Это просто Вьюи блог

stasyanikus, привет-привеееееет. спасибо, что следишь.

p.s.: крутой у тебя канал на ютьюбе ^^

Ей оставалось еще только немного до сорока, а уже чувствовалась тоска по прошлому, что якорем тянула ее вниз. Будь у нее выбор, выйди она за Джона, была бы такой же, как сейчас? А он? И, наверное, Гвиневра бы вышла за Артура. И все бы были довольны. «Но его вечные побеги к выпивке меня бы быстро утомили и перестали смешить. И ведь все время одно и то же, никакого своеобразия. К тому же тянет из Артура деньги, мол, на Запад собрался, а Артур, конечно же, не поскупится и в лишний раз станет его спонсором. Сейчас небось лежит в стельку под чьим-нибудь столом в деревенской таверне, а может заделывает очередного ублюдка». Раньше все было сложней и интересней. А сейчас все просто и понятно. Скучно. «Может внезапная смерть оживит вечер?».

Адела набросала несколько строчек в очередном формальном письме будущим родственникам, подождала, пока подсохнет, и присыпала песком. Взяла в руки шершавый лист тонкими пальцами, сложила, покапала красным воском на бумагу. Печать с сапогом легко оттиснулась на податливой поверхности. Адела взяла фамилию мужа, но не откажется от своего знаменитого происхождения. Варнерсы, как и сказано в семейном девизе - «Ступают Громко», никого не страшась и не прячась в тени.

- Донна? – позвала она служанку, совсем недавно приступившую к своим обязанностям.

Девочка, бывшая в комнате, ждущая очередной команды все это время, сделала шаг и вышла из угла:

- Ваша Милость.

- Отправь это письмо, - Адела, не глядя в сторону служанки, протянула ей конверт, - после подходи обратно.

Она приняла его и тихо спросила:

- Простите, но куда отправить письмо?

Адела все же посмотрела на нее и чуть раздраженно ответила:

- На конверте же написано. Гвиневре Спарк.

- Простите, Ваша Милость, я не умею читать, - пролепетала служанка.

«Точно. Я же специально глупых набираю, почему все время забываю?», - Адела махнула девочке рукой, та тут же поспешила выйти из покоев королевы. Так вот, были бы все довольны? Действительно довольны? Спарки существуют только благодаря постоянным вложениям Арианов. Смогла бы Адела постоянно любить его – когда они процветают, когда Джонни тянется к бутылке, когда долги накапливаются один за другим… А Гвиневра сидела бы на троне. Вместо нее. Адела улыбнулась сама себе и отрицательно покачала головой – вот только когда бы умерли Алан с Жиенной, тогда бы Гвиневра и стала бы править. Это еще при условии того, что крольчонок Жиенны не выжил бы и не наплодил своего потомства. И правила бы она с Артуром совсем недолго, а потом сегодняшнее место Адриана занял бы Питер. Нет, Адела сейчас всем довольна. Как бы там ни было, все что ни делалось, то действительно шло к лучшему. Скоро Артур умрет. Скоро ее сын станет королем. Скоро жизнь станет намного легче. Когда служанка вернулась, Адела уже открыла потайную дверь в своей спальне. Девушка охнула, увидев раньше будто невидимый проход, а он действительно всегда был хорошо замаскирован. Адела улыбнулась ей:

- Запри двери в мои покои, запри все окна, - она прошла внутрь тайника, - хорошенько все проверь и после подходи сюда. Я хочу, чтобы ты помогла мне привести себя в порядок.

Факелы на стенах быстро зажигались и начинали свой тихо потрескивающий разговор. Адела обнаружила эту комнатку еще давно, и странность заключалась в том, что тогда она оказалась абсолютно пустой. Ничего и никого. «Кто знает, что эти чокнутые Ренетты здесь делали». Скорее всего, это была очередная ошибка архитекторов тех времен, Золотой Дворец в принципе построен не самым лучшим и логичным способом. Совсем небольшая, комнатка больше походила на каморку для швабр, но Адела нашла ей более приятное применение. Правильным квадратом здесь теперь стояли пара небольших шкафчиков, маленький столик-трюмо и, посередине как самый важный атрибут, ванна. Высоко над ванной свисало нечто, скрытое во мраке, что открывалось перед взором зрителей уже в кульминации действа.

Девочка уже стояла в дверях, ожидая указаний. Хорошая она, совсем не такая, как прежняя, как…

- Тебя ведь не Донна зовут, - опять улыбнулась ей Адела.

- Нет, Ваша Милость. Меня зовут Анна, - девочка потупила взгляд.

- Почему ты мне не сказала?

- Я говорила. Но в следующий раз вы снова назвали меня Донной, и я… Ну…

- Понятно.

«Милая, совсем не такая, как Донна». Та полезла совать нос в ящики сразу, как Адела пригласила ее внутрь. Анна оглянула комнату и спросила, глядя на ванну:

- Ваша Милость, мне набрать горячей воды для ванны?

Королева отрицательно покачала головой:

- Сначала нужно соскрести с нее грязь, - Адела вытащила из нижнего ящика тряпку и кинула ее служанке. Анна поймала, выронила из рук, неуклюже подняла с пола. Пробормотав: «Простите», девочка встала на колени перед ванной и подалась вперед, старательно протирая несуществующую грязь на отполированной деревянной поверхности. А Адела еще заранее приготовила все, что нужно и сняла туфли на громко стучащих каблуках. Она подошла сзади и крепко ухватила девушку за волосы. Бритва скользнула по шейке Анны как по маслу, кровь брызнула фонтаном, начиная наполнять ванну. Девушка еще пыталась вырваться какие-то секунды, но Адела отрепетированными движениями сдерживала ее, не давая пролиться мимо ни одной капле. Королева терпеливо ждала, пока вся кровь из горла вытечет до конца, прежде чем аккуратно заткнуть рану куском юбки служанки. Затем оттащила с потолка вниз железный помост, закрепленный над ванной. Она положила Анну на него, сняла с мертвой служанки одежду – подрезала сухожилия на ногах, вертикально, вдоль руки, перерезала вены, потом аккуратный надрез от подмышек до бедер. Кровь торопливо заструилась, фонтанчиками летя сквозь отверстия помоста, который королева одолжила навсегда у модного лиорского хирурга.

