть милым, окей? для тебя. ненадолго. не вообрази, что я всегда такой. только не делай мне больно.

потом вспоминаю, что опять забыл купить пачку сигарет.

­

­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­

вещи, до которых не достучаться
по мостовым города, который все ещё умеет нравиться
как будто воздух особенно легкий. воздух других городов
в витринах или на лестницах торговых центров
мне просто было невыразимо грустно
и ещё долго тосковать по Эм, этой отвратительной женщине
но на эти два дня я больше напоминал Золушку
когда раздевался в примерочной
мы таскались по кафе и на ярмарку
картина с Венецией. английское издание Бротигана.
знаешь, моё печенье с предсказанием так похоже на правду:
"если у вас есть фонтан, то заткните его и дайте ему отдохнуть"

сегодня после мятных разговоров - с рассветом ложится спать с усталыми мыслями - и зачетов
город утопает в снегу. а я стою, неловкий и чужой, без фотоаппарата.

­

­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­

в пленках я люблю воспоминания
а потом случайно увидеть её в той футболке, о которой она говорила в субботу - 4пыль
в кофе хаусе на большой якимайке. наблюдать за мелкой моторикой пальцев
как вьется дым из сигареты
и как она хмурится, словно пытается отогнать что-то нехорошее
сумасшедший звук неузнанного по сбитым ритмам сердца
странно.
и торопливо по ступенькам.

- почему ты смеёшься?
- потом скажу. когда выйдем.

что-то есть такое безумно-чужое, когда хочется преклонить колени. безумно забытое. как огни над парижем. сонно тянуть сигарету ленивым жестом. устало прищурить глаза.
запомнить это таким - столько раз/и даже ты, моя хорошая, меня оставила. все это магия и пустота, в безвольном движении откатиться в сторону - и постоянно упираться
в стену. когда я иду все той же походкой свободным размашистым шагом. по радио крутят битлз и старый джаз, прерываемый чужими хриплыми голосами политиков.
удивительное время. и когда это казалось невозможным, я все забыл. статьи из журналов о фотографии. старый разъебанный фотоаппарат. что-то было всегда. что-то останется
на игле.

с Анечкой, новообретенной ласточкой, с вестями из Питера, я иду по теплым залам торгового центра в этот вечер. щелкает затвор потертого зенита. ёлки в "метрополис", уже украшенные, святящиеся
гирлянды, рождественские венки, эфемерные электрические клубки между этажами. в некотором смысле я всегда буду Питером Пеном. вечным мальчишкой. но я всё ещё ностальгирую вкус горячего шоколада
из того кафе, где я сидел рядом с Котом после Лейбовиц, когда в столицу приехал пояс Пресвятой Богородицы, который на самом деле живет в Иерусалиме.

3 пропущенных из Питера, прежде чем чужие истории откроют глаза. я пытаюсь представить, как они встретились после месяцев молчания, чтобы воссоединиться, а потом она вдруг произносит. вслух.
что любит другого человека.

­

­

в ночь со вторника на среду между 22 и 23 числом, я почувствовал, что снова люблю её - крышесносно, безумно, слепо,
невыносимо, убийственно, до опустошения, до удушья, до безмолвия, в затихающих осуждением парадных костюмах. до истерик
и разодранных в отвратительном крике изнасилуемого. я почувствовал, что люблю её. между вечерами и рюмками за принятие сухого закона.
я дотянулся до телефона и набрал совсем другой номер. гудки. на связи Питер. дождливый, прочувствованный, подгнивающий. Питер.

­

­

Лейбовиц. фактурные точечные снимки. стена фотографий из домашнего альбома. музей личных коллекций звучит слишком по еврейски.
правильные ракурсы и эта её/чужая женщина. я стараюсь не думать - какого это - фотографировать своих любимых людей в последний раз.
сердитый Кот устало щурит глаза и несколько картинно жалуется на жизнь, он голоден и его заставили прождать три часа - и, клянусь,
в этот раз я приехал вовремя. отстранено пытаюсь вслушаться, в конце концов, меня эта неделя добровольного затворничества изрядно вымотала,
и я неожиданно точно осознаю, что мне его не хватает. не так, как сейчас. не хватает тихих переругиваний в его деревянной комнате,
где стоит телескоп и нарисованы устрашающие схемы из курса анатомии. не хватает киданий подушками и тех моментов, когда я с хрустом
надламываюсь и начинаю говорить правду спустя сотни пустых кадров с тобой, после кошачьих историй и после того, как снова
почувствую, что я в порядке. это было так давно, и скорей всего просто останется в моей памяти, как нечто сокровенное.
потому что чем дальше, тем больше нас растаскивает по этой безбожной земле. и это неотвратимо.
- в Питер в феврале. какая там погода?
- представь, что тебя окатывает ледяной водой. которая бьет и бьет тебя, впиваясь в джинсы. под кожу. я вернулся с обморожением, потресканный
и в кровоподтеках. Питер в феврале - это самоубийство. дело в том, что у меня нет выбора.

мне кажется, что с ней я буду в безопасности. с чужой девушкой из Питера, которая ночевала в этой квартире летом и все ещё верит, что
можно что-то вернуть из того безумного напряженного времени, когда я встречался с Эм. люди с похожими драмами - это полулюди. "осколки
от снаряда". только бы успеть найти деньги на камеру и билеты, чтобы каждый день снимать, как полулюди улыбаются, когда остаются
ментально голыми, одинокими и болеющими. поэтому я не думаю о холодных пронизывающих ветрах Питера. я думаю о ощущении полумрака
и узнавании, теплом, одиноком, притягательном узнавании в её глазах - это распознавание своих.

