Прежде чем забыться сном, Богу молюсь, чтобы хранил меня, если я умру во сне, пусть он заберет мою душу себе. Врач скорой медицинской помощи.
Картинка не вставляется, ну и не надо, я и так напишу. Сегодня сумасшедший день, участвовала на олимпиаде по хирургии, мне очень понравилось, выступила я очень хорошо, как критично бы я к себе не относилась, я очень довольно была сегодня собой.
А теперь про лекцию по патологической анатомии, последняя, вы не поверите, но сам профессор сегодня обратил на меня внимание, я вся покраснела, а он на всю аудиторию сказал, что я стану профессором, доктором медицинских наук… Внутри я танцевала, рассказала папе, на что он ответил, а чего удивляться и я так думаю. Подумать только, я одна про себя так думаю, что я лузир… Мотивация…вот, что мне сейчас нужно…
Завтра, кстати, читаю лекцию, должна была с девочкой, но вот она меня упрашивает, чтобы она просто сидела слайды листала, у нее перед профессором фармакологии голос теряется, а у меня назло наоборот, я орать начинаю…чувствую будет весело)
Кладбище пробудило его от мертвого сна, но, едва очнувшись, он
сразу понял всю безысходность своего положения.
Сообщают, что больной уже поправлялся и был на пути к
полному выздоровлению, но по вине шарлатанов пал жертвой
медицинского опыта. Они применили гальваническую батарею, и он
скончался во время бурного приступа, вызванного, как это
бывает, действием тока.
Поскольку речь зашла о гальванической батарее, мне
вспомнился, кстати, широко известный и воистину поразительный
случай, когда ее действие вернуло к жизни молодого лондонского
стряпчего, два дня пролежавшего в могиле. Случай этот произошел
в 1831 году и наделал в свое время немало шума.
Больной, мистер Эдвард Стэплтон, умер, по всей
вероятности, от тифозной горячки с некоторыми странными
симптомами, которые вызвали любопытство лечивших его врачей.
После мнимой смерти врачи попросили у его близких согласия на
посмертное вскрытие, но получили решительный отказ. Как это
часто случается, они решили выкопать труп и тайно вскрыть его
без помех. Не составляло труда сговориться с шайкой похитителей
трупов, которых так много в Лондоне; и на третью ночь после
похорон тело, которое считали мертвым, было вырыто из могилы
глубиной в восемь футов и перенесено в секционную палату одной
частной больницы.
Уже сделав изрядный надрез на животе, врачи обратили
внимание на то, что тело ничуть не разложилось, и решили
испробовать батарею. Опыт следовал за опытом без особого
успеха, разве что в некоторых случаях судорожные подергивания
более обычного походили на движения живого организма.
Время истекало. Близился рассвет, и наконец решено было
безотлагательно приступить к вскрытию. Но один из врачей
непременно желал проверить какую-то свою теорию и убедил всех
подвергнуть действию тока одну из грудных мышц. Грубо рассекли
кожный покров, кое-как присоединили проволоки; вдруг мертвец
стремительным, но отнюдь не похожим на судорогу движением
соскользнул со стола на пол, постоял немного, тревожно
озираясь, и заговорил. Понять его слова не удалось; и все же
это, безусловно, были слова, — некое подобие членораздельной
речи. Умолкнув, он тяжело рухнул на пол.
Сначала все оцепенели от ужаса — но медлить было нельзя,
и врачи вскоре овладели собой. Оказалось, что мистер Стэплтон
жив, хотя и в глубоком обмороке. С помощью эфира его привели в
чувство, а через несколько времени он совсем поправился и мог
вернуться к своим близким, от которых его воскресение скрывали
до тех пор, пока не перестали опасаться повторного приступа. Их
восторг, их радостное удивление нетрудно себе представить.
