posthumous mask

Диктофон в карман, деньги, рюкзак с какими-то вещами. Нужно бежать из города, этот псих не оставил мне другого выбора.
В голове царило звенящее Великое Ничто, которое вытеснило даже страх и шок. Я, как будто во сне, управлял огромным человекообразным биороботом, наблюдая, подсказывая со стороны. Все, пора.
Посмотрелся в зеркало, проверяя, нет ли на одежде крови. Глаза абсолютно неземного напуганного существа из параллельного зеркального мира поймали мой взгляд.
Наверное, он боится, что я снова его ударю.

Быстрый шаг по улице. Я летел, подталкиваемый со спины нестерпимым жаром от моих горящих мостов.

Две купюры, окошко.
Быстрее, быстрее, быстрее!!

- Один в пригород, пожалуйста. До конечной, - я вложил в эту фразу все жалкие крохи своего самообладания. Схватив билетик, я забежал в конец полупустого автобуса и сел у окна, изнемогая от неторопливости бытия. Потихоньку начинало трясти, сейчас малозаметно, мелкой дрожью, но было понятно, что через какой-нибудь час истерящего меня выкинут вон из автобуса. Выбежав на улицу, я направился к ближайшему киоску и наполнил пустые боковые карманы рюкзака различными бутылочками и скляночками с алкоголем. В два глотка опустошил литровую бутылку вина, вернулся к себе на место. Дрожь ушла, гонимая блаженным алкогольным отупением. Я засыпал, а сквозь туман в моей голове слышался ее голос, что-то неразличимо повторявший. Сквозь сон я почувствовал, что из моих глаз вырвались две мокрые трассы, которые соединились на подбородке.

Затем я, к невыразимому счастью, окончательно вырубился.

- Эй, ты! Вали отсюда, алкаш! – я ощутил болезненный тычок в области предплечья и разодрал глаза. Надо мной склонился усталый водитель, всем своим лицом говорящий мне, что он ненавидит этих чертовых пьяниц без определенного места употребления, которые постоянно распускают вонь у него в автобусе. И что он мне на деле покажет, кто тут водитель, а кто тут пассажир, если я не скроюсь с его глаз сию же секунду. Спорить или что-то доказывать желания не было, и я, быстро схватив рюкзак, покинул транспорт, который тут же укатил прямо в сторону заката.

Невольно залюбовавшись зрелищем, я вдруг понял, что тут чертовски красиво. Дорога змеилась по краю леса. Вдалеке отблескивала солнцем то ли река, то ли край озера. Я мысленно принял водоем за что-то хорошее и нужное мне в моем импровизированном пикнике. Тут же живот предупреждающе заурчал, напоминая мне, что, если я не собираюсь есть одежду, стоит подумать о продуктах сейчас. Оглядевшись, я увидел небольшой придорожный магазинчик, сиротливо жавшийся к остановке. В магазинчике было прохладно и пахло копчеными колбасками. На полках выстроилась целая рота пузатых бутылок, но, к моему огорчению, компанию бутылкам составляли лишь разнообразные закуски. Я мог бы поужинать, к примеру, чипсами или вяленым мясом, но мне хватило лишь представить себя, уныло грызущего полоски сухого мяса, чтобы мой аппетит немного поутих.
Может, не стоило спускать в унитаз весь фарш?.
Колоколец у двери еще раз звякнул, я оглянулся. На пороге стояла длинноволосая девушка с разноцветной повязкой на лбу и не менее длинноволосый юноша с гитарой за спиной. Кажется, я даже услышал негромкое «Чертовы хиппи!», донесшееся со стороны нелюдимого продавца. Парочка одарила меня улыбкой, достойной Иисуса, и начала наполнять огромную цветастую сумку всевозможными бутылками.

- Эй, а ты не похож на местного. Как тебя зовут? – голос девушки был, казалось, сплетен из цветов и любви. – Меня вот Солнце зовут, а его – Дождь.
- Чертовы хиппи, - устало повторил продавец.
- Меня? – я немного растерялся. Девушка совершенно искренне и без всяких злых умыслов интересовалась, как меня зовут, а я чувствовал, что не ответить я категорически не могу.
- Я.. не помню?
Попытка увернуться от общения была настолько жалкой, что девушка рассмеялась, приняв ее за шутку.
- Давай знакомиться, чего стесняться! – подошел парень, затягивая шнуровку у позвякивающей сумки. Он опять улыбнулся улыбкой Иисуса, вызвав у меня внутреннюю реакцию яростноо отторжения. Оба были настолько противоестественно хорошими и добрыми, что хотелось хорошенько их поколотить.
Звякнуло еще раз, в магазин заходило двое блюстителей правосудия. Край глаза распознал цвета формы и мозг принял единственно верное, как ему казалось, решение.
- Двадцатый, - я выдавил из себя улыбку. – Странное имя, правда?
Судя по лицам парочки, ничего прекраснее они в жизни не слышали и сейчас находились в экстазе от осознания божественности созвучия этих букв.
Блюстители правосудия прошаркали к нам, подыскивая на ходу повод для задержания, но на подходе как будто расстроились, поняв, кто перед ними.
- Чертовы хиппи, - вырвалось у одного из блюстителей. – Ты с ними? – его указующий перст уперся мне в грудь.
- Конечно, Двадцатый с нами! – с обожанием в голосе проговорила девушка. – А что случилось?
- Уматывайте отсюда, шпана. Если кого-нибудь найдут обкуренного на трассе – найдем всю шайку, угу, и засадим на пару недель, - рявкнули они, гармонично дополняя друг друга.
- Мир вам! – Солнце лучезарно улыбнулось им и потащила нас к выходу.

