▼не сахар

знаешь, в итоге, мне абсолютно похер, что на тебя все кончают, что твоей самодовольности и самоуверенности нет предела, что от тебя до тошноты веет запахом пафоса и ночных огней;в итоге, мне плевать на твои высокомерные взгляды и ленивые жесты, на твои жеманные манеры и медленные, полные мезантропичности разговоры.когда ты рядом я чувствую себя ничтожной…но я хочу тебя.так сильно не было никогда.ни с кем.и это чертовски плохо.

Сегодня пошел снег. Мне нравится, как зеленовато-горчичные полянки газонов, по краям съеденные дождливой грязью, умывались новым, белым, девственно-чистым, пушистым водопадом снега; как тусклые, серые крыши зданий, машины и тротуары с удовольствием накрылись белым пуховым покрывалом; как люди и деревья облачились в полупрозрачные белые мантии, делая мир вокруг театром теней, передвигаясь плавно и неторопливо. Сегодня пошел снег, и я замерла. Я перестала спешить, перестала закрывать глаза на все происходящее вокруг меня, перестала шептать себе под нос мантры, молясь сама не зная кому, кутаясь в шарф; я подняла голову и взглянула снегу в глаза.

Так много мелочей, которые кажутся нам заурядными, обычными вещами; которые нам следовало бы научиться замечать, запоминать.

Сегодня пошел снег.

Запах книжных страниц.

Аромат кофе.

Снежинки в его волосах.

Капли погибшего снега на плечах.

Смех и улыбки приятных мне людей.

Красные, окоченевшие пальцы.

Апельсины жгут губы.

Смайлики и буквы в sms-ках.

Детскую обиду и обещание хранить ее вечно.

Его глаза, полные злости и непонимания.

Его голос, нервный и высокомерный.

Его ленивые жесты и мимика, полная самодовольства.

Снобизм.

Я запоминаю мелочи. Теперь, когда пошел снег, я помню эти мелочи. Весь ты для меня состоишь из мелочей, из мелких частичек, которые я все время подмечаю и очень бережно храню. Мне каждая эта частичка дорога ровно настолько же сильно, насколько сильна боль, которую каждая частичка тебя мне приносит.

Я смотрю на людей напротив меня. Каждый день. Каждый день они сидят со мной, сидят напротив меня и я думаю, что у них, несомненно, есть свои проблемы, свои мысли, которые каждую секунду крутятся в их головах, но они смотрят мне в глаза и улыбаются, смеются… и я. Я тоже делаю так. Я скрываю все то, что горит и ноет во мне, подавляя его дикий, визжащий крик собственным смехом, скрывая его изможденную, больную, гнилую сущность за собственными безразличием и наигранной пустотой. Так легче жить. Правда, легче. Потому что так делают все. Мы все врем друг другу, прикрываясь дешевыми картонными масками придуманной, культовой реальности. Мы все такие лживые, но если посмотреть в наши пустые, нахальные глаза, то можно увидеть такую глубокую, всепоглощающую пустоту, что сомнений нет: мы все чужие и в этом мы все настолько тошнотворно одинаковые. Но никто, НИКТО и НИКОГДА не признается другому чужому в том, что он что-то по-настоящему чувствует; НИКТО не скажет правду; НИКТО не станет добровольно жертвовать собой во имя, ради, для чужого. Мы все либо улыбаемся, говорим общепринятые любезности, либо посылаем сразу же, без объяснений. Мы все такие. Мы – игроки в жизнь. Мы – настоящие преступники, строящие из себя невинных жертв.

Мне так надоело ходить по этим улицам. Я видела их облепленными грязной, мокрой листвой, в торфяном тумане, в почерневших сугробах и в глади льда; но до этого это были просто улицы, а потом появился ты, который превратил эти отрезки пути в настоящую пытку. Я иду, машинально высматривая тебя в толпе, глубоко дыша, надеясь уловить твой запах. Клянусь, когда я чувствую тебя, мне кажется, что еще чуть-чуть и из меня вырвется стон. Настоящий, неподдельный, идущий прямо от моих бабочек стон. И все услышат и услышишь ты, как сильно я хочу тебя. Все узнают. Ты даже не представляешь как это трудно: хотеть чего-то настолько сильно, что даже голова начинает кружиться от одного лишь звука смеха или голоса, что ноги подкашиваются от простого присутствия, что внутри все переворачивается, сердце стучит в горле, отдаваясь глухими молотками в ушах, что внизу живота что-то ноет и тянет… это, черт возьми, просто невыносимо.

