Как все было на самом деле

В поездах очень приятно проводить время: можно, например, стоять. Я проснулся в три часа ночи и стал бегать, потому что в этом есть жизнь — нужно просто удержаться на плаву, поезд качает из стороны в сторону, а ты бежишь из одного конца в другой, чтобы затем пробежать еще раз! Положительно весело! То есть, конечно, нельзя исключать проводниц, но в действительности проблема была в моей соседке. Дело в том, что мы с ней не совсем удачно побеседовали, в смысле, это была та еще неловкость. Когда я шел к вокзалу, мне приходилось прокручивать картину знакомства, ведь каким бы незнакомцем человек ни оказался — тебе все равно придется при нем есть. А это почти то же самое, что и раздеваться. Конечно, мне комфортнее лишний раз раздеться, чем приниматься за пищу, но все-таки желудок требовательнее всего остального. Я думал о том, что со мной в купе вдруг окажутся какие-нибудь религиозные фанатики, или, не дай бог, феминистки. Но все обошлось, в смысле, не настолько, конечно. Нас оказалось всего двое, все-таки странно они там сортируют людей, я сразу испытал напряжение, потому что до последнего момента меня не покидала надежда, что в целом вагоне я буду единственным живым человеком. Оказалось, там были еще и дети. Конечно, в определенном смысле это был подарок, потому что мне пришось ехать в купе с девушкой, но, ох, это было определенно не то, чего я желал. А желал я танцев и бразильянок. У девушки были волосы и худое тело, и все такое. В целом, я думаю, она походила на тебя. Я слегка присел, чтобы начать читать книгу. В книге были главы-главы-главы, но они просто сыпались мимо меня! Вокруг происходила тишина, которая периодически прерывалась на "ту-тух" колес поезда. И вруг, неожиданно для нас обоих, девушка сказала:

— Ну, ты ничего.
— Спасибо, — ответил я без раздумий и хлопнул главами.
— Спокойной ночи.
— Все в порядке, ничего страшного.

Я полагаю, она и сама ничего не поняла, поэтому мне пришлось на время покинуть четырехместную комнату, чтобы стать ближе к прокатывающему мимо виду за окном. Там были деревья и озеро. Все красиво, будто на фотографии. А затем она просто взяла свой чемодан и вышла. Я оказался один. Конечно, после нее были и другие соседи, но больше ни один из них мне так и не сказал, что я — ничего. Спокойной ночи.

Все-таки есть в словах некоторая магия, когда ты можешь называть ночь ночью, а дни — так, как тебе хочется. Нужно хорошенько подумать о том, что бы было, если бы завтра, например, все слова вдруг пропали. Скорее всего мы бы начали общаться палками — я кидаю в тебя, а ты обратно — мне в руки. Одна палка летит в твое окно, а знаешь — почему? Слова ведь тоже не сразу красиво вылетали. Всему нужно учиться. Вскоре откроют университеты, где будут обучать, как правильно разговаривать, но, скорее всего, все кабинеты будут забросаны сухими ветками.

У нас работают действительно странные люди. Я однажды зашел купить хлеб, а кассир спрашивает меня: "А зачем вам хлеб?" Мне казалось, что в основном его едят. Это — ладно. В другой раз я поехал на ж\д вокзал покупать билеты. Подошел к кассе и говорю: "Мне нужно в Киев на это число". А кассир отвечает: "А вам на что билет?" Хотелось бы на поезд. Может быть это — своеобразное анкетирование, но оно мне не нравится, уж увольте. А может быть это все от одиночества. Я ведь тоже часто всех обо всем спрашиваю.

Читаю книгу о парне, который со своей знакомой девушкой поехал в Индию, конечно, она его отвергает, как и все девушки мира, отвергающие всех парней, но он все же старается. Так вот, однажды ему удается все-таки ее познать, после этого, естественно, парню начинает казаться, что все впорядке и что между ними действительно произошло кое-что магическое, однако девушка всячески отрицает это, даже несмотря на то, что перед этим они познались еще несколько раз. Ах, женщины, ах, плутовки.

У вас здесь что-то происходит, я погляжу. Вы все учитесь, должно быть, да? Просто я — нет, поэтому и спрашиваю. У вас здесь истории, наверное, есть какие-нибудь, да? Дело в том, что у меня нет. В смысле, наоборот — слишком много их, лучше вовсе и не рассказывать. То есть, я лучше все их расскажу, но для этого хотелось бы вас подготовить. На самом деле я говорил о том, что подготовить следовало бы себя, нежели вас, потому что с вами я совсем не знаком, я имею в виду с теми, с кем действительно не знаком, других-то я очень давно знаю, еще с тех времен, когда мы только познакомились. Меня, кстати, зовут Никита Зимов и это мой дневник, на всякий случай. Вернее, на любой случай, и не дневник это вовсе.