Но самое потрясающее во всей истории — это свидетельство
самого мистера С. Он уверяет, что ни на миг не впадал в полное
беспамятство, что смутно и туманно он сознавал все происходящее
с той минуты, как врачи объявили его мертвым, и вплоть до того
времени, когда он лишился чувств в больнице. «Я жив», — таковы
были невнятные слова, которые он в отчаянье пытался вымолвить,
поняв, что попал в мертвецкую.
Мне нетрудно было бы рассказать еще много подобных
историй, но я полагаю это излишним — ведь и без того не
остается сомнений, что людей в самом деле хоронят заживо. И
если учесть, как редко, в силу своего характера, такие случаи
становятся нам известны, мы вынуждены будем признать, что они,
вероятно, часто происходят неведомо для нас. Право же, едва ли
не всякий раз, как землекопам случается работать на кладбище,
скелеты обнаруживают в таких позах, что возникают самые ужасные
подозрения.
Но как ни ужасны подозрения, несравненно ужасней участь
самих несчастных! Можно с уверенностью сказать, что никакая
иная судьба не уготовила человеку столь безвыходные телесные и
душевные муки, как погребение заживо. Невыносимое стеснение в
груди, удушливые испарения сырой земли, холодные объятия
савана, давящая теснота последнего жилища, мрак беспросветной
Ночи, безмолвие, словно в пучине моря, незримое, но осязаемое
присутствие Червя-Победителя — все это и вдобавок мысли о
воздухе и зеленой траве над головой, воспоминания о любимых
друзьях, которые поспешили бы на помощь, если бы только узнали
о твоей беде, и уверенность, что этого им никогда не узнать,
что ты обречен навеки покоиться среди мертвецов, — все это,
говорю я вам, исполняет еще трепещущее сердце ледяным и
нестерпимым ужасом, перед которым отступает самое смелое
воображение. Нам не дано изведать таких страданий на Земле –
мы не в силах представить ничего подобного даже на дне
Преисподней. Вполне понятно, что рассказы об этом вызывают
глубочайший интерес; однако ж интерес этот под влиянием
благоговейного ужаса перед самой темой оправдывается
исключительно нашим убеждением в истинности самих рассказов.
То, что мне предстоит описать далее, я знаю доподлинно — все
это я пережил и испытал на себе.
Несколько лет подряд меня терзали приступы таинственной
болезни, которую врачи условно называют каталепсией, так как не
находят для нее более точного определения. Хотя не только
прямые и косвенные причины, но даже самый диагноз этой болезни
остается загадкой, внешние симптомы изучены достаточно хорошо.
Формы ее, видимо, отличаются друг от друга лишь своей тяжестью.
Иногда больной лежит всего день или того меньше, погруженный в
глубочайшую летаргию. Он теряет сознание и не может
пошевелиться; но в груди прослушиваются слабые биения сердца;
тело хранит едва ощутимую теплоту; на скулах еще заметны следы
румянца; приложив к губам зеркало, можно обнаружить редкое,
неровное, прерывистое дыхание. Иногда же оцепенение длится
недели — и даже месяцы; при этом самое пристальное наблюдение,
самые тщательные медицинские анализы не выявят никакой
осязаемой разницы между подобным приступом и тем необратимым
состоянием, которое называют смертью. От погребения заживо
такого больного обычно спасают друзья, которые знают о его
подверженности каталепсии и, естественно, начинают подозревать
неладное, в особенности если нет признаков распада. По счастью,
болезнь развивается постепенно. Первые же ее проявления, хоть и
скрытые, не оставляют сомнений. С каждым разом приступы
становятся все сильней и длительней. В этом главная гарантия от
погребения. Несчастный, с которым сразу случится тяжелый
припадок, как это порой бывает, почти неизбежно обречен заживо
лечь в могилу.