Я хотела коснуться твоих волос. Коснулась. И тут же захотела вонзиться в них, схватить пальцами, потянуть или нежно и поцеловать. Я хотела коснуться твоей руки, локтя. Коснулась. И захотела ощутить жар твоей кожи на моей; вот так: без одежды, плотно, сладко, липко, страстно…

Я с ума схожу.

Я больна.

Я одержима.

Вот так к зеркалу подходишь и кажется, что ты офигеть как круто сеййчас выглядишь - в этот момен, как правило, обязательно нужно сфоткаться, но, зараза, как только делаешь снимок, на нем ты, блин, обязательно как курица какая-то) но вот парадокс:бывает видишь в отражении зрелище похлеще атомной войны, а в этот день все обязательно говорить будут, что ты такая вся красивая и замечательная.Это как понимать:то ли зеркала кривые, то ли ты сама кривая, то ли окружающие, видя, что ты совсем лажовая какая-то сегодня, тебя успокаивают, подмазываясь и лицемеря.Вот так штука, черт.

Я помню, как ночной Арбат провожал нас своими огнями и песнями, помню как попрощалась со всеми, помню как зашла с одним Л. в вагон, помню то, что он говорил мне.

«Ты одинок?» - мне хотелось тогда раздвинуть руками двери вагона, выбежать из метро на улицу, поймать машину и поехать тебя искать. Мне хотелось задать тебе этот вопрос и, заглянув в твои пронзительные, нахальные глаза, услышать ответ. Твой ответ. Я хотела узнать у тебя правду. Я хотела, чтобы все оказалось ложью: твои статусы, цитаты, песни, слова… я хотела, чтобы весь ты оказался одной сплошной ложью, раскрыв которую, я бы влюбилась еще больше, поддержала тебя, протянула руку… все, что мне говорил тогда Л. – я желала, так страстно желала, чтобы все это оказалось правдой. Чтобы ты действительно был одинок. Чтобы тебе нужен был кто-то. Чтобы этим кем-то непременно стала я.

«Ты одинок?» Дай мне шанс задать тебе этот вопрос. Уйди от стереотипов. Спрячь свои надменность и самолюбие. Хоть на секунду стань ближе… и я покажу тебе, что так может быть всегда.

поздравляю.сейчас в моих глаза первые "твои" слезы.следующая стадия началась:мокрые подушки, ночные всхлипы, холод и…лучшая подруга в трехчасовой разнице…мне не хватает ее.как же мне ее не хватает.когда она рядом, мне кажется, что все хорошо.но она далеко:все плохо.полная задница, черт.

Я облилась водой и, быстро добежав до кровати, вся продрогшая и трясущаяся, нырнула под одеяло. Я села, обхватив колени руками, под одеялом, чувствуя себя как росток в теплом и уютном сугробе, ждущий весны и предвкушающий что-то неизбежно новое. Меня продолжало трясти. Уже не от холода.

Знаю ли я, что такое любовь? Знаю ли я ?! Конечно, черт побери, я знаю! Сейчас, в эту самую секунду, быстро перебирая пальцами по клавиатуре и справляясь с дрожью, я уверена как никогда, что я не только знаю, но и в полной мере ощущаю ее сейчас. Любовь, конечно же.