Я стал приучать своих друзей познавать мир живописный: я выставляю перед ними картины великих мастеров двадцатого века, положительно выдавая их за свои. Это намного интереснее, чем часами говорить о каких-нибудь малознакомых скучных именах в очках. Они смотрят на эти картины с живым восхищением и выдают, мол, уу-у-у, это — просто изумительное полотно, как же ты с ним, ну и мазки, живо, безусловно, победа! И так далее. Иногда я нарочно показываю им свои картины, обратно выдавая их за работы знаменитых художников. Ну-ка, ну-ка, как вам великий-гуру Анри Матисс? Тогда они говорят, мол, вероятно, это было сложное время для творца пяти углов, ах, какие кризисные цвета, неужто это полотно писалось в период заката или забвения и черной меланхолии? В такие моменты, предвкушая победу, я ловлю себя в сокрушительной кульминации и тогда они обязательно добавляют — "вели-колеп-но"! В слезах я падаю к их ногам и соглашаюсь, что Анри Матисс — непревзойденный гений, чья правая рука, должно быть, при жизни была из чистейшего белого золота.

Через неделю мы с парнями открываем сезон купания. Это серьезно. Настоящее мужское состязание. Все началось с того, что три года назад мы прогуливали школу в +25 и было вполне целесообразно искупаться. Начать — самая сложная штука здесь. Когда ты стоишь в одних плавках у водоема и чувствуешь этот чертов холодный ветер, несущийся словно ралли-гонщик от затылка до щиколоток и обратно, делая по десять кругов в секунду, понимаешь, что главное не поддаться соблазну — закрыть глаза и медленно заходить в воду. Если хоть на мгновение ощутишь, что замерзаешь — и все это заметят — проигрыш засчитан. Вот так все просто! В течение года я по вечерам принимал холодный душ, чтобы научиться не замерзать. И научился! В этом году должно быть тепло. Я не хотел бы проиграть. Это чем-то напоминает игру с погодой в русскую рулетку, где важен не пустой барабан, а полностью заряженный. Надеюсь, в этом году я получу теплую блаженную пулю и отыграю наконец телевизор.

У нас есть преподаватель живописи весьма интересный, во всех вопросах он всегда всех критикует. На одном экзамене к нему подошел парень со своим рисунком и спросил, что не так. Преподаватель сказал: "Да у вас явная проблема формы". А парень сразу мяться начал: "Да, ну, это, у меня рука просто дрогнула, я вообще, если честно, неплохо, ведь, если это недостаток — вы только скажите — я же исправлять не буду, честно, я обязательно, в достоинство — мигом превращу!" Ну и тому подобную ерунду заговорил краснея, тогда преподаватель холодно посмотрел на него и сказал: "Да уж, это не единственная ваша проблема. Еще вы дурак неописуемый и болван". Так и сказал! И часто так говорит. Может мимо кого-нибудь сидящего за работой пройти, окинуть процесс, а затем рисовальщика и выдать: "Ну и ну, вот это руки! В смысле кривые. Откуда они у вас только берутся". Его, по-моему, уволить вот должны скоро. Жаль. Там действительно трагедия рук.

Люди всегда любезничают в поездах, будто это такое место, которое любого ханжу превращает в милый райский цветок. Бегу я по вокзалу, вижу: поезд мой стоит, до отправления три минуты, нужно успеть, а вокруг столько людей собралось, словно слоны у водоема, и не протиснуться, да еще и лица свои разворачивают. Чего вы смотрите сюда! Отвалите! У вас сумки такие большие, погляжу, что я их, наверное, лучше пну! А вам еще и в лицо плюну! Да чего же вы встали тут, будто вас по колено закопали, шевелитесь! Отстаньте! Красномордые! Ох, ну и страшилы! Продвигайтесь скорее! Хвосты свои не растеряйте, крысы! Были бы у меня кирпичи — я бы вам все локти повыбивал! А потом, когда захожу в поезд: сразу добрым становлюсь. Здравствуйте! Ой, у вас помада на щеках! Ах, чудесный день! И вид тоже ничего: туманное поле и монашки рожь собирают. Великолепно! Не находите? А сколько сыну вашему, говорите, лет? Большой уже совсем! А у меня вот, знаете, не сложилось как-то, наверное, дело в том, что я сам еще ребенок! Ну ничего! Хорошего пути! Спасибо! И вам! Да! Спасибо! Благодарю! Ну и чудеса творятся в поездах.

