шизанутая шизичка

что бы тебя "понимали "

надо писать про виски, вписки,
секс без любви в холодном подъезде,
о том, что "любим, но не умеем вместе",
о каях и гердах,
о сломанных нервах,
о подсчитанных сигаретах,
о том как "я плакала, он уехал",
о кулаках и опасных лезвиях,
о том что мол "я не железная",
о барных стойках,
о мятых банкнотах.
о фразах, шагах и нотах.

пиши о том, что в принципе не имеет веса.
иначе ты не представляешь для них
ни малейшего интереса.

Хочешь я расскажу тебе, как тебя бросают - то есть совсем бросают, как ненужную вещь, как отыгранный киносценарий, как тебя потом и не вспоминают, не звонят тебе, не пытаются все вернуть.
хочешь я расскажу тебе, как тебя выталкивают на путь, которого ты не выбирала,
не с теми дружила,
не с теми играла.

не тем сдавалась, сочилась жалость, струилась рвота, икота икота, работа работа,
кто ты?
и для кого ты?

хочешь я тебе покажу как рвутся мышцы - рывок за рывком, как решение твоей судьбы обозначается чьим-то кивком, как ты ломишься в стены непробиваемые никаким кулаком, непроницаемые ни для одного из звуков…

как есть что-то страшнее любой разлуки.

кое-что ужаснее чем умереть.

это остаться жить,
после ада и мясорубки.

и совсем перестать верить в свою смерть.

мы развалимся скоро на составные части,
на человеческие остатки,
в наш костный мозг врачи будут вживлять полярно разные вещества -
и я не вижу в этом - ни прелести, ни загадки,
с нас взятки гладки -
мы ведь тоже когда-то были
частями целого существа.

примерно где-то в районе смерти,
примерно в первых декадах любой из зим,
мы обязательно затормозим
на поворотах,
гулких коридорных пустотах,
медицинских едких остротах,
недоступно-высоких частотах -
мы выживем и заговорим.

мы распадёмся просто - на до и после,
на было/не было,
на нули.
подвешенные за куски оголенной плоти
и не достать, не докричаться нам до земли -
вы выжили в эту зиму,
но нет конца нашей внутренней,
непрекращающейся зимы.

где все вечной мерзлотой пропитанно, проморожено,
и ты ощущаешь себя неожиданно брошенным,
и не выходит ни с кем уже по хорошему,
и срываться на крик в конце каждой спокойной реплики -
засовывать руки в карманы -
кулаки сжимать так, что сдирать кожу ногтями со внутренней стороны ладоней -

" весна меня на этот раз не тронет,
пройдёт мимо,
насквозь,
не заденет жизненно важных органов",

и порваны
от крика связки -
все что вокруг тебя - раз за разом,
в мясо,
в сраную биомассу,
едко пахнущую пластмассу.

кануло.

нас удаляют с билбордов, рекламных экранов,
нас стирают ластиками из тетрадей,
с нас хватит.

мы разобьемся на тысячи осколков,
на все эти - нескончаемые депривации,
депрессии, сплины,
не верные интонации,
болезни, голод, отсутствие вредных привычек,
плен кавычек,
точек.
узаконенных проволочек.

мы разваливаемся из целого на один:один.

и ничего не светит нам впереди
ничего не видно из-за широких спин.

[плевать,
уходим,
включай Сплин]

— Иногда мне кажется, что ты ненормальный.
— Иногда?
— Да, иногда. В остальное время у меня нет в этом никаких сомнений.

он нежный улыбчивый мальчик
в его глазах
мои прорисованы контуры/как ни странно/

он рвется в атаку, хоть знает-
-потерпит крах
и ждет моих писем, как всякий-небесной манны

во мне -ураганы и бури
мой фетиш-боль
подолгу не сплю-всё пишу ему/на обоях/

и вместо того, чтоб хоть малость
побыть живой
я каждый раз умираю/за нас обоих/

всё остаётся внутри. оно не забывается, как говорят многие, не выветривается, не исчезает. это как-будто бросаешь камень в море: сначала брызги, потом на дно. вот так же всё наше прошлое лежит на дне. как осадок чего-то на дне кружки. мне кажется, если ты человека запустил в свою жизнь, то он там и останется, оттуда нет выхода назад. представляешь, внутри у тебя мегаполис - целый город людей, которых ты так и не забыл, но обещал забыть.

мне больно, понимаете?
я ободранный человек, а вы все в броне.
у всех вас: искусство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг - у меня, на глубине, ни-че-го.

как вы выживаете в 30?
я до 20-то дожить не могу, устала.

и как вы доживаете до утра,
с ума не сходите?

люди продают всё.
люди любят деньги.
люди очень сильно любят деньги.
а ещё они любят себя.
больше они ничего не делают.

я укрыла бы снежными простынями моря,
приставила бы к ним грозовой караул.
во всех гаванях опустила бы якоря,
чтобы корабль твой так и не утонул.

я сломала бы звёзды, чтобы ночью было слишком темно
для полётов на твоём излюбленном авиа-лайнере.
украла бы даже луну, не будь она так далеко.
я же всегда бросалась в крайности, всегда была крайняя.

я, наверное, соединила бы все материки,
наверное, для того, чтобы ты никуда не уезжал.
чтобы всё было на расстоянии протянутой мною руки,
и, непременно, чтобы ты эту руку в своих двух ладонях держал.

