▼не сахар

Мне наверное должно быть очень приятно получить в ответ три буквы: «нзч». Я конечно не ждала чего-то сверхъестественного, но… еще больнее натыкаться на твое ледяное безразличие даже в этих коротких словах, буквенных сокращениях и точках. Никаких приветствий. Ничего. Спасибо, что хоть что-то написал, а то можно было бы подумать, что кто-то другой сидит вместо тебя на сайте и просто не проверяет сообщения.

Зря я загадала тебя, пожелала тебя, подумала о тебе в ту самую минуту, которой уже никогда не будет в моей жизни. Я так устала… я уже так устала. Я кажусь себе выжатой, выпитой до последней капли. Ты живешь во мне уже слишком долго, ты наполняешь меня собой все больше с каждым днем, но от этого совсем не становится легче; наоборот, меня тянет к земле, вниз, хотя, я должна летать и порхать словно пташка… ты и твои безразличность и холодность тянут меня ко дну. Вы не даете мне спать, есть, думать о чем-то кроме вас самих; вы причиняете мне боль… каждый день, каждую минуту… каждый стук моего вымученного сердца отзывается нестерпимой тоской и болью, а чувство несправедливости, поселившееся во мне, только лишний раз напоминает: как трудно мне будет тебя вылюбить.

Я бы так хотела суметь выплюнуть тебя, но каждая клеточка моего усталого тела калечится и мучится, когда я иду по городу, и каждый прохожий напоминает мне тебя; когда я вдыхаю воздух, который пропитался тобой настолько, что легкие сводит болью; когда я смотрю в небо, и каждый его кусочек напоминает мне твои глаза; когда я слушаю песни, и каждая нота отдается эхом во мне, убивая несчастных бабочек.

Я не перестану молить тебя каждую секунду: растопчи меня окончательно, накричи на меня, ударь, изваляй в грязи, сбрось с крыши, плюнь мне в лицо; сделай хоть что-нибудь, чтобы я смогла возненавидеть тебя, чтобы мне действительно было за что. Я не могу больше находиться в этом «подвешенном состоянии», когда ты не приветлив, но и не груб, не молчалив, но и не разговорчив, ни то – ни се… я сама стала сплошным «ни то – ни се», пытаясь удержать равновесие на тоненьком лезвие твоего бесчувствия… и мне хватает сил лишь на то, чтобы умолять тебя заставить меня выплюнуть все твое существо из себя самой. Прошу тебя. Это первый раз, когда я действительно прошу тебя: заставь меня возненавидеть тебя… и я обещаю, я смогу.

Не нахожу себе места. «Давай уже да влюбись ты в меня, думай обо мне, мечтай обо мне…» или наори на меня, прокричи при всех, на всю аудиторию, чтобы я перестала за тобой бродить как маньячка, искать повода коснуться тебя, заговорить. Накричи на меня! Оскорби меня! Пусть даже так, но только не надо больше… хватит этого черствого, серого безразличия. Хватит. Прошу, я устала… теперь воздух, которым мне приходится дышать, больше не напоминает мне о том осеннем дождливом дне, когда я порхала по тротуарам, напевая песни. Теперь он наполнен смесью тебя и тяжелой бесчувственности. Все это так терпко, тошнотворно приторно и слезливо вымученно, что мне становится дурно. Я не могу больше не дышать, я не пловец, чтобы задерживать дыхание на такое долгое время… хотя, и пловец бы не смог. Мне тоскливо, пусто и так тяжело… так, мать твою, плохо(!) Я не знаю что хуже: смотреть, смотреть на тебя и не удостоиться не единого взгляда или совсем не видеть тебя. Я запуталась. Совсем запуталась. "В мире есть только двое слепых. Ты, потому что не видишь, как сильно мне нужен. И я, потому что не вижу никого кроме тебя.”(с) – тому, кто это написал, огромное спасибо. Вот она – мысль. Живая, настоящая, такая, какая есть. Как моя, как обо мне… о нас. Зареклась никогда такого не писать. «Нас», «мы»… в этих словах всех несколько букв и один слог, но как много они значат… и они пока совсем не уместны. Совсем. Слишком много стало этого «совсем»… совсем сумасшедшая, совсем запуталась, совсем безразлично, совсем несправедливо, совсем…