У меня есть друг, который недавно выдал, что влюбился в девочку. Он определенно знал, что я подниму его на смех, оттого и сказал это с такой неуверенностью, что я уже было хотел не верить ему, но затем он добавил, что девочка эта очень красива собой и отчасти умна. Это заставило меня пересмотреть мои взгляды на ложь и правду, и все-таки завалиться на пляж под названием "правда". Когда парень хочет солгать про влюбленность, он просто скажет: "Я влюбился". Но когда он несет это с серьезным лицом, то обязательно добавит что-нибудь про то, что у девочки, например, есть волосы или она говорит так быстро, что он даже не успевает понять, вьющиеся они или прямые. Или — нарочито выпрямленные. А вдруг нарочно завитые? В любом случае, влюбленность — это смешная вещь, хоть и безумно страшная, мрачная, холодная и злая, как морская волна. А отчего же не смеяться, если в этом случае влюбленность — не моя беда, а чужая? Вот влюбись я в кого — он бы тоже превратил это в комедию. Только мне отчего-то было бы не смешно.

На самом деле было бы здорово вернуться в средние века. Там все по-доброму было: и отношение к душе, и этическое поведение, да и религия была красивее. Люди улыбались и шутили, даже бродяги — и те умудрялись сверкнуть своими мерзкими зубами. Художники творили, а поэты не спали ночами, прислушиваясь к теплым средневековым музам-сверчкам. Хорошее время: за любую фразу, вроде: "Добрый день, мылый друг!" тебя могли запросто подать к гарниру, сладко завернув в солому или хворост, а затем — капнуть факельным воском, и ты уже тихо всхлипываешь над своими горящими в огнях ногами, привязанными к деревенной балке. Все собираются вокруг и смотрят: кто-то ест яблоко, другой — всхлипывает в ответ, а третий так вообще — вовсю хохочет. Начало беззаботных времен. Должно быть, так все средневековье и погорело на костре. В один миг — никто даже и не заметил. Но в этом ведь, если подумать как следует, и была его прелесть.

Мне кажется, глупо называть животных, которых ты, в общем-то, и не понимал никогда человеческими именами. Коров, страусов, лисиц зовут Сережей, где же вы такое видели? Нужно ведь давать имена животным на их языке, уважая их культуру и традиции. Осьминога лучше всего назвать Айзерусом или Земинентеррой, но никак не Володей или Андреем Лапестковым.

Хочу создать детектор лжи, который будет крепиться на руку в виде браслета, и в случае вылетевшей из чьих-нибудь уст неправды – он попросту взорвется. Конечно, никакого вреда механизм не причинит, просто владельцу такого детектора будет крайне стыдно перед собеседником, если в момент, когда он начнет расхваливать способности своего друга, вдруг произойдет маленький щелчок – и от браслета останется только пыль. Так и будут ходить по городу – одни грустные с пылью на руках, а другие – с браслетами и счастливые. Нужно наказывать лжецов.

Я знаю одного парня, который всегда смеется без причин. Его, казалось бы, не тревожит абсолютно ничего. Зимой он может бегать босиком по снегу, летом — разгуливать в ботинках и никто даже не думает делать ему замечаний, потому что этот парень — слишком уж лучезарный, упрекать его в чем-то было бы глупо. Однажды мы проходили с ним мимо скамьи, на которой сидели пожилые женщины лет восьмидесяти, а то и больше, и парень, подойдя к ним поближе, заиграл солнечной улыбкой и произнес: "Привет, девочки, как день?" Те книвнули ему в ответ и тоже заиграли улыбкой. Я заиграл улыбкой вместе с ними, хотя до этого целый час тосковал по детству.

Я не могу понять, что движет этими людьми, которые считают, что они — короли. Ну, знаешь, у них еще везде записи: "Ты дурак, зато я — король, ха-ха!" То есть, конечно, кого-то ведь и вправду можно назвать королем, но только если он действительно им является. Нет, я сейчас говорю не о короле Финляндии, например, или чего-нибудь там еще. Я говорю о людях, которые в какой-то степени имеют власть — могут очаровывать других, или заставить кого-то, в конце концов, поверить, что они — действительно красивые деревья среди вытоптанной травы. Но если так будет говорить каждый второй, то никаких дураков и не останется. А дураки ведь нужны.