Отойдя на несколько шагов назад, Адела, обхватив окровавленными ладонями талию, критически осмотрела очередное тело. Сколько ей было? Лет восемнадцать точно, не больше. «Зеленая еще, но пойдет». Спустя какое-то время, Адела сложила Анну как куклу на столике в углу, и, теперь сняв платье с себя, погрузилась в наполненную ванную. Интерес к жизни потихоньку возвращался, но долго залеживаться в такой воде нельзя. Вспомнилась пословица еще времен Ренеттов – «Кровь не водица, проливать не годится». Адела хмыкнула. Кинула взгляд в угол. Мертвая Анна смотрела куда-то вверх. «Наверное, уже вознеслась к хваленому Светилу». По правде говоря, ее тело было таким податливым, даже послушным, очень нежным, с тонкой россыпью черных родинок на спине. Жалко, что пропадает. Адела полежала еще около десяти минут, с восторгом отмечая как быстро ей становится лучше. Затем привела в порядок себя и комнату, отмыла железный помост и принялась за дело. Запах стоял потрясающий, Адела не могла прекратить удивляться. Еще никто не пах так восхитительно, как Анна. Она одним точным, уже ставшим профессиональным движением отрубила ее голову от тела, аккуратно вырезала щеки с языком, сложила угощение в железный поднос и накрыла крышкой.

У нее были все имеющеюся в мире варианты кулинарных книг, теперь она знала сотни вариантов хранения скоропортящихся продуктов, но, увы, мясо приходилось выкидывать почти сразу. «Если с кем-то поделиться, наверняка найдутся люди, что будут до конца жизни мне это припоминать и взглядом своим осуждающим буравить». Никому нельзя доверять, и если уж вышло так, что потрясающие вещи должны пропадать – что же, пусть, ее безопасность важнее.

Королева открыла крышку люка, он был в другом углу комнатки, и установлен уже ей самой. Поспешно зажала нос пальцами - ворвавшаяся вонь тут же погубила чудный аромат. Адела поскорее спихнула тело Анны вниз, к остальным служанкам и конюхам, и снова принялась наводить порядки. Затем с подносом спустилась вниз, и сразу же отыскала Адриана – он играл вместе с Аланой. Слуги натянули для них рыболовную сеть между колоннами в коридоре, ведущим в тронный зал и теперь принц с инфантой перебрасывали мяч.

- Такая жара, а вы еще и прыгаете, как экхайские обезьянки!

Алана улыбнулась, Адриан помахал ручкой. Адела показала им поднос, и дочь отказалась:

- Спасибо, я уже обедала.

- А я еще хочу! – сказал Адриан, и в последний раз кинул мяч сестре, та подпрыгнула и поймала его.

Адела взяла сына за руку:

- Ну кто бы сомневался, - она повела его на кухню, а за ними затопала охрана.

Адела торопливо бросила через плечо:

- Алана, красивое платье.

Что-то прошелестело в ответ, но Адела не была уверена в том, дочь ли ей ответила, или прошуршали складки ее собственного платья. Адриан мурлыкал под нос какую-то мелодию.

- Адриан, что ты поешь?

- «Овечка и петух», - задорно ответил мальчик.

- Светило, тебя этому Алана научила?

- Нет.

- А где ты ее услышал?

- Подслушал.

Адела сжала его руку крепче. «Мой потрясающий ребенок». Он был так похож на нее, и так непохож на своего отца, что дух захватывало. Адела не могла нарадоваться, глядя на своего красивого, умного мальчика. Совсем скоро, когда Артур умрет, все станет намного-много лучше. Когда-то она не могла поверить в то, что вообще почувствует счастье. Вот же оно – делить любимое дело с тем, кто тебя понимает, сжимать его за руку. Правда, он пока не совсем понимает, она только недавно начала учить его готовить, но сын все схватывал на лету. Конечно, никто в целом мире не знал, чье мясо они вдвоем едят, но когда Адриан подрастет еще немножко, она ему расскажет. «Или сам догадается, он такой умный».

Она уже давно выделила себе отдельную кухоньку, где готовила одна, либо с сыном. Там же они обычно и ели, редко спускаясь в обеденную залу. Адриана почему-то смешило мясо, шкварчащее на сковороде, Адела не знала причины, но смеялась вместе с ним. Она помогла ему снять одну из щек и положить в тарелку.

- Аккуратно режь, не торопись. Осторожно, подуй! Обожжешься же… Теперь пробуй.

Он положил кусочек в рот, тщательно прожевал и проглотил.

- Вкусно. Это тот кабан, которого я сегодня утром убил?

Нет, тот кабан готовится быть съеденным на пару дней позже. Но Адела не хотела огорчать сына, поэтому уклонилась от прямого ответа.

- Это свинюшка. Маленькая, хныкающая свинюшка.

Она глубоко втянула воздух и хрюкнула, Адриан засмеялся. Идиллию прервал вбежавший в кухню слуга Артура:

- Простите, Ваша Милость. Его Величество, король… Он зовет вас, с его Высочеством Адрианом и ее…

- Быстрее! – гаркнула раздраженная его появлением Адела.