Моя болезнь не отличалась сколько-нибудь заметно от
случаев, описанных в медицинской литературе. Иногда, безо
всякой видимой причины, я мало-помалу впадал в полуобморок или
в полубесчувствие; и в этом состоянии, не испытывая боли,
утратив способность шевелиться и, в сущности, даже думать, но
смутно сознавая в летаргическом сне, что я жив и меня окружают
люди, я пребывал до тех пор, пока не наступал кризис, который
внезапно возвращал меня к жизни. Иногда же недуг одолевал меня
бурно и стремительно. Я чувствовал дурноту, скованность, холод
во всем теле, головокружение и падал замертво. После этого
целые недели меня окружали пустота, мрак, безмолвие, и весь мир
превращался в Ничто. Я погружался в полнейшее небытие. Но чем
быстрей наступали такие припадки, тем медленней я приходил в
себя. Подобно тому, как брезжит рассвет для одинокого,
бесприютного нищего, который бродит по улицам в долгую и глухую
зимнюю ночь, — так же запоздало, так же томительно, так же
радостно возвращался ко мне свет Души.
Но помимо этой наклонности к оцепенению, в остальном
здоровье мое не пошатнулось; чувствовал я себя вполне хорошо –
если не считать болезненного расстройства обычного сна.
Просыпаясь, я не вдруг приходил в себя и на время оказывался во
власти самого нелепого смятения; в такие минуты все мои
умственные способности, и в особенности память, отказывались
мне служить.
Я не испытывал никаких телесных страданий, но душа моя
изнывала от мук. Воображение рисовало мне темные склепы. Я без
конца говорил «об эпитафиях, гробницах и червях». Я предавался
бредням о смерти, и навязчивый страх перед погребением заживо
терзал меня неотступно. Зловещая опасность, нависшая надо мной,
не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Днем мне было невыносимо
думать о ней; ночью же это превращалось в настоящую пытку.
Когда грозный Мрак поглощал Землю, я трепетал при одной мысли
об атом — трепетал, как легкие перья на катафалке. Когда же
самое мое Естество изнемогало от бессонницы, я смыкал глаза
лишь после долгой внутренней борьбы — так страшило меня
предчувствие, что я проснусь в могиле. И едва я погружался в
сон, меня тотчас обступал мир призраков, над которыми витал,
распластав широкие, черные, чудовищные крыла, тот же вездесущий
Дух смерти.
Кошмары, душившие меня во сне, были неисчислимы, но, здесь
я упомяну лишь об одном видении. Мне приснилось, будто — я
впал в каталептическое состояние, которое было длительнее и,
глубже обычного. Вдруг ледяная рука коснулась моего лба и
тревожный дрожащий голос шепнул мне на ухо: «Восстань! »
Я сел. Вокруг была непроглядная тьма. Я не мог видеть
того, кто меня разбудил. Я не помнил ни времени, когда впал в
оцепенение, ни места, где это случилось. Я не двигался и
пробовал собраться с мыслями, а хладная рука меж тем
исступленно стиснула мое запястье, встряхивая меня в
нетерпении, и дрожащий голос повторил:
– Восстань! Разве не повелел я тебе восстать от сна?
– Но кто ты? — спросил я.
– Там, где я обитаю, у меня нет имени, — печально
отвечал голос. — Некогда я был смертным, ныне я дух. Некогда я
был беспощаден, ныне я исполнен милосердия.
Странное чувство рождается, когда тебя перестают понимать родные… Когда у моего папы плохое настраение, он отыгрывается на мне или сестре… Припоминает о том как ему надоели мои учебники, что они разбросаны по всему дому, ненавидят меня и за мою привычку все разбрасывать, хоть я и считаю, что лежит все на местах, такие мелочи жизни, но как они портят все…Почему есть котегория людей, которые все время скандалят? Сама виновата, выбрала путь, где 100500лет учиться надо, да и зарплаты того не стоят…Надо найти работу, так будет лучше и для меня и для родителей…
Ну да логично, все вокруг говорят не нервничай, хотя сами то и дело что нервничают, а вы скажете, как тут не нервничать, когда все вокруг нервничают…Вот и я не знаю.