И мне обидно, черт, так обидно. Ты не видишь меня. Совсем не видишь. Давай же, поверни голову, взгляни на меня, но не так… просто посмотри на меня. Вглядись в меня. Я смогла бы говорить с тобой глазами, я бы не испугалась. Я не боюсь. Не боюсь ничего, когда ты рядом. Пока я вижу тебя я не боюсь.

И, знаешь, что я думаю? Я вынесу безразличность, я смогу пережить бесчувственность, я знаю, что закрою глаза на весь твой, порой сочащийся ото всюду, пафос, я наступлю себе на горло, переступлю саму себя, втоптаю, но я должна пройти сквозь это. Я не могу по-другому. Как ты там сказал? – «Когда вижу стремление, проявляю уважение». В этом мире так много людей, которые постоянно к чему-то стремятся, дай Бог тебе повстречать как можно больше таких. Я, конечно, не самая целеустремленная из них, но эту войну между самой собой и тобой во мне я должна выиграть. Я одна. И я не боюсь тебе это доказать. Я вылечусь от тебя. Я должна… вот только, когда ты улыбаешься и смеешься, я думаю, что еще рано… я уговариваю себя, да. Но еще рано…

А я беспокоилась. Думала, что с твоим насморком ты легко мог заболеть еще больше, пойдя в бассейн, вот и не явился сегодня. Я беспокоилась. Я переживала. Как оказалось, зря. «Просто дела были, вот и не пришел.» - всего-то. Дела. Знал бы ты как я хочу быть твоими делами… хотя, тебе лучше не знать. Я боюсь за тебя. Когда ты сказал, что у тебя бывают кровотечения носом при физических нагрузках или из-за насморка, холода… что-то во мне почти подняло мои руки, что-то во мне хотело обвить ими твою шею и крепко прижаться к тебе, что-то во мне хотело всю мою нежность передать тебе, в тебя, чему-то в тебе… но разум вовремя догнал сигнал, идущий к моим рукам, и сказал: «Стоп. Это будет в большей степени неоценимо. Это будет еще одна встреча с бесчувствием.»… я хмыкнула, пробурчав что-то про аккуратность и… все. Но я боюсь. Боюсь за тебя. Боюсь того, что может случится на фитнесе или в бассейне, на улице или в клубе… где угодно… я боюсь, что хоть капля твоей горячей, терпкой, густой крови выпадет из твоего тела и разобьется о край раковины, асфальт, кафельный пол… я боюсь того, как твои пальцы будут пытаться собрать красноту, размазывая ее по губам… я боюсь. Я – трусиха, да, но… так не должно быть: ни одна капля крови, ничто не должно гибнуть в тебе, утекать от тебя… ничто. Ты должен быть. А я должна знать, что ты есть и что все с тобой в порядке. Потому что иногда мне кажется, что мне совсем не жаль всего, что во мне… для тебя. Ради тебя.

Я взяла чистый квадратный листок бумаги в клеточку и стала писать его имя: по букве в каждую клетку, без пробелов… в его имени 4 буквы и произвольно вырезанный мною квадрат идеально подходит для того, чтобы это имя уместилось (по одной из сторон) ровно 7 раз. Когда я закончу заполнять клеточки, я спрячу этот листок до 10.10.10, до 10:10 по московскому времени. Одна минута на желание. Мне хватит, чтобы просто взглянуть на литок, крепко зажмуриться, сосредоточиться и вложив всю вою энергию в мысли, любовно его сжечь, порвать, выбросить (ну или что там еще делают в таких случаях? – Честно говоря, понятия не имею, поэтому делаю так, как подсказывает мне мой воспаленный мозг.)