- …к себе. Он… - слуга в испуге округлил глаза, - очень плохо себя чувствует.

Адела отвела взгляд со слуги на сына:

- Передайте ему, что сейчас буду, - посыльный тут же умчался.

Она погладила Адриана по голове, позвала стражу:

- Отведите вашего короля в его покои. И… Передайте страже инфанты сделать то же самое. Не отходите ни от нее, ни от него, вам ясно?

- Да, Ваша Милость.

- Мам, - Адриан побелел, - Что с папой?

- Папа умирает, Адриан, - он побледнел еще больше, - не волнуйся, скоро все закончится.

Когда охранники вывели Адриана из кухни, его глаза уже стояли на мокром месте. «Ничего. Скоро все закончится. Скоро кончится».

Адела торопливо стучала каблуками по камню коридора, свет полосками ложился на светлый пол из рядами стоящих высоких окон. Один рисунок на стене, другой. Везде война и флаги ее предка – Курта Варнерса. Она по праву здесь расхаживает, а ее благоверный стонет в своей комнате из-за обмана. Адела остановилась на мгновение около его покоев, пока для нее открывали двери, и вошла.

Его опочивальня была огромной, в отличие от комнаты королевы. Правда, у нее еще была секретная кладовка, но все равно задевало, не факт, что ничего такого не было и здесь. Тут могло бы поместиться еще три таких же огромных кровати, с балдахином от самого потолка. Три высоких окна, три метра в высоту и два в ширину прикрывали шторы, как обычно, задернутые, и тонкая линия света ложилась между его постелью и входом в комнату. Адела решительно переступила через нее. Он лежал с открытыми глазами, седыми волосами, распластанными по подушке и противным запахом изо рта. Чувствовал он себя хорошо, в этом сомневаться не приходилось, и Адела расстроилась. Он не спросил где дети, она его не поприветствовала. Адела села на его кровать и уставилась в угол. Там клоками валялась спутанная пыль, обертки от конфет и его седые волосы.

- Почему у тебя никто нормально не убирает?

- Только что я видел лик смерти.

- …Это прекрасно.

Артур вытащил руки из-под одеяла и освободил их от рукавов. Бледные, но все еще сильные. Жилистые. Она бы сказала ему об этом, но он и так всегда это знал.

- Такая треснутая и старая ваза, а какие ручки у нее. Я все еще силен.

- И все еще хвастлив.

Тут они заговорили по очереди, быстро и чуть перебивая друг друга, слыша только себя. Этот разговор, как ни что иное отражал их совместную жизнь:

- Я видел лик смерти.

- Я помню, ты говорил.

- Я видел его…

- Какому-то колдовству ведьмы тебя не сломить.

- Нет, ты не понимаешь. Я умираю как раз из-за ее проклятия.

- Наверное, потому что ты грешник.

- Наверное. Я боюсь.

- Наверное, потому что не надо было вертеться со шлюхами-ведьмами.

- Боюсь умирать.

- Наверное, потому что надо было уделять больше времени королевству, детям, мне, в конце концов.

- Я боюсь умереть, Адела.

- Дорогой, ты уже умираешь, и твое лицо более спокойно, чем напугано.

- Ты жестока, ты всегда была так жестока… Я ведь был не так уж плох?.. Я имею в виду…как король?

Адела аж рот разинула от неожиданности и засмеялась. Артур непонимающе спросил:

- Что?

- Не так уж плох?.. Светило, смилуйся. Королевство не помнит короля хуже тебя, дорогой, поверь мне.

- Преувеличиваешь, - фыркнул король.

- Совсем нет, - надо же, под конец жизни он все-таки умудрился поднять ей настроение, и она даже пододвинулась к нему ближе, - Вспомни, как мы встретились.

Артур закрыл и открыл глаза. Он не помнил. «Вот ублюдок».

- Хорошо, я тебе напомню. Я уже третью неделю жила здесь, вместе с твоей матерью, твоим братом и его женой, и еще целой оравой родственников. Я им конечно не понравилась. Они старались обидеть меня, как могли, но я умею терпеть.

- Ты опять преувеличиваешь, - Артур хотел сказать что-то еще, но Адела пододвинулась еще ближе и надавила ему кулаком на грудь, он застонал от боли, замолчал, Адела продолжила:

- Я надеялась, что когда мой принц вернется, он заставит свою родню уважать меня и полюбит меня. Но ты вернулся среди ночи, пьяный вдрызг, с толпой таких же пьяных кретинов и шлюх. Я вышла из своих покоев, чтобы наконец-то тебя увидеть, а ты представился и пригласил меня к вам присоединится. Не помнишь разве?

- Адела, побойся Светила, я же был пьян.

- Как и половину супружеской жизни.

- Ну, а что поделать. Моя вина была, я признаю, но ведь только отчасти.

- Отчасти?

- Да. Ну, дорогая, не думаю, что я бы так себя вел, будь я счастлив. Не думаю, что так бы много пил. Видит Светило, и мне, и Джонни не сильно повезло с женами… Адела, будь моя воля, мы бы любили друг друга, и жили в мире и согласии, - он вознес палец вверх, - может с горя бы не спутался с этой сукой, и она бы меня не прокляла.

Адела перебирала складки платья. «Ты ведь сама говорила, что умеешь терпеть. Терпи».

- Будь твоя воля, Артур, ты бы послушал свою семью и приказал бить меня головой о стену до тех пор, пока она не станет мягкой, как печеная груша. В этом плане мне повезло, что ты вечно где-то пропадал.

- Я бы такого не приказал. Ты тогда была такая маленькая… Тоненькая, как колосок. Не то, что сейчас, хо-хо!