Да, ты прав(кому бы ты не писал), любовь – это когда думаешь не головой, а сердцем. Любовь – это, когда в тебе больше ничего нет кроме сердца, когда ты сам – сердце, потому что от любви оно настолько большое, что разрывая ребра и кожу, переполняет тебя, оставляя в тебе лишь крошки, какие-то обрывки воспоминаний, эмоций и фраз. Любовь – это чертова простуда, перерастающая в диагноз, ползущий по твоим венам, растекающийся под твоей кожей, заполняющий, переполняющий тебя. Любовь может быть нежной и жестокой, тихой и необузданно дикой, желанной, взаимной и безответной. Любовь каждый раз разная, но так часто ее симптомы напоминают о былом. Любовь калечит тебя, выкручивает, гнет, ломает. Любовь – это, когда чувствуешь себя ничтожно хрупким и одновременно самым сильным и могущественным. Любовь может раздавить тебя, ранить, растерзать и даже убить, но в равной степени виртуозно она может помочь тебе взлететь, воспарить… иногда даже с этой небывалой, прекрасной и желанной высоты она может сбросить тебя вниз, где тебя будет ждать холод и смертельная острота одиночества, отторжения и непонимания. Любовь беспощадна. Любовь отвратительна. Любовь мучает и терзает. Любовь. Одно слово и множество значений. Миллион. Миллиард. Но очень часто ни одно из этих значений не совпадает с нашими собственными или желанными или необходимыми. Любовь – обманщица, коварно просчитывающая каждый следующий ход: у любви отличная память и потрясающая интуиция, поэтому она может себе это позволить.

И что бы ни было в твоей жизни, кто бы ни был там, теперь я знаю: ты видел любовь, ты слышал любовь, ты дышал ею. А теперь она заставила тебя платить. Так мучайся и разрывайся на пылинки, потому что эту пытку невозможно терпеть, ведь так? И, если сейчас не стать частицами воздуха, не разбросаться на километры, не выкинуться в ветер, можно умереть от нестерпимой боли. Давай, ты первый: верни то, что было, влюбись или оставь все как есть. Я уступаю тебе, корчась в любовных судорогах, пожираемая ею – этой проклятой сучкой на букву «л». Я уступаю тебе, изломанная и разбросанная на мелкие плевочки того, что от меня осталось. Я уступаю тебе, боясь вдохнуть воздух, потому что он не пахнет тобой, боясь открыть глаза, потому что не увижу тебя, боясь пошевелиться, чтобы хоть сон не спугнуть. Я уступаю и остаюсь в мире, в котором меня покидает «я», в мире, где меня мучит и пытает «л», в мире, куда меня забросило случайно и от куда мне не выбраться пока мое серое, кожистое и ранено изломанное тело делает попытки дышать не тобой, забывать те моменты, когда оно еще могло.

Борись за то, что пылает в тебе. Борись за ту, что горит в тебе, должно быть, катастрофическим пожаром, раз она сломила твою гордость, заставляя карябать нежные буквы. Молись за нее. И я буду. Ради тебя.

Какая бы она ни была. Я ненавижу ее? – Конечно. Но гораздо громче во мне орет уважение: если она смогла поломать тебя, искалечить, согнуть и истерзать, значит, она действительно чего-то стоит. Значит, она для тебя.

«Любовь… Ей похуй на всё» - нравятся мне твои статусы. Как всегда в точку. В яблочко. В самый центр. Ранил, черт. Скоро ли убьешь? Ждать не могу уже. Честно. На пределе живу, по привычке.

На лужах по утру тонкая кромка ломкого льда, на шарфе капельки пара, а небо, похожее на слоеный пирог забирает с собой длинную вереницу тусклых фонарей. Такой он нынче – октябрь. Он мучит меня, он убивает лето. Убивает даже воспоминания о лете. Октябрь – беспощадный и жестокий. Как ты.

Но ты улыбаешься, ты говоришь, ты ходишь, даже то, как ты ешь, черт возьми – все притягивает меня, пленит. И ты добрый, да, самодовольный, но добрый… ты нежный. И точка. Ни капельки не грубый, ни капли. Пусть я и вижу тебя насквозь, пусть, но я ничего не могу поделать. Я притронулась к твоей руке выше локтя. Я обожглась. Сквозь ткань тонкого свитера я почувствовала горячее тепло твоей кожи и крепкие, очень крепкие мышцы. Бог мой, твое тело идеально. Оно, мать его, просто по античному канонично, по бельведерски прекрасно. Оно, к сожалению, сводит с ума. И я подумала: «К черту. Пусть все идет, как идет». Это будет, по крайней мере, справедливо по отношению ко времени: я не буду его торопить и не буду лезть в его запутанные спиралеобразные планы, а оно меня когда-нибудь вылечит, поможет мне вылюбить все твое, что есть во мне, всего тебя, что сидит глубоко в моей сущности.