Ты - порядочный выскочка, неслыханная сволочь и самовлюбленный нарцисс. а я хочу тебя.

"Хоть бы дождь пошел…"

Я рядом с ним и ангелом,
И кружкой, и табаком,
И синицей, и журавлем.
Я для него.
А он мне ни напиться, ни накуриться,
Ни взлететь, ни упасть,
Ни в руках согреться.
Никак.
Ни то - ни се.
Я рядом с ним себя, как на каторге;
В глаза его смотрю:
Вроде нежность;
Вроде руки мои держит, гладит,
А у меня внутри клокочет что-то,
Бурлит, взрывается, мается…
Я хочу ему сказать,
А он веки прикрывает и улыбается.
Меня к себе притягивает - сдаюсь;
В который раз сломалась.
Я не исправна.
Я никогда не починюсь.
Я ему ни рыба - ни мясо,
А он мне - всё.
Лежу у него на груди и молюсь:
" Хоть бы дождь пошел… "
Тогда будет повод отличный улизнуть:
Мол: "Зонта нет; промокла, продрогла,
А до меня недалеко. "
Так я пойду?
С собой не зову:
Чая нет, мышь повесилась, осталось только молоко.
А мне согреться лучше одной.
Да и ты промок, устал.
Иди домой "
Глаза открываю, наверх сквозь деревья смотрю:
Ни облачка.
Он меня крепче обнимает, вроде хорошо…
Снова сдаюсь, сладко мучаясь;
Про себя повторяю: "Хоть бы дождь пошел…" - (с) secretlife.

***

"Если бы я могла…"

Если бы я могла, то уехала бы.
Но у меня тут еще жизнь теплется;
Без тебя, правда, но тоже ничего:
Семья, друзья, работа (иногда).
Если бы я могла, то уехала бы.
Лет через двадцать вернулась бы.
И то только, чтобы на вечер выпускников сходить:
Воспоминания из головы достать,
Пережевать и вновь похоронить.
Забыть. Под подкорку закопать.
Если бы я могла, то уехала бы.
И по всемирной несправедливости,
Тебя бы там встретила:
Двое детей, жена у плиты, и над ремнем пивное брюшко нависло.
Одну за одной,
Одну за одной:
Потухает еще одна виселица;
Ты опять в карман руку тянешь,
Находишь, поджигаешь, вдыхаешь…
Нас обоих уже помотало,
Побило, выкрутило, искалечило;
И, надеюсь, теперь, я забыла уже:
Вымучила, выболела, вытравила.
Тихо, шепотом: "Если бы я могла, то уехала бы…";
Выдыхаешь, тушишь, кашляешь.
У самого на сердце выбоены, но по привычке говоришь:
" Ты мала еще. Ты мала еще… "
" Если бы я могла, то уехала бы" -
- Я кричу, почти задыхаюсь.
У тебя рука дрожит:
Протягиваешь, мученически улыбаясь.
Беру, вдыхаю, почти успокаиваюсь;
Внутри мерно отстукивает, я забываюсь.
Ты пальцы мои берешь в свои руки,
И я, как назло, улыбаюсь. - (с) secretlife.

***

"Вам никогда не хотелось бежать?.."