Адела хотела ответить, но осеклась на полуслове. Почувствовав на себе взгляд другого человека, обернулась. В дверях стоял Адриан, его испуг быстро сменился радостью, когда он понял, что отец жив. Мальчик кинулся к нему, что-то сжимая в руках:

- Папа!

Адела зло сверкнула глазами на охрану сына, те побледнели еще сильнее. «Они ведь должны были проводить его в покои, стадо дебилов».

- Я тебя слышу, слышу. Ох, Адриан, какой же ты уже большой! – со вздохом произнес Артур.

- И сильный, папа. Я сегодня убил кабана!

- Что, сам? Или мама помогла? – с издевательской интонацией он спросил у сына.

Радость Адриана тут же улетучилась, уголки губ дрогнули, и теперь он притворялся, что рад отцу. Его родителям это было понятно.

- Сам, - твердо ответила за сына Адела.

Конечно, кабана убила не она, а охотник. Адриан не очень любил охоту, но иногда заходился в резком приступе кого-то пристрелить. «Прямо как мама». Тогда созывались охотники, егеря, они ехали в королевский лес. Находился кабан, олень, куропатка или заяц, если не находился, то один из отряда срочно ехал обратно и возвращался с кроликом в клетке. Адриану давали побегать и пострелять в него с безопасного расстояния («Ну мало ли что у этого животного на уме» ;), а потом водили принца кругами, пока егеря ловили и убивали животное по-настоящему, в итоге вкалывая ему под бок позолоченную стрелу маленького принца.

- Я еще пишу лучше! То есть, мой стиль стал намного лучше! – прокричал сыночек отцу в ухо, старательно улыбаясь.

- Лучше? – скривился Артур.

- Да, намного-много лучше! Вот, - Адриан отошел от них чуть подальше и открыл маленький сверток.

Когда сын двинулся в сторону, Адела непроизвольно потянула к нему ладонь, сама этого даже не заметив. Мальчик, который как и многие дети считал, что если будет хорошо себя вести, то ничего плохого ни с ним, ни с его близкими не произойдет, начал читать:

- «Меня зовут Адриан Ариан, я - наследный принц королевства Восточной Латирии и Острова. Мне девять лет. Моя мать»…

Вдруг Артур нарочно закашлял, и Адриану пришлось остановиться.

- Дорогой мой, я бы с удовольствием послушал тебя дальше, но совсем слаб стал. Совсем. У меня так голова болит, давай я послушаю тебя завтра, а?

Адриан с каждым его словом по-настоящему, как это могут только дети, расстраивался все больше, потом молча вышел из покоев. Еще несколько мгновений и из коридора послышался тихий, тщательно скрываемый плач. Адела поспешила выйти, Артур сказал то ли ей, то ли сыну вдогонку:

- Что за хлюпик! Я же сказал - завтра!

- Мы все надеемся на то, что завтра ты умрешь, - обернувшись через плечо, сказала Адела.

Она догнала Адриана, завидев ее, он быстро вытер щеки ладошками, мать присела, чтобы быть на уровне его глаз.

- Я послушаю, как ты читаешь.

- Да ты постоянно слушаешь. Я хотел, чтобы папа послушал, - мокрые ресницы слиплись, и теперь он еще больше походил на игрушку-пупса.

- Папа… Устал, - она вздохнула. Нет. Своему сыну она врать не станет, - Твой папа - кретин, Адриан. Что уж тут поделать.

Когда она говорила об Артуре что-то в таком духе, Адриан всегда чуть испуганно, но спокойно смотрел на нее. Адела знала, она видела это в его глазах - у него пока не хватало духу согласиться с ней вслух. «Но это пока. Какой все-таки славный, какой прекрасный растет человек, что боится быть невежественным, что боится вести себя низко. Как мы похожи».

Она одобрительно положила ладонь на его плечо, и обернулась на Артура, глядящего на них из кровати в своих покоях.

- Спи, Артур, или нет, лучше позови монаха. Тебе нужно исповедоваться.

Напоследок послав страже Адриана взгляд «я-разберусь-с-вами-позже-придурь», она зачем-то проследила за удаляющимися спинами, пока Адриан не свернул направо, в коридор по направлению к своей комнате, только потом пошла сама. Нужно было пройти по тому же коридору, но свернуть в другую сторону. Звук мерно цокающих каблуков помогал сосредоточиться. Адела успокоила сердцебиение и сцепила руки в замок. «Терпеть еще совсем недолго», но она даже не представляла насколько - вдруг Артур закашлял. Так сильно, что было слышно сквозь закрытые толстые двери. Сильнее, еще сильнее, но Адела продолжала идти. Он позвал ее, она не откликнулась. Он кашлял, еще и еще, кашлял так сильно, что она остановилась, и стража чуть не налетела на ее спину.

- Простите, Ваша Милость.

- Тихо.

Тишина. Ни звука. Он мог просто прекратить терзать горло, но… Адела чувствовала, что-то не так. Она резко развернулась и быстро пошла обратно.

Тогда она была с ним в его спальне и читала при свече.
Артур позвал ее сонным, как всегда чуть надтреснутым голосом. Она сделала вид, будто не слышит. Чуть заскрипела кровать, потом отчетливый звук босых ног, идущих по камню. Затем до Аделы донесся тяжелый удар и тот же надтреснутый голос вскрикнул от боли. Адела сначала и головы не повернула, потом бросилась в темноту комнаты. Эта была первая ночь после смерти его последней любовницы – ведьмы из какой-то таверны, брошенной на Арену, и последняя ночь, когда он передвигался самостоятельно. Прошел почти месяц – он не двигался, кожа пожелтела и потрескалась, глаза налились кровью, ему было больно мочиться и испражняться.