40 лет назад Битлз задали миру простой вопрос. Они хотели знать, откуда берутся одинокие люди. Моя теория – большинство одиноких людей обитают в больнице, а если точнее в хирургическом отделении. Как хирурги мы забыть о себе, и сделать всё возможное для наших пациентов. Мы забываем про наших друзей, и наши семьи, чтобы спасти чужие семьи, и чужих детей. И в итоге к концу дня, мы остаёмся сами по себе, и от этого нам становится безумно одинок. 400 лет назад один известный англичанин высказался по поводу одиночества. Джон Данн. Он считает, что мы никогда не бываем одни. Конечно, он выразил это более элегантно. Ни один человек не является островом принадлежащем только ему. Если забыть про остров, он лишь хотел сказать, что нам нужен кто-то. Тот, кто дал бы нам понять, что мы не одни. И никто не сказал что у него не может быть четыре ноги, что с ним нельзя бегать и веселится, или просто быть вместе…
Как трудно иногда мне, что-либо рассказывать людям, получается как-то через силу, и у окружающих создается впечатление, что мне все равно, а на самом деле, все накапливается, где -то там в недрах души, в последующем это выливается в приступ истерии…А бывает так, что хочется рассказать многое, только вот, кто тебя слушает…нет, слушают многие, но не понимают услышанное… А после рассказанного у меня создается ощущение, что все это ложь, и становиться опять грустно. Почему у меня создается впечатление о том, что чтобы я ни рассказывала, это не правда, а чушь, которая засела в моем сознании. Иногда полезнее оставить себя в покое, перестать терзать душу, и причитать…мы не идеальны, я не идеальна…так почему мне легче не становиться…
Сегодня на лекции оперативной хирургии нам читали ампутации, на мой взгляд довольно неприятная тема, но мой пост не о лекции, он о сильной, восхитительной женщине- Эйми Маллинс. Сейчас все поймете…
К своим 36 годам Эйми Маллинз успела многое – она сделала карьеру модели, активно снимается в кино, установила два мировых рекорда по бегу и прыжкам в длину и завоевала почетное место в списке 50-ти самых красивых людей планеты по версии «People». Все это казалось бы вполне естественным для целеустремленной активной молодой женщины, если бы не тот факт, что у Эйми… нет ног.
Эйми родилась с патологией малых берцовых костей и в 6 месяцев ей ампутировали. Врачи вынесли вердикт: ребенок никогда не сможет ходить, но они не знали Эйми. Вскоре девочка пошла, а потом побежала и начала прыгать в длину. И все это на специально сконструированных протезах.
В 1996 году на Параолимпийских играх в Атланте Эйми установила два мировых рекорад, пробежав стометровку за 17.01 секунды и прыгнув в длину на 3.14 метра.
Но это еще не все. В 1999 году Эйми приняла участие в показе самого Александра Маккуина. Новоиспеченная модель стала звездой дефиле, а глянцевые журналы – Vogue, Elle, Harper’s Bazaar, Marie Claire – устроили за ней охоту, лишь бы заполучить удивительную девушку в свои фотосессии.В арсенале Эйми 12 пар протезов, каждую из которых создана по дизайну самой мисс Маллинз. Например, так называемые «ноги гепарда» из углеродного волокна девушка использует для бега, а на силиконовых ножках посещает светские мероприятия. Эти чудо-ножки очень сложно отличить от настоящих – на них прорисованы вены, прожилки и даже волосяные фолликулы. Кроме этого в коллекции Эйми протезы из ясеня ручной работы (созданы специально для шоу Alexander Mcqueen), прозрачные, напоминающие стекло ножки из полиуретана, протезы из корневой системы свеклы и картофеля.
Я восхищаюсь этой женщиной, на мой взгляд, вот как выглядит по истине сильная женщина)
"Что это за слово такое – инвалид?У Памелы Андерсон в теле больше протезов, чем у меня. Но инвалидом ее никто не называет." Эйми Маллинз.