столько мест на карте,
а я хочу на асфальте
сидеть рядом с тобой,
рисовать прибой мелом,
смело-по самую шею,
чтобы почти тонуть;
сидеть и гнуть
горизонта линию.
интересно, почему ни одно море
не называется "синее"?

ты смотрел мне в глаза так пристально
мне хотелось стать пристанью
чтоб твои корабли от печали
ко мне причаливали

ты так слушал меня внимательно
мне хотелось бы стать спасателем
и превратиться в твой оберег
от огней и рек

ты так нежно меня касался
мне хотелось, чтоб ты остался
в этом мире.здесь.со мной
тишиной

и выкручивает суставы болью
чувства выкручивает прощением.
я не ощущаю себя Ассолью,
я вообще не имею значения.
Я не жду паруса,
мне к чёрту не нужен какой-то Грэй.
только бы выжить,
дожить до тепла скорей.

перестать смотреть прогнозы погоды
ужасаться количеству бездарно проёбанных дней.

/на самом деле проёбанны уже годы,
но об этом думать ещё страшней/

Ой, ну хватит, девочка…
ты не принцесса,
а он уж точно не принц.
не проводи ненужных тупых параллелей,
не очерчивай чувственно-лживых границ,
вас не расписать на сотню чистых страниц.
вы просто друг другом накрепко заболели.

и знобит с непривычки
и хочется рядом быть.
боишься его потерять
стереть и забыть.

боишься просто не выжить.
не отразить
всей трагедии происходящего
у тебя внутри…
перетереть эту тонкую нить

/поэтому забудь
и ничего
ему не говори/

Как хотелось бы быть простой,
Ясной, как чёртово два плюс два.
Прозрачной, как ключевая вода -
без двойного дна,
без потайного дня.
без запасных ключей
и пожарных лестниц.
Без мировых премьер в голове,
и белокурых прелестниц.

Как хотелось бы стать тестом,
стать верным местом
отправки всех поездов к любимым.
чем-то единственным и неповторимым.

А получаются только сложности,
только бред.
забываешь о осторожности -
и вот тебя уже нет.
Ты сидишь в своей тёмной крепости
сотню лет.
а в шкафу одиноко побрякивает скелет.

.
.
.
.
.
.
.
.
.
.

Пульс ровен, и ты спокойна - будто мертва -
всё прошло - не оставив даже следа.
И хотелось бы что бы всё болело
кровоточило…
но тебя выручила твоя сила.
тебя очередной раз вынесло/пронесло,
ты только немножко налегла на весло.
Из сил не успела выбиться -
вот он берег.
вот оно - разжиженное спокойствие,
твоё забавное свойство -
находиться за границами действа -
приобретённое ещё в детстве.
__________________

как хотелось бы быть простой,
без скобок, троеточий и запятых.
обнаружить себя однажды среди простых -
среди несложных, понятных, ясных.
в чём-то блеклых, но в основном - прекрасных.

А у тебя каждый месяц - игра/струна,
каждый день - новые берега,
у тебя боль в подключичной ямке
живёт всегда,
и запястья опутаны векторами беды,
ты играешь в мир,
разыгрываешь мечты -
лишь бы не ухнуть в пучину серой, больной суеты.

всё что найдётся в твоих карманах,
выгреби, покажи.
Мелочь, что помнит о давних, волшебных странах,
и три сигареты -
как лекарство от лжи.
Что ты чувствуешь? Расскажи.

У этой Алисы - была страна,
У тебя - незапамятные времена.
У этой Алисы - была сумма и разность,
а у тебя - диагноз.

И ты к нему - со всем своим жалким нутром,
приходишь и говоришь "люблю",
ты всегда привыкла вот так - напролом,
а иначе приравниваешь к нулю.

И он греет тебя у себя в горсти,
почти год помогает тебе расти,
а потом выключается в пару дней -
не ходи за ним.
не жалей.

Скоро опять апрель,
и вроде уже весна,
а ты - панически одинока,
и до страшного не одна.

И он говорит тебе: "Я никого не люблю,
я убил бы весь этот мир",
И тут же телеграфируешь в божий эфир -
" Господи, не надо и этого - враз до дыр,
Господи, я отдам тебе - всё что нажито,
всё что прожито,
что возможно мне,
только Господи,
пусть живее его души -
не останется на земле.
Пожалей его, Господи,
не туши.
Отыграйся ещё раз на мне "

И Господь пожимает плечами,
согласен мол -
а ты стоишь
и смотришь.
и смотришь.
и смотришь.
в пол.

я разучилась чувствовать и прощать,
не умею быть честной до самой боли.
мальчик мой, ты не смог меня удержать,
ты не смог снять проклятие удушающей воли,
мальчик мой, я опять начинаю не спать
и смотреть кошмары с открытыми и пустыми глазами,
у меня нет желания позвонить, вернуть, накричать.
я сдалась по умолчанию,
бегунья с переломанными ногами.
самоубийца с холодным стволом во рту,
истеричка в коме,
безвыходная суета.
знаешь, солнце моё,
если заменишь меня, то выбери ту,
что будет совсем не я.

у меня за окном день и ночь -
всё тот же пейзаж,
в голове, как ни странно,
ни одной стихотворной строчки.
я смотрю на мир,
и он больше совсем не наш,
я дошла до точки кипения,
до последней точки.