Она вошла в покои и подошла к кровати.

- Артур.

Молчал.

- Артур!

Адела подошла к нему и заглянула в лицо – замер с раскрытыми глазами. Она подбежала к окну и принялась отдергивать тяжелые бордовые шторы. Когда-то он уже проделал с ней такой розыгрыш. Светило или просто солнце озарило всю комнату, светлые волосы Аделы стали почти прозрачными. Стража снова не осмеливалась войти внутрь. Адела подбежала к мужу – он не изменился. Она дала ему пощечину:

- Артур!

«Нет. Все». Адела выдохнула и откинула волосы назад, поставила руки в боки. «Кто бы знал, что он заставит мое сердце так колотиться».

***продолжение следует***

***просьба к тем, кто заинтересован - адресуйте мне свою заинтересованность, интересно же мнение честного народа***

Когда не понимаешь, кто последний в очереди (а их обычно две - живая очередь и по талонам):

Когда выбрал себе костюм, а продавец смылся:

Когда ни одна сученька не предупредила, что первую пару отменили:

Когда твоя очередь все ближе и ближе, а маменька в вафельном разделе застряла (из личного опыта):

— Привет, я только что двух людей убил.

— Прикольно.

— У них были пушки, ножи, да и выглядели как не самые приятные люди.

— Ты копов вызвал?

— Нет, копов не позвал, у меня типа травки полно, и тачка вся грибами забита.

x

один из самых потрясающих сериалов, что видела в последнее время.

х

спасибо queen-fake и vikk, что следите, очень приятно: 3

С этой картины, собственно, и началась история "Пора домой". Я увидела рыжую девочку, испуганно, но решительно сжимающую копье, глядящую прямо в глаза зрителю. Долго рассматривала, как ее волосы переплетаются с зарослями и цветами - поняла, что девочка и лес связаны. Лес может оберегать ее, но, возможно, слишком ретиво. Я подумала: "почему?". Потом я увидела ту же девушку, бегущую по лесу. Я думала - она бежит от кого-то, или, может, к кому-то, к чему-то?

Родилась история. Буду выкладывать ее тут.

Остальные рисунки потрясающей bubug можно посмотреть здесь.

'Когда Вас касается Дьявол, это все равно, что Бог касается вас тыльной стороной ладони. И этим отчасти освящает Вас. Не правда ли? Он избрал Вас и наделил нимбом. Нимбом страданий, увы.

И вот мой вопрос: вы действительно хотите стать обычной ?'

Привет-привет, meschini и port-artur, спасибо, что следите: 3

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой умершие живучей живых

Вдруг в нескольких шагах от них земля начала рыхлиться, спустя еще мгновение сквозь почву проступили человеческие пальцы. Джон начал было отодвигаться в сторону, но девушка его остановила, подняв руку:

- Лежи спокойно. Ничего плохого они нам не сделают.

Ладони мертвеца принялись изображать животных – то птицу, то зайца. Свет от костра создавал их тени на осколке скалы рядом. Девушка утвердительно кивнула и отклонила голову чуть в сторону, ее алые, под цвет листвы деревьев, спутанные в клоки волосы качнулись вдогонку:

- Видишь, он просто играет.

Джона этот ответ не успокоил:

- Они… Они за нами ходят, да?

Прежде чем ответить, она глубоко вздохнула. С ним рысь всегда говорила медленно и спокойно, будто с душевно больным.

- Они иногда, не слишком часто ходят за живыми. Просто ты необычный, вот они тобой и заинтересовались.

Джонни нервно потер переносицу. Она не заметила, или сделала вид, что не заметила его страха, и продолжила размещать белых, жирных личинок внутри его глубокой раны на ноге от укуса черепахи. Омерзение быстро прошло, когда он почувствовал странное в этих условиях облегчение. Рысь пальцами стала стягивать оба конца раны, закрывая ее, будто укрывая личинок одеялом.

- Самое главное, не заговаривать с мертвыми, не трогать их, - «Такого желания у меня не возникнет», - подумал Джон, - Им бывает одиноко, вот они и приходят к нам. Мне кажется, они представляют, будто живые. Может, они не знают, что умерли. Потерялись, и не понимают, что происходит.

- Такое ощущение, будто тебе жалко их.

Она зло подняла на него глаза:

- Мне жалко.

В больших раскидистых кустах сидел другой мертвый. Желтые глаза поочередно моргали. Девушка проследила за взглядом Джона, повернула голову назад, увидела наблюдающего и спокойно развернулась обратно.

- Не смотри на них удивленно и не кричи на них испуганно, а то они сами перепугаются, - задумавшись на мгновение, она продолжила, - один мальчик побежал к мертвой. Я не успела его задержать, это была его мама. Она обняла его, и они ушли под землю.

- Светило смилуйся… - Джон заморгал, тщательно стараясь прогнать эту сцену из своей головы.

- Нельзя к ним прикасаться. Тогда они решат, что ты хочешь быть с ними. И заберут, - она последний раз аккуратно надавила пальцами на рану, перемотала какой-то длинной лианой (врач из цивилизации на такой же манер замотал бы бинтами) и довольно сказала, - Готово.

Еще болит, но не так как раньше. Они молча посидели, глядя на пламя костра. С головы до пальцев ног укутанная-замотанная в шкуры рысей девочка, и перепуганный мужчина, заключенный во вполне адекватную одежду, разве что несколько грязную и местами порванную. Он повернулся к ней:

- Спасибо.

Рысь не посмотрела на него. Помолчала, потом спросила:

- Когда ты уходишь?

- Как только смогу снова ходить, - подумав, он опять добавил, - Спасибо.