И, когда ты дремал на лекции по математике, представляя собой настолько трогательное и нежное существо, я уверила себя окончательно: время расставит по местам. И я улыбалась. Улыбалась как ребенок, смотря на твои бледные ресницы и тени усталости залегшие под глазами, на твои расслабленные руки и спящие ладони, на твои чуть розоватые потрескавшиеся губы. Я улыбаюсь и сейчас, когда вспоминаю тебя таким. А вообще, я улыбаюсь, когда вспоминаю тебя любым. Лишь бы тебя.

p.s. что это? Ты говоришь со мной? Первый? Я была в прекрасном шоке)) Какая же ты зараза. Такая милая зараза. И, знаешь, мне чертовски нравится как ты произносишь мое имя. Мне вообще твой голос нравится, если что ;)

Я не видела тебя уже два дня. Знаешь, что удивительно? – Я не скучаю. Сегодня шел град, был сильный ветер, а я сидела в переполненной аудитории и не скучала, я тряслась в душном вагоне и не скучала, я лежала под уютным одеялом и не скучала. Может, я совсем не люблю тебя?

Может, я не люблю тебя, просто целый табун мурашек пробегает вдоль моего позвоночника, когда ты случайно взглянешь на меня, когда ты смеешься, когда ты просто рядом. Может, я не люблю тебя, просто сердце пропускает удары и я забываю как дышать, когда ты говоришь со мной, а мои мысли путаются, убегают прочь из головы, спотыкаясь, наталкиваясь друг на друга, чертыхаясь, оставляя самых стойких: «что говорить?» и «ты.» Может, я не люблю тебя, просто дышу нервно и глубоко, когда ты стоишь возле меня или идешь рядом, чтобы запомнить, впитать в себя твой запах. Может, и не люблю, просто гипнотизирую расширенными от осознания всей нелепости происходящего зрачками место, где должен быть ты, я надеюсь, что ты вот-вот возьмешь да и объявишься, а я буду дальше прожигать тебя насквозь, угадывая твои жесты и действия. Может, я совсем не люблю тебя, просто хожу, бегаю, летаю, растекаюсь по твоим улицам, тротуарам, асфальтам, расползаюсь по твоим веткам и вагонам, вливаюсь в твою толпу, где в каждом ТЫ – для меня самое главное, необходимое, нужное… просто я ищу тебя, но, может, и не люблю совсем.

Парадоксально. Мне с абсолютно незнакомым человеком за один вечер стало так легко говорить обо всем, я рассказала ему так много… а подсознательно я думала о тебе, о том, как бы я хотела, чтобы ты так живо интересовался мной, моей жизнью, хвалил мои таланты, спорил со мной, присылал мне нежные, живые песни, хотел говорить еще и еще. Но, знаешь, чего я боюсь больше всего? – Что Артем догадается, что это именно ты – тот, в кого я так дико, отвергнуто, страстно, совсем безответно влюблена; что ты во мне и ты – мои мысли. Когда он сказал, что видел тебя еще до института, я вдруг немедленно захотела выспрашивать его обо всем, что он может знать о тебе, я хотела говорить о тебе, рассказывать ему, что ты самовлюбленная сволочь и что я презираю тебя, и что ты милый, интересный, загадочный, холодный… нужный. Я хотела говорить и говорить, рассказывать и рассказывать; мне хотелось расспрашивать и узнавать. Мне так хотелось, что я прислала ему несколько предыдущих записей… о тебе. Но в них, конечно, читается кто угодно, кто-то, незнакомец, которого Артем (он в этом уверен) не знает и никогда не видел. Его воображение нарисовало наверняка кучу разных образов от маменькиных сынков, до мальчиков-мажоров, от начитанных и привлекательно-интересных до преступников. Но его воображение не подсказало ему, что этот «незнакомец» соединяет в себе всего понемногу: он – маменькин сынок, но лишь в том, что не забывает звонить маме, может положиться на папу и живет с ними; мальчик-мажор, пафосная, клубная сволочь – потому, что самоуверенный до нельзя, гордый до чертиков, светится в дымных, световых, ярких кругах до последней утренней звезды и обожает свое тело до безумия; начитанный и привлекательно-интересный, чертовски интересный и загадочный – потому, что мало кто знает, что у него действительно на уме и это не так-то просто выяснить, не так-то просто сделать выводы; он – немного преступник, уголовник – потому, что единственное за что его можно осудить – кража меня в составе каждой клеточки, со злостным и преднамеренным захватом сердца и мыслей, незаконным проникновением в легкие и вены, с несанкционированным проживанием под моей кожей, в моей крови, в каждом нерве.

