Сказки

Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью,
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас.

А.Ахматова

На коже уже не осталось живого места, но ты не останавливал и продолжал педантично рисовать острым лезвием на своих ногах. Это были слова, кельтские орнаменты и символы рождённые в больной голове. Движения ножа по кожи завораживали и погружали в глубокий транс. Окровавленные руки, ноги, губы. У тебя, у меня, у него. Запах крови, липкий и холодный страх смерти. Да, тогда мы точно знали, что живём! Мы были похожи на древних волхвов, качающихся от наркотических благовоний и пытающихся удержать истины, выскальзывающие сквозь прорехи в сознании, мы наверное смогли бы предсказать крушение Мира, рождение и смерть новых богов. Но нам это зачем? Мы лишь продолжали накачивать себя сильнодействующими препаратами, заедали их литием и вдыхали пары ртути. Мимо нас пролетали вечности одна за одной. Это было время, когда мы перестали чувствовать тела, мы были духами, стихиями, ненавистью и любовью. Мы были всем и нас вовсе не было.

________________________________________________________________

Я стояла на кухне напротив открытого окна и провожала взглядом солнце. С улицы в комнату влетали звуки живущего города и запах мокрого асфальта. А небо…! Ни один живущий не смог бы оценить в полной мере его красоты. Я стояла, смотрела на небо и вглубь себя.
- Вольному - воля! - ты говоришь это красиво, звучно. В твоём голосе я слышу бескрайние поля, свист ветра в крыльях сокола, летящего между Мирами.
Врывается ветер и осенние листья влетают в открытое окно. Как раненные птицы. Железный звук. Эта осень пришла слишком рано. Незваная гостья на чужом пиру. С красотой, свойственной лишь неминуемой гибели, входит она в наши сердца. Я закрываю глаза.
Шёл мелкий дождь.
- Плачь. Теперь можно.
- Зачем нам плакать об ушедших? - ты подходишь совсем не слышно, но я чувствую тебя за спиной, - Он был со мной, разве этого не довольно?
Молчим. Зачем слова? Словами не объяснить Вечность.
Ты умираешь, мы оба это знаем.
- Почему он ушёл? Почему оставил нас? - я оборачиваюсь, смотрю в твои глаза. Они пусты, там ничего нет, этот вакуум затягивает.
- Те кого мы любим никогда не оставляют от нас.

Я разбила тогда все окна, все зеркала. По рукам стекали горячие красные реки. Мы сидели на полу продрогшие и счастливые и пили мятный чай. И в этом моменте было всё, не было ничего ни до, ни после него.По рукам уходила жизнь, а мне хотелось потерять ещё больше. Этой ночью всё было так, как мы хотели. Было тихо и тишину ничто не могло разбить, она была неприступной крепостью, в которой мы хоронили наши воспоминания.

Говорю матом, а думаю стихами. И не от того, что не умею выражать свои мысли, а как раз наоборот. Тёплая вода льётся на голову, по венам несётся грязный поток, а я думаю, почему Сатана всегда счастлив или куда бы вскарабкаться, чтобы сверху было небо, а не потолок? Всё кружится в безумном танце, я разговариваю с зеркалом

И Бог спрашивает Ад:
"Полон ли ты?"
И Ад вопит:
"Ещё! Ещё!"
И Сатана всегда счастлив
И я вижу свою кровь на кафеле
И над головой читают то ли Псалтырь, то ли Блока.

— Всё будет хорошо.
Да, да! Я до дна пила эту отраву. Просила ещё, и ты давал мне ещё.
Бродя по узким мрачным коридорам, о Князь, я не ищу выхода. А ты, я знаю, оплакиваешь моё изрубленное тело, чтобы забыть о своей гниющей душе. Мой Князь, смотри на солнце, зачем ещё тебе даны глаза. У Вечности нет солнца, поэтому тебе дана жизнь. Я хочу, чтобы ты умирал на солнце. Оно достойно видеть твою смерть.
И теперь я уже буду говорить: "Всё будет хорошо". А ты, милый Князь, будешь с жадность глотать сладкий яд из чаши своего безумия.
Всё будет…

Тебе плохо? От чего? От чего, милая? Может тебя что-то расстроило? Может ты влюбилась и мечешься сейчас, не можешь найти себе места, не знаешь что делать с этими бьющими через край эмоциями? А может ты просто услышала грустную песню, поддалась её настроению?…

А вдруг тебе плохо из-за меня?

Нет. Это не из-за меня, я знаю.

И всё же…Вдруг из-за меня….?

Но я не спрошу тебя ни о чём. Я вот уже 4 часа гипнотизирую взглядом твою страницу вк, собираюсь идти спать, а не иду.
Надеюсь не из-за меня.