Девушка помолчала, глядя на пляску тени птицы из пальцев.

- Почему за тобой не пришла твоя семья, если ты пропал? Ты так и не сказал.

Джон натянуто улыбнулся.

- Боюсь, меня ищут не в том месте.

«Если вообще ищут».

- Экай?

- Экхай.

- А далеко от Экхая до Красных лесов?

Джон почесал затылок.

- Я шел через горы. Я… Путь к моему дому лежит через горы, и я подумал, что иду верно. Перепутал, видимо, где-то свернул не туда… В горах я плутал четыре дня.

Рысь кивнула, и жестом руки попросила продолжить.

- Из гор я вышел к этим лесам. Здесь я был дней восемь. Наверное. А потом…

- А потом тебя чуть не сожрала черепаха.

- Да.

- Понятно.

Ничего ей не понятно. Вчера она сама ему сказала, что ничего кроме Красных лесов не видела. Она не знает, и что такое «горы». А вот он знал, что ему нужно выбираться отсюда, он слишком важен, чтобы пропасть невесть где.

- Когда я смогу снова ходить?

- День. Два. Может, меньше. Разминайся почаще, но не перетрудись. Нужно, чтобы кровь циркулировала, не вздумай лежать целый день без дела. И… - она встала на ноги, - если ты решишь пойти домой… Ты ведь понимаешь, кто я, да?

Он кивнул. Джон все еще не мог поверить в то, что сказка не выдумка, что спустя столько времени потомки Ренеттов все еще здесь. Живые и здоровые.

- Я никому не расскажу о тебе. Обещаю.

«Конкретно о тебе – может и нет». Она кивнула и потушила костер.

- Дым отпугнет животных, так что не бойся. Я постараюсь придти утром, или перед рассветом.

- Хорошо.

Она помахала на прощание рукой, и тьма бесшумно приняла ее. Рысь была добра к нему из чистого интереса. Потеряйся он здесь на столетие раньше, домой бы прискакала только его голова. И то не факт.

Еще у него было что-то типа лихорадки, но что именно так и осталось неизвестным – голова раскалывалась, в животе гудело, все время рвало. Она и это вылечила, чем-то напоила его. Ненавязчиво расспрашивала о его доме, о Лиоре. Джон как-то отказался говорить, так она намеренно сдавила его рану, он уверен, что намеренно. Он вскрикнул и рассказал, что она просила, и резкая боль тут же прошла. Бред какой-то. Ренетты мертвы, перебиты. Легенды о Гордие только легенды. Не мог здесь выжить маленький мальчик с горсткой слуг.

Джон попытался перевернуться на бок, но нога отозвалась глухой болью, он выдохнул и остался на месте. Он не хотел видеть до сих пор торчащих из земли рук, но теперь не смотреть не получится. В конце концов, безумная пляска пальцев кончилась, и их хозяин полностью ушел под землю. Джон еще какое-то время боролся со сном, но вскоре его глаза сомкнулись. А когда открылись, на него смотрело несколько пар чужих. Нет, нет, нет, он так не может.

Быстро преодолев вспыхнувшую вновь боль в ноге, Джон подскочил и двинулся вперед, из толпы сгрудившихся вокруг него мертвецов куда-нибудь подальше. Ночь тихо уступала место утру, мертвые послушным гуськом шли следом за живым.

«Твою мать, твою мать, да отвалите вы от меня нахрен». Все. Этот гребанный лес, или как там его, Красные, мать их, леса, должны когда-нибудь кончиться. Надо просто идти, не сворачивать, и обязательно куда-то можно будет, наверное, скорее всего, возможно…

- Джо-о-о-н-н-н… Джо-о-н-н… Джон…

Это кто-то из его компании сзади. Джон сильней оперся о палку, заменявшую ему трость, постарался идти быстрей, но не вышло, нога все-таки слишком сильно болит. Наверное, он слишком резко встал и что-то там сдвинулось.

- Джо-о-н, тбя тама ждать никого.

«Что?».

- Ствайся здеся, Джонни, здеся хршо, Джонни.

- Дохлым быть лучче, мы все скоро встать и пойти, все хором встать и пойти, пойти за живучим, как счас ты.

«Идите нахрен, мудаки».

Надо было спросить у этой девочки, нормально ли, что они еще и говорить могут. И что они знают его имя. Он ведь им не говорил. А если она им сказала? Специально, чтобы они что-то сделали, чтобы он остался здесь?

Джонни пробрал холодный пот, и он все же смог пойти быстрее. Стенания и уговоры веселой компании сзади не прекращались. Он постарался отвлечься и рассматривал цветы вокруг себя. Помогало слабо, но лучше так, чем оборачиваться и видеть мужика, вечно роняющего свою сгнившую челюсть.

Праздник смерти и жизни здесь был неугомонным, жутким. Корни вылезали и вгрызались обратно в землю в прямом смысле на глазах, листья на ветках раскрывались и закрывались с интервалом всего в восемь секунд. Он считал. Провел тут слишком много времени. Лучше смотреть, как закрываются и открываются цветы на деревьях, чем как открываются и закрываются глаза уставившегося на него покойника. Растение могло дать росток на закате, а завянуть уже с сумерками, предварительно обзаведшись потомством, и снова все сначала. Для девочки это было обычным делом, и она в свою очередь поражалась рассказам о медлительности природы в его родных местах.

Она спасла его от долбанной черепахи. Это ведь милейшие существа, почему здесь это трехметровые монстры с выдвигающейся змеиной шеей еще чуть ли не на километр? Он думал, что это просто большой камень, покрытый мхом, по которому почему-то не ползают всякие твари, вот он и решил на него сесть и осмотреть ногу. Кто же знал, что это чей-то панцирь.