У меня слипаются веки. Пойду на боковую. Может быть чиркну завтра с утра пару фраз (как всегда о себе, о тебе во мне, про тебя). Я лягу и буду приставлять как ты идеально посапываешь сейчас под теплым одеялом. Знаешь, когда я зажмуриваюсь крепко-крепко, вглядываюсь в темноту сомкнутых век и на миг затаиваю дыхание, я могу поклясться, что слышу как ты дышишь… а потом я медленно выдыхаю и, набрав глубокий, насыщенный, жадный глоток воздуха в легкие, я чувствую твой запах. И мне становится так хорошо и нервно, как будто ты рядом. И мне это нравится, черт подери.

Двуличный, самоуверенный, яркий, живой, чертовски привлекательный мальчик-мажор с неограниченными потребностями, безграничными амбициями, глобальными идеями, острым языком, отменным чувством юмора и собственной наигранной (я бы даже сказала: переигранной) жизненной позицией, мозгами, полными цитат об аморфности и величии, с зашкаливающим на небывалых высотах эго.

Вот каждый раз иду по коридору, вижу: ты стоишь, и думаю: сейчас подойду, скажу: «Привет. Я о тебе думаю», а ты… а что «ты»? Иной раз даже не поздороваешься… да и все не так-то просто… самовлюбленный ты очень, до тошноты уверенный в себе. Да, дельные вещи говоришь, но на пятой минуте этих разговоров уже с души воротит, если честно. Вот ты какой… но не все такие, понимаешь? Не все могут вот так… наплевав на других, переступив, переборов. Я не могу. А, знаешь, как хочется назло тебе один раз хотя бы взять и смочь… так хочется.

На стене квадратик зеркала горит ночными огнями, а ты пульсируешь в моей голове, не давая уснуть.

Теперь, когда я думаю о тебе, мне хочется оказаться в чьих-то, других руках, чтобы попробовать вылечить себя. Вылечить от тебя. Так больше не должно быть, так дольше не может… я расскажу тебе о том, как все во мне перевернулось, резко разорвалось на мельчайшие, острейшие осколки, с потрясающей быстротой подлетело фонтаном вверх, запульсировав в горле, прервав дыхание, и очень медленно опустилось на самое дно моей души, грубо и глубоко вонзаясь в ее измученное, подсохшее, скукоженное существо. Хочешь, я расскажу? Удивительно, что какие-то ничтожные словечки могут сделать… нежные словечки… словечки не по ожидаемому адресу.

Почему ты не можешь просто исчезнуть? Нет, не так. Почему ты не можешь не появляться в моем прошлом? Улетай на другую планету. Пожалуйста. Ты не должен был войти тогда в аудиторию, ты не должен был… просто тебя не должно было быть в моей жизни. Так зачем же? Зачем здесь, сейчас, в мой век?… мне до тошноты надоело делать вид, что мне плевать, но это только начало. Еще столько времени придется притворяться, избегать даже взгляда на тебя… терпеть, скрипеть зубами, прокусывать губы и заламывать руки, но терпеть, обязательно терпеть. Ты – мое табу, мой запретный плод… ты искушаешь, а я должна смотреть сквозь тебя. Сквозь, мать твою!

Ты не представляешь сколько всего мне еще нужно успеть в этой жизни. Сколько всего я планировала, но появился ты, и мой список полетел ко всем чертям. Ты стал моей целью, мишенью, моей нестерпимой жаждой и моим живительным глотком прохладной воды, моими грозами и долгожданным штилем, моими огнями, вспышками и спокойным лучом света. Но, веришь ли, мне не следовало загадывать тебя. Вопреки всему, не нужно было. А теперь до следующего 10.10.10 мне нужно успеть хотя бы умереть…