P.S.: Профессор сказал нам, не надо думать, что вы чем- то лучше, чем человек с ограниченными способностями, единственное, что вас отделяет -это один шаг.
Хирурги очень педантичны. Мы любим статистику, списки и инструкции. Наши пациенты выживают потому, что мы обожаем следовать заданной схеме. Но, как бы нам не хотелось всю жизнь полагаться на цифры и планы, мы знаем, что некоторые величайшие открытия произошли случайно. Плесень дала нам пенициллин, ядовитая древесная кора - лекарство от малярии, таблетка от давления победила импотенцию. Трудно принять, что не только тяжелый труд или внимание к деталям приведут нас к ответу. Но, порой, необходимо просто сесть поудобней и дождаться счастливой случайности. Какие бы планы ты не строил, каким бы схемам не следовал, никогда не знаешь, чем закончится день. Ну, конечно, хотелось бы знать, что тебя ждет. Случайность всегда оказывается самым интересным событием дня и жизни. Люди, которых ты уже не ждал, поступки, на которые ты сам бы не решился, и вдруг ты оказываешься там, где даже не надеялся побывать… И это приятно, или немного непривычно. И все же, в конце концов, ты благодарен судьбе за это. Каждый вечер ты засыпаешь с мыслями о завтрашнем дне, припоминая планы, составляя списки и надеясь, что все случайности, которые завтра произойдут, будут счастливыми.
Анатомия Грей.
Лобсанг Рамта. Ты вечен.
"Неудача в каком-либо деле означает, что вы не обладали достаточной к нему решимостью или вовсе его не делали!"
"Больной человек может быть гораздо более развит, чем вы, здоровый, поэтому, помогая больному, вы оказываете огромную помощь себе."
"В глазах Бога все люди равны; в глазах Бога равны все существа, будь то лошади, кошки и так далее."
"Единственное, чего следует бояться, — это страх."
"Если вы будете развивать свое воображение и управлять им, вы сможете добиться всего, чего захотите."
"Страх — это в высшей степени отрицательное явление, явление, которое разрушает наши тонкие органы восприятия. Не имеет значения, чего мы боимся, любая форма страха приносит вред."
"Если вы напряжены, значит, вы не смотрите на вещи должным образом."
"С внутренней уверенностью и верой можно добиться всего."
"Спросите себя: будут ли все эти дела, все эти заботы важны через пятьдесят или сто лет?"
"Если вы верите, что являетесь кем-то, — вы им являетесь. Если вы верите, что что-то можете, — вы можете это."
"Платите добром за зло и не бойтесь никого, не бойтесь ничьих дел, ибо, платя добром за зло и всегда творя добро, мы движемся вперед и никогда — назад."
Сегодня провокационный день, решила круто поменять распорядок, меньше агрессии, а больше продуктивных действий. За выходные я написала работу, сегодня занесла, надеюсь до завтра прочитает, в субботу, так как было 7 апреля, т.е. День Здоровья, мы отправились в школу(в которой я училась), провели там лекцию на тему:" Здоровый образ жизни", было как-то необычно быть в роли лектора (ганибала), знаете, а это не так-то легко, как я думала, но в общем прошло все здорово, и нас пригласили еще раз, в следующий раз тема про наркотики будет или анаболики) Очень жду завтра, надеюсь она одобрит работу…