Нет, вы только вдумайтесь. Девочка, вдвое его меньше, и, наверное, в сто раз младше, с легкостью отбила его у этого зверя. Правда, точно утверждать он не мог, потому что вырубился еще в воде, а очнулся уже основательно далеко от того места, но ведь силы у нее хватило, чтобы его дотащить. Ну, она могла и приукрасить события, но все же.

- Джо-о-о-н-ни, ствайс-с-я. Жна твоя любить уже не так тебя твоя.

Джон, несмотря на частый отдых, быстро уставал, все тело ныло. Весь день он шел, шел и шел. Это было слишком много для больной ноги – за густыми стволами и листьями деревьев неба никогда видно не было, но он знал, что Светило снова садилось. Воздух стал еще чище и еще холодней, в этом сумасшедшем месте всегда холодно, лучи солнца не пробиваются сквозь частые ветки деревьев. Мертвых в его отряде прибавилось. Он оперся плечом об иссушенную высокую корягу, чтобы перевести дыхание. Мертвые, подражая ему, садились на пол, или наворачивали круги вокруг, хромая как он. Эта девочка, «Рысью себя назвала, странная», сказала, что эти ублюдки не знают, что мертвы. Все они прекрасно знают. Знают и издеваются.

Женщина, лицо которой почти полностью закрывали мокрые черные волосы, не переставала шипеть: «Ствайся здеся, Джонни, жна твоя любить нет твоя…». Интересно, искала его девочка? Спарк цыкнул. Надо было расспросить ее побольше об этих местах. «Кто мне поверит, когда я вернусь?». Если он вернется. «Вернусь, конечно. Я почти уже вышел. Наверное. Черт, а ведь они могут просто обвинить меня в сумасшествии. Скажут – все, Джонни, мальчик, твоя дура-жена давно вышла за другого. И отдала ему все твои земли, все твои изобретения, все твое вино, и дети твои теперь тебя ненавидят. Красные леса? Мертвецы? Джонни, да ты сбрендил». А откуда ему знать, что он не сошел с ума?

Мертвячка осмелилась подойти слишком близко, она стояла на расстоянии вытянутой руки и шипела как змея. Погруженный в мысли Джон не заметил ее приближения. Она опять заговорила:

- Оставайся, Джон. Оставайся.

- Отойди от меня нахрен.

Ее глаза округлились, она захлопала в ладоши, другие тут же подбежали и радостно замычали, заулюлюкали.

Когда он мог сойти с ума? Сегодня утром? Или он чокнулся в тот миг, как его поглотила вода?

Вдруг ноге стало хуже, еще пуще прежнего, и Джон, вскрикнув, опустился на землю. Мертвые окружили его плотным кольцом.

- Джо-о-о-н-н-н-и, а мы мочь убрать боль.

- Мочь-мочь, еще как мочь.

- Отдать нам боль.

- Мы дохлые, нам боль уже не мешать. Отдать. Отдать.

- А мы ее кому хош передать.

- Отдать, Джонни-Джон. Отдать.

- Ладно.

Они замолчали, по всей видимости, не веря своему счастью. Джон оперся руками на палку и встал. Может, боль его с ума и сводит? Если они могут ее забрать, что ж…

- Мы забирать боль?

- Забирайте.

- А кому нам ее отдать?

Джонни задумался, припоминая всех обидчиков, но выбрать так и не смог.

- Моему…врагу.

- Врагу? Много врагов ты иметь. Кому?

- Самому… я не знаю… злому. Самому моему злому врагу.

Мертвые замычали, переговариваясь друг с другом. Женщина с черными волосами подошла к Джону вплотную.

- Я забрать твою боль. Забрать?

- Забирай.

Вдруг она резко вцепилась руками ему в щеки. Джон затаил дыхание, но стало слишком страшно, и он вскрикнул, тотчас передумав, «Да не так уж сильно болит». Мертвячка впилась пальцами сильнее, а спустя мгновение он заглянул в ее глаза и разразился криком, скинул с себя ее руки. Он уже смотрел на мертвых близко, но сейчас было не то, что-то совсем не то. Все мертвецы кроме нее разбежались, она истошно замычала, затем взвыла, Джон не мог это терпеть. Со всего размаху он ударил ее по голове кулаком, она повалилась на землю, продолжая выть. Он ступил шаг назад, зажал уши руками, но все равно слышал вой, будто кричала не она, а что-то внутри него. Джон почти физически почувствовал, что начинает сходить с ума уже по-настоящему, ее надо было заткнуть – он опустился на колени и принялся душить уже и так мертвую. Она резко замолчала, а черные волосы, как стебли растения, поползли вверх по его рукам. Спарк тут же отпустил тонкую шею и отошел на пару шагов назад. Мертвая вполне членораздельно прошептала:

- Каждый поплатится за грехи другого, а ты будешь первым.

Она выдохнула грязный воздух и уже молча ушла под землю. Джон, не позволяя и единой мысли проскочить в голове, быстро развернулся и пошел дальше, следуя давно намеченному маршруту – идти прямо, не сворачивая. «Черт. Черт. Черт. Черт». Очень быстро перешел на бег, стараясь не вглядываться в деревья, опасаясь того, что может увидеть между стволами. В одном из перерывов между бегом и ходьбой он понял – боль-то ушла. «Ногу размял хорошо, вот и ушла».