браслет на запястье с табличкой "lucky", Лаки - как собачья кличка, появился у меня случайно. номер моего чека - 207 и я не верю в лотереи, честно
говоря, никогда не верил. он слишком приятно обхватил кожу, я почти не слушал то, что мне говорили. я просто сказал - беру.

и хотя я совершил на днях тот ещё флэшбэк, "оно" стивена кинга меня огорчило. Пеннивайз.. я ожидал нечто большего от Боба Грэя, чувак,
гораздо больше, чем космическую лапшу на ушах. Билли перетягивает всю симпатию из-за Джорджи, но мой любимый персонаж - это Ричи.
би-бип, Ричи. это офигенская книга. я помню квартиру из общежития, когда Рэй лежал совсем рядом и читал мне первую главу вслух,
и это было так давно, боже, семь лет назад? восемь? я свихнулся, когда увидел эту книгу на прилавке. я шел пропивать свою стипендию,
а теперь у меня ещё одна причина напиться.


" В одной руке у него была связка воздушных шариков. В другой он держал ножку младенца, похожую на цыплячью лапку. На каждом шарике было написано: «ОН ПРИШЕЛ ИЗ ДРУГОГО МИРА».
— Скажи своим друзьям, что я последний из умирающей расы, — сказал он ухмыляясь и спустился за ней по ступенькам крыльца. — Я единственный уцелел на погибшей планете. Я пришел сожрать всех женщин… и изнасиловать всех мужчин… и научиться делать мятные жвачки! И танцевать твист!"

совершая бессмысленные поступки.. я думаю, что это приравнивается к тому, чтобы ничего не совершать.
в понедельник утром поезд мягко толкнул меня на перрон, снисходительно наблюдая, как я отряхиваюсь,
иду, запрокидываю голову, спешу в метро каким-то обновленным шагом.
он ещё не знает, что это тоже разновидность конца.
мои графики сбились, оставляя меня, оставляя - никакого грубого повторения для того, кто всегда был таким.
я сижу в квартире, и мне ничего не хочется. вернее хочется, но для этого нужно родиться аутистом, Марком,
имеющим гражданство США, друга-гея и купюру на виски. а пока глинтвейн делает меня угрюмей и несговорчивей,
даже если это кафе, даже если я сижу в компании девушки, влюбленной в нашего общего знакомого,
я фотографировал её 15 минут назад - и кажется, не чувствую ничего, кроме смутного ощущения неправильности
"из мудака в ещё большего мудака. повелитель мудачеств. великое искушение - твой номер телефона.
прошептать - я люблю тебя. на удачу.
jos"
по эскалатору понимать, что не буду - ни звонить, ни напоминать о себе и оправдываться тем что пьян - тем более
я не лучше неё, нет. просто с детства книги были важнее людей. и видимо, это были совсем другие книги
уехать бы. бенгальских огней. смешных фигурок из глины. гирлянды на окнах. снегопада всю зиму - непрерывно.
в поисках уютной квартиры. ёлочные игрушки. старые песни. я не знаю, как среди людей чувствовать себя своим.
чужие стаи. разговоры. смыслы. знаки. как слепой, глухой и непоправимо неправильный. мои не загаданные
желания - встретить кого-то своего
корчиться от не понимания почему же так плохо
раньше такие слова, как "разбить сердце" казались ненастоящими.

­

­

­

­ ­ ­ ­
­ ­ ­ ­ ­ ­
­ ­ ­ ­ ­ ­
­ ­ ­ ­ ­ ­

меня всегда удивляет то, что она всегда говорит, что скучала.
ограниченное число людей, которым можно верить.
почему-то все остальное - звук. прости.
пусть у тебя получится поступить в колледж джаза

в городе ветров я не выхожу из квартиры. моя вторая ночь под этим небом и последняя - в этом году.
у меня тут воздушные шарики над подушкой, желтые розы и торт с 20 свечами.
я так люблю их. что кажется, что размывается время и все эти полугодия, которые мы проживаем каждый в себе. каждый - наедине. каждый - в другом городе.
в темном кинотеатре на втором ряду мы смотрим фильм о шекспире
смотрим странные вещи в "красном кубе "
технику в "м-видео "
и это не выразить словами. ни то, что есть, ни то, что будет после.

­ ­

когда у меня будут свободные деньги, эти хрустящие купюры с изображением городов и портретов
я знаю, какую часть себя я отдам тебе/нам, чтобы носить-в-себе

­

­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­ ­

мне снилось, что я целовался. и это была не ты.
я помню светлые волосы, мягкие под прикосновениями ладоней, я накручивал их на своё запястье, соскальзывали. и ощущение взгляда - изучающего, лукавого.
помню, как целовал меня - глубоко, дразняще и мало. так что я ловил его губы снова и снова. фоном. смятая постель и какие-то путанные тропы по жизни, прежде чем мы оказались здесь.
совсем недавно мы были на разных баррикадах. ощущение бесконечного интереса и лучиков в волосах.
если бы это было возможно, я бы никогда не просыпался, несмотря на то, что в снах меня преследуют, убивают, грабят, насилуют, продают.