"Есть сцена, которая происходит в церковном дворике после первого обряда экзорцизма, и я разговариваю с молодым священником Майклом Коваком (Колин О’Донохью), который серьезно сомневается в самой идее обряда. Он считает, что все это трюк, бессмысленное бормотание и никакого изгнания нечистого духа вообще не существует, и нет смысла дискутировать на тему: возможно ли пребывание дьявола в теле человека или это проблема умственного расстройства? Это главный вопрос, который обсуждается в фильме, и, скорее всего, на свете. Я отвечаю Коваку, что проблема скептиков и атеистов заключается в том, что мы не знаем, что на самом деле истинно. Мы всегда стремимся найти правду. А что мы будем с ней делать, когда найдем? И я спросил у Микаэля, могу ли я включить эти мои личные рассуждения в мою сценарную речь, чтобы показать, какой я скептик и атеист на самом деле, и чтобы эти мои слова заставили Ковака обернуться и удивиться: "Вы атеист?", на что бы я ответил: "О, да, я не прекращаю вести борьбу. Все время. Иногда я не могу сказать, в кого же я верю: в Бога, в Санта Клауса или фею Динь-Динь из "Питера Пена". Это мои слова, потому что, я думаю, нет человека, который бы не сомневался. Те, кто как молодой священник Майкл убеждены в собственной вере, и говорят: "Я верю в истину", забывают, сколько эта истина принесла горя. Гитлер знал истину, и Сталин, и Мао Цзедун, и Великая Инквизиция. Все они были уверены в своей правоте, и сколько принесли несчастья. Конечно, есть враг. Это тот, кто говорит: "Спор закончен"; "Спор закончен. Мы знаем, что делаем". Мы? Кто – мы? Люди? Мы ничего не знаем. Есть ли дьявол, нет ли его, я думаю, что когда мы забываем о нашей тленности, о нашей человечности, и утверждаем, что правы на 100%, - мы в беде".
Энтони Хопкинс (Обряд).
Происходит, то что я и ожидала, я теряюсь, я забываю о том, что мне надо делать, а что нет, я потерялась в пространстве. Ровно через 15 дней подадут предварительные схемы работ представленных на Научной Конференции, а у меня нет даже плана, не то, чтобы я не делаю ничего, я стала немощной, признаюсь, не могу даже в интернете нужную информацию найти, мне рыдать хочется, вот вот и у меня нервный срыв, мне дали время до понедельника, я думаю может отказаться, страх перед публичным выступлением у меня с детства, а отказаться, это же так просто, но…….я два года мечтала выступить на ней, а сейчас все рушиться и виной всему только я, теперь я начинаю ненавидеть себя.
Вдруг послышался треск — кончик инструмента прошел кость. Моментально лама-хирург прекратил работу, продолжая крепко держать инструмент за рукоятку. Мой учитель передал ему пробку из твердого дерева, тщательно обработанную на огне, что придало ей прочность стали. Эту пробку лама-хирург вставил в паз инструмента и начал перемещать ее по пазу вниз, пока она не вошла в отверстие, просверленное во лбу. Затем он немного отодвинулся в сторону, чтобы Мингьяр Дондуп оказался рядом с моим лицом, и, сделав знак, стал все глубже и глубже всаживать этот кусочек дерева в мою голову. Вдруг странное чувство овладело мной: казалось, будто меня покалывали и щекотали в носу. Я начал различать запахи, до сих пор неизвестные мне. Потом запахи пропали, и меня охватило новое чувство, словно легкая вуаль обволакивает все мое тело. Внезапно я был ослеплен яркой вспышкой. — Довольно! — приказал лама Мингьяр Дондуп. Меня пронзила острая боль. Казалось, что я горю, охваченный белым пламенем. Пламя стало стихать, потухло, но на смену ему пришли мгновенные вспышки и клубы дыма. Лама-хирург осторожно извлек инструмент. Во лбу осталась деревянная пробка. С этой пробкой я проведу здесь около трех недель, почти в абсолютной темноте. Никто не смеет посещать меня, кроме трех лам, которые поочередно будут вести со мной беседы и инструктировать. До тех пор пока пробка будет в голове, мне будут давать ограниченное количество пищи и питья — чтобы только не умереть с голоду. — Теперь ты наш, Лобсанг, — сказал мой учитель, забинтовывая голову. — До конца своих дней ты будешь видеть людей такими, какие они есть на самом деле, а не такими, какими они стараются казаться.
Самые популярные посты