Вам никогда не хотелось бежать?
Лишь потому, что хотелось?
Резко разговор оборвать
И выйти подышать, подумать.
Выйти и побежать?
Я просила за мной не идти,
Говорила: "Так нужно",
А ты только шаг ускорял,
В затылок дышал и пыхтел натужно.
Вскочила в вагон, шумный людный,
Помню лицо твое и фигуру,
Всем видом своим клянущую,
За то, что сбежала будто.
Я от себя убежала.
Сбежала, пропала, исчезла.
Меня жалят твои слова;
Да и все твое тесто: тело, мысли,
Недосказанность, что между нами повисла.
Висит и ноет, напоминает, бьет, ругает,
Но не утешает.
Раньше в тайне молилась,
Просила, еще надеялась,
Но не сказал, не намекнул даже,
А внутри как будто что-то повесилось.
И душно, тошно рядом с тобой становилось.
И бежать, и забыть хотелось…
Ты вряд ли помнишь как все случилось?
Мимо как-то прошло.
Нарочно в стороне осталось.
Глаза закрыл.
Не заметил.
Бывает.
И у меня бывало,
Но, как назло, не с тобой.
До боли хотелось не замечать,
Но с самого начала не удалось.
И приходилось губы кусать да кулаки сжимать.
Спорю от тебя не утаилось.
От тебя вообще ничего не скроешь;
Если бы ты еще признавал это,
Цены бы тебе не было,
Но ты только мямлишь что-то, киваешь
И вид делаешь, что ничего не было.
А ведь было, верь мне, было,
Но до тебя не достучаться.
Теперь, понимаешь, почему убежала, сбежала, сгинула?
Досказанности захотелось, знаешь ли… - (с) secretlife.

Я зажмуриваюсь: как это - быть тобой? Знать или не знать, что все хотят тебя; видеть это или не видеть? Делать ли вид, что не видишь?Сомневаться в себе или твердо уверовать в собственное «я»? Скрываться, притворяться? Неосознанноне замечатьили намеренно не смотреть под ноги? Смеяться ли на самом деле? Думать о том, что собираешься сказать или думать о сказанном? Уходить в воспоминания или же жить сегодняшним днем? Желать или уверять себя? Смотреть ли, всматриваться ли, созерцать?
Как это – быть «в тебе»? Не подскажешь? Ты должен знать, ведь это ты сидишь внутри меня. Это ты дергаешь ниточки моих нервов. Это тырвешь меня мыслями. Это ты направляешь меня, управляешь мной. Это ты плывешь помоим венам. Ты вырываешься из меня слезами. Ты сочишься вязкой болью в моейдуше. Это ты бьешься о стенки моих ребер… каково это властвовать, подчинять, командовать, владеть? Как это – раздирать по кускам, рвать нещадно, жадно, голодно? Ты терзаешь меня, то отрывая огромные шматки, то растаскивая по мелкимкусочкам: своими словами, жестами, мимикой, всем собой, рубя с плеча. Больно.Но тебе же больнее, потому что это ТЫ в каждом кусочке, в каждой клетке, вкаждом нерве. В болезненно накаленной, горячей, неистово бьющейся, щемящей, глухо стучащей, пылающей мышце. Ты везде. Повсюду. Ты.

Москва морозна и переливается тысячами разных огоньков, лампочек и фонарей. Москватакая своя и такая холодная, чужая… и сейчас она для меня именно такая:непреступная и жестокая… «мне так тесно, в моей Москве так тесно»

— Расскажи мне о нем.
- Он. Он… ……Он пахнет жизнью.
- Деньгами и табаком?
- Нет.
Он пахнет ночным морем: его яркими, мигающими огнями имузыкой, бьющей по вискам; его пляжами с серым, холодным песком и луннойдорожкой; его смехом и шумными волнами. Он пахнет утренним весенним ветром ичистыми простынями. Он пахнет палящим, сжигающим солнцем и льдом; горами ихвоей. Он пахнет белым и желтым; терпким и неуловимым; вечерней Москвой и летнимПитером. Он пахнет порочностью и нежностью.
Он пахнет ройбушем, апельсином и ванилью; шоколадом и дымом;новыми книгами и старыми песнями. Сухими листьями, мокрым асфальтом, осеннимтуманом, шерстью и ‘Orbit’– нежная мята.
Онзвучит «НотамиДуши»и «Летнимдождем.»
- Он везде? Он- «все»?
- Нет. Ониз «ничего», которое наполняет меня. ТАКОЙ он только во мне. Солнечным светомот улыбки, дрожью от взгляда, забвением от аромата, вдохновением от голоса.