Я не спрошу. К чему это? Самое главное ты знаешь, самое главное я тебе уже давно сказала. Я люблю тебя, солнышко. Я буду тебе всегда это повторять. А вопросы это пустое. Я и так знаю что с тобой сейчас и не важно из-за чего. Тебе просто нужно побыть одной, помолчать.

— Почему революция не победила?
- А где она вообще сражалась??

Две тупые бабы в автобусе выводят моё воображение на новый уровень.
Картина маслом:

Революция бодрым шагом красноармейца широко шагает по миру. С острыми вилами наперевес, её керзовые сапоги бесстрашно шлёпают по лужам. Шагает вперёд Революция, буржуев на вилы походя насаживает. Победа за победой.

<…>

20 августа. 1940 г. Мехико

Ранние утро. Солнце уже встало, а вместе с ним и Лев Давидович. Не привык он за зря в кровати нежиться…а зря!
Гостя принимает Лев Давидович. Рамон Меркадер пришёл к нему, рукопись свою показать, мнение его (Льва Давидовича) услышать хочет. Ну а от чего ж рукопись Троцкому не прочесть, мнения не высказать.

Сел, читает. А в это время…

И в это время Меркадер нанёс Троцкому удар сзади по голове ледорубом. Глубоко пробил, но Лев Давидович жив ещё…

Дивный свет видит Троцкий вокруг. Не понимает он, где оказался.
- Где я? - спрашивает он пустоту.
А пустота, не будь дурна, отвечает:
- На небесах, Лёва, на небесах.
- Какие к чёг'ту небеса?! - раздражён товарищ Троцкий, - Я занят! У меня нет времени на эти глупые шуточки!
- О! Времени у тебя, Лёвушка, теперь предостаточно. Вагон и маленькая тележка.
- Да кто ты вообще такой? Где пг'ячешься? За дуг'ака меня дег'жишь?
- Я, Лёвушка, твой еврейский Бог. В рай тебя забирать пришёл.
Из ослепительного света вышел бородатый мужик с белым полотенцем на бёдрах.
- Как пг'ишёл так и уйдёшь! - не унимался Троцкий.
Он даже пытался ударить непонятного старика, но тот куда-то вдруг испарился. Как и не было его. Всё вновь погрузилось в тишину.
Долго длилась та тишина. Троцкий уже успел подумать, что это всё плохой сон.
- И сколько мне ещё тут тог'чать? Час, два, год? Эй, бог! Хотя какой ты бог. Был бы ты мой евг'ейский бог, не допустил бы бездаг'я Сталина миг'овой г'еволюцией г'уководить! Дело всей моей жизни коту под хвост!
Ответом ему была всё та же гробовая тишина.
- Эй! Где ты, бог? Я для кого тут г'аспнаюсь? Ебал я твой г'ай! Нахуй он мне нужен! Эй, ты!

Лев Давидович яростно махал руками и топал ногами, пока наконец не появился этот самый старик. Вместо полотенца на нём теперь висел белый балахон.

-Ну что ты так разбушевался. Не даёшь спокойно пообедать. - досадовал еврейский бог.
От негодования у Троцкого на секунду перехватило дыхание: старик сидел за столом, накрытым белоснежной скатертью, и уплетал виноград. А он, Троцкий вынужден был тратить своё драгоценное время в этом…. да хуй знает где!
" Неет! Не бывать тому!" - подумал Троцкий. Одним прыжком он оказался на столе. Бог с недоумением смотрел на него, не в силах понять, что происходит. А Троцкий не мешкал.

- Жг'и моё дег'ьмо, сука!

С этими словами Лев Давидович снял штаны и насрал еврейскому богу прямо в тарелку с виноградом! Гневу старика, наконец вышедшему из ступора, не было предела!
- Не благодарный! - взревел бог и низверг Троцкого в подвалы НКВД! - Вечно теперь будешь скитаться по этой клоаке!
Потом наклонился, протянул куда-то руку. Долго шарил в пустоте:
- Где же она…Ага! Попалась! - в руках у бога была Революция собственной персоны.
Не успела она опомниться как старик выхватил её вилы и сточил. Потом покопавшись в кармане, достал ошейник и поводок и надел на шею Революции.
Троцкий со страхом и отчаянием наблюдал всю эту картину. Но самое страшное ждало его впереди.

- Держи, Иосиф. Ты с ней лучше управишься. - с этими словами еврейский бог сунул поводок в руки Сталина.

Джугашвили ничего не сказал, лишь хитро подмигнул Троцкому и направился к чёрной дыре в условном полу.

— Бывай, неудачник! - сказал Сталин этому ебучему еврейскому выродку и исчез вместе с Революцией.

Троцкий после полученной раны прожил ещё почти сутки и 21 августа умер, так и не успев как следует подпортить миру жизнь.