Окончательно опустилась ночь, а он шел. Пришел рассвет, но было слишком страшно останавливаться. Чтобы время шло не так болезненно, он считал. Считал шаги. Считал деревья. Считал листья. Считал время. Еще он составлял карту, правда, в ее точности сильно сомневался. В горах он был четыре дня. Потом, когда окончательно спустился вниз в лес, точнее, леса, был там дней восемь, точно, теперь уже десять. Девочка его ищет? Должна искать. Значит, надо двигаться еще быстрее. Он шагал, упираясь на палку, хотя она не была необходима. На самом деле, не так уж и плохи его дела. Лес редел, и красные деревья, одно из которых на третий день пребывания здесь чуть его не сожрало, больше не встречались. Теперь он точно знал, что выберется из этого ужаса. Джонни чуть не разрыдался, когда среди деревьев увидел хижину. Там, правда, никого не было, но он шел дальше, и что бы вы думали? Он нашел долбаных людей. Целое поселение долбаных людей, и нет, это были не рыси. Обычные, нормальные крестьяне. Светило, он любит крестьян. Джонни притворился путешественником, соврал о том, что нога все еще жутко болит, и одна сердобольная семья разрешила переночевать в их доме.

Есть одно чувство, которое все когда-либо испытывали, но объяснить никто толком не может. Смесь самовлюбленности и злости. «Предвкушение высказывания своего презрения». Утром от друзей семейства он услышал новости из Лиора, после чего чуть не ввязался в драку с теми, кто эту новость преподнес. Блоурвик чуть ли не занимает его место. На прошлой неделе он преподнес Артуру новую пушку – стреляет гранатами, разлетающимися во все стороны, «…и это получше того дерьма, что выкладывал Спарк». Джонни бы посмеялся над такой явной выдумкой, но однажды все тоже смеялись над его «повозкой-едущей-по железу», которой теперь не пользуется только тот, кто слишком беден для такого фешенебельного средства передвижения по городу, или «палкой-стреляющей-железом», которой сейчас вооружен каждый командир гвардии. О «Марках» и «Мэри» он даже не вспоминал, хотя это больше забава, чем серьезное изобретение, но все же.

Отлеживаясь и смиренно принимая помощь, он много думал о Грейстоуне. Кто бы мог подумать, что он будет скучать по прежней жизни. Странно, что замок так назвали – скалы, на которых он стоял, были бурыми, будто проржавевшее до основания железо, да еще и россыпи красных маков вокруг, на холмах, а холмов этих было жуть как много, и на них деревья, хорошие, нормальные деревья, по которым не лазают рыси-потомки Ренеттов, и обыкновенные рыси-животные тоже. Почти под самым замком была Арена, и кровь брызгами лилась на скалы – к вечеру она приобретала ярко-синий оттенок. После восстания Курта Варнерса прошло около пятисот лет, и все оружие запрятали глубоко-глубоко под фамильные имения, но люди все время стремятся доказать друг другу кто умнее. И вот, эта вершина человеческой морали и ответственности за новый мир – давайте решать все конфликты между родовитыми семьями шуточными боями. Кто привел больше человек, тот и выиграл, только люди умирают по-настоящему. Давайте откажемся от оружия и регулярных войск, но для этих разборок будем брать наемников и заключенных из тюрем, а когда те закончатся, давайте устраивать призывы и забирать пятнадцатилетних детей из деревень. Когда кончатся они, давайте всем расскажем, что есть ведьмы, и вместо того чтобы насиловать их, а потом сжигать на кострах, можно насиловать их, а потом кидать на Арену. Давайте дадим шанс самим лордам и их детям в полном боевом обмундировании выходить против полудохлых крестьян, которым посчастливилось выжить в первый день разборок. Давайте раз в год проводить эту прелесть прямо под долбанными окнами Джона Спарка, чтобы он целый месяц не мог уснуть из-за криков и стонов умирающих, потому что его долбанный дом находится в самом долбанном безлюдном месте Восточной Латирии.

Что там сейчас может происходить? Гвиневра, Деметра и Питер целыми днями сидят у этих самих окон и ждут его возвращения. Кровь, наверное, высохла, и синих пятен по вечерам больше нет, до следующего начала весны. Может, его сын-бастард Дункан уже мертв, ушел к его почившей матери – Тийе, крестьянке из ближней деревни. А может уже отвоевал все возможные награды, почести и привилегии. «Может, остальные даже рады этому?». Может, они сидят вчетвером, примирившиеся, и сцепившие руки в кулаки. Дункан, Гвиневра, такая дура, но он все равно ее любит, внешне одинаковые упрямый Питер и будущая королева Деметра. И он хочет, оказывается, хочет сидеть рядом – гений Джонни Спарк, прославивший свою семью изобретениями и, возможно, сыном-бастардом - капитаном королевской гвардии. Джон закрыл глаза и легонько надавил на веки пальцами. Так он в жизни не уснет, но ему ведь всегда нравилось чувствовать себя живым. Быть живым – очень, очень интересно. Только он пропустил любимое зрелище. Ежегодный смотр вооружения, это когда все лорды наряжают себя и своих людей в цвета своего герба, и посылают их, свою лучшую технику, своих лучших лошадей маршировать по окрестностям Лиора. Джон любил это, потому что по сути это был марш в честь его изобретений. Он послал к чертям мертвую, которую хотел снова убить. Вполне возможно, что ему это приснилось, или он мог надышаться спор каких-нибудь грибов. Это могло быть чем угодно, только не правдой. Пусть идет ко всем чертям. У него получилось. Он продержался. В тех местах все гибнет, а он продержался, да еще и выбрался.

Он открыл глаза с первыми лучами солнца и прошуршал по кладовке, откладывая немного припасов себе в сумку. Он помнил эту деревню – в этот лес он как-то ездил охотиться. Значит, вечером он уже будет дома.

***продолжение следует***

***просьба к тем, кто заинтересован - адресуйте мне свою заинтересованность, интересно же мнение честного народа***