Я шла по пустой, замерзшей улице и куталась в ворот пальто.Холодный, едва проснувшийся ветер гнал сухие листья по дорогам, кто-то из нихтонули в лужах, так и не сумев взлететь… я представляла себя одним из этихлисточков: вот меня, оторванного от собственной матери-кроны, подхватываетветер… он ведет меня своею ледяной рукой… рядом со мной кружатся, летят точнотакие же листочки как и я… мы все знаем, что когда-то умрем: кто-то по пути, акто-то уже под снегом… но каждый твердо уверен, что именно он долетит.Проезжает машина и от дороги вверх взмывает столб грязно-желтых листьев… онипадают врассыпную, и я представляю… представляю, как я взмываю вверх… как менясносит машиной. Что я чувствую? Я закрываю глаза: может быть, колеса, давящиемои хрупкие кости? Или скрип моего тела, скребущего по асфальту? Или визгтормозов? Или я думаю: «Прощайте все», «Я люблю тебя», «Что происходит?». Недумаю, что на самом деле хотела бы это узнать…

«Мыживем один раз». «Жизнь коротка». Зачем ты крутишь это каждую секунду в своейголове, придумывая и продумывая новые сценки и миниатюры, которым не быть?Иногда мне кажется, что тебе и правда нужен смертельный приговор, чтобы начатьшевелиться…

Все движется крайне медленно и заунывно. Чувствую себячастью одной большой безликой массы, еще более безликой, чем люди, с которыми яеду в вагоне метро, перехожу с ветки на ветку… еще более безликой, чем все, чтоменя окружает… это удручает. Никаких поползновений, которых я так хотела ижаждала. Нет даже малейшего желания что-то предпринимать. Листовки? Пропаганда?Агитация? О чем вы? Это все теперь кажется чем-то из другой жизни. Вернее будетсказать: чем-то из чей-то жизни, какими-то идеями и мыслями, о которых мнекто-то когда-то рассказал. И все это было давно и не правда…
Осень прекрасна. Она – то, что было нужно мне все эти месяцыбезумной засухи. Она – мой глоток воздуха, моя доза сырости. Печально толькоодно: вставая в шесть утра, я почти вижу, как охапки разноцветных листьевпревращаются в сугробы. Я вижу будущее. Как и любой другой, играющий впровидца, я сомневаюсь, но, боюсь, так все и будет. Нас ждут долгие, холодные, темные месяцы, друзья мои. Готовьсь на раз – два. До трех сосчитать не успеем –думаем, уже через два месяца мы вкусим этот слоеный пирог из трехвышеперечисленных ингредиентов по полной.

Интересно, я одна думаю о чем-то высоком, когда сижу напарах (особенно на логике), или есть еще такие страдальцы? Может быть, кто-то, как и я, выдумывают лозунги, которым не суждено появиться на тщательнопродуманных листовках? Оглядывая толпу сидящих за моей спиной, я отвечаю: «Нет.»
В пустых лицах, которые они приносят каждый день(хотелось бы верить, что они не такие на самом деле; хотелось бы верить, чтовсе это только маски), я вижу все, что угодно, только не то, что тревожит меня.Может быть, и я выгляжу так же? Может быть, и на моем лице написано, что мнеабсолютно плевать на все и вся? Может быть, на нем написано, что я выскочка исука? Может быть, оно говорит всем о том, что я такая же? Снова здорово!Вернулись к вопросу об «уникальности»! Да, я хочу, чтобы все видели, что в моейголове крутятся мысли, что я думаю, что я умею это делать. Я не имею ввидууроки. Путь увидят, что я живу. Живу в себе, да, но я живу. Я стараюсь. Я расту. Я хочу расти. Я не мечтаю встретиться со своими «друзьями», чтобыбухнуть в подъезде и выкурить все, что курится… Дайте сил! Ну пожалуйста…

великий Ярик опять всех спас) и, кажется, сам не заметил)

жаль, что он, пожалуй, не знает, как много для меня это значит на самом деле..