Дверь захлопнулась у меня за спиной, прищемив конец монолога о чертовых хиппи. Меня тащили по направлению водоема, беспрестанно заливая мои уши каким-то сахарным потоком вселенской любви и мира во всем мире. Странно, я даже не думал, что такие люди остались. По всем законам жизни они должны были появиться и сразу же исчезнуть до единого.
Как их до сих пор не убили?!
- Мы уже неделю там живем, представляешь. Лучше стоянки не найти! – убеждала меня в чем-то очень важном Солнце. Я потерянно кивнул и она, счастливо визжа, повисла у меня на шее.
Чертовы хиппи.

Водоем оказался большим озером, на первым взгляд очень чистым. Мы шли около получаса вдоль него, пока не уперлись в небольшую полянку, на которой стояло несколько палаток. Между ними висело белье на натянутых веревках, в центре лагеря горел костер. Я увидел людей, которые сидели вокруг него и внутренности мои сжались. На меня смотрело четырнадцать глаз, сияющих осознанием того, что мир прекрасен, а я – самый замечательный гость, который может прийти.

- Всем привет, - слабо взмахнул рукой я. – Я Двадцатый.
Пожав всем руки и переждав шквал объятий и поцелуев, я сел к костру.
- Положи вещи внутрь, - загадочно улыбнувшись, сказала Солнце, указав на маленькую палатку в стороне от остальных. – Там наша палатка.
В голову начали закрадываться мысли о побеге, но логика безжалостно отмела их. У общины была еда, которую они уже предвкушали разделить со мной, а с моей стороны было бы очень глупо терять возможность настолько комфортной ночевки.
Я кинул рюкзак и надел безразмерный серый свитер, чувствуя, как со стороны озера начинает тянуть холодом. Выбравшись из палатки и, чуть моментально не упав на другую, подсел к людям у костра.

- Держи, - меня моментально обвила руками появившаяся из ниокуда Солнце и сунула мне в губы ароматно дымящий косяк. Машинально затянувшись, я тяжко выдохнул. Меня окружала насквозь чуждая мне атмосфера, чуждые мне добрые люди. Я подозревал в иллюзорности каждый момент происходящего и не мог избавиться от ощущения, что все это западня. Затянувшись еще раз, я поперхнулся дымом и закашлялся. Солнце засмеялась, затянулась сама и бесцеремонно залезла в мой рот горячим языком.
Господь милосердный, да она им могла бы масло взбивать.
Прошел примерно час. Один из сидящих хитро посмотрел на остальных, зажигая на их лицах ответные хитрые улыбки, и удалился в палатку. Через мгновение он вернулся к костру, держа в руках литровую бутылку с прозрачной жидкостью. Сделав большой глоток, он пустил ее по кругу. Через пару человек бутыль принял в руки и я.

Это яд, правда? Если мы все тут помрем, то я скажу, что так и думал.
Хотя какая уже разница.

Отпил сначала немножко, ожидая, что пью как минимум спирт. Жидкость безобидно скользнула по глотке вниз. Глотнул еще раз. То же самое. Я посмотрел на окружающих.
Мы сидим около костра и торжественно пьем простую воду?
Глотнув еще раз и передав бутылку, я обернулся к Солнцу.
- Что в бутылке?
- Вода, - хихикнула она. – С лизергином.
- С чем?! – застыл я.

Боже. Пожалуйста. Нет.

- ЛСД, глупый, - успокаивающе обняла меня она. – Пойдем в палатку?
Боже, если ты правда есть. Вынь это из меня прежде, чем оно всосется.
Сказать, что я не хочу ЛСД, было примерно тем же самым, как если бы случайно упавший с высоты четырехсот метров рабочий-высотник сказал, что не хочет падать.
Я мягко отстранил Солнце, которое, казалось, сейчас будет источать экстракт обожания через поры кожи, и направился совершить Сблевон В Кустах.
Сказано – сделано, но, когда я понял, что мне нечего больше исторгнуть, кроме своих внутренних органов, меня немного водило из стороны в сторону. Кислота все же успела впитаться в меня.
Чертовы хиппи!!

Я был в отчаянии, граничащим с ужасом. Прозревая, как все мои душевные муки полезут наружу, я тихонько захлюпал носом и пошел нетвердым шагом в сторону озера.
Вышел на берег, уцепился за ходившее ходуном дерево.
Мне нужно отвлечься. Я старался не смотреть на землю, по которой уже носились друг за другом травинки и играли в салочки шишки. Опустился бессильно прямо на веселящуюся землю, закрыл глаза на мгновение.
Стало во много раз хуже, сознание услужливо строило невероятные фигуры и пейзажи, от которых хотелось встать и утопиться в жидкой радуге, которая выглядела, как озеро всего несколько часов назад. В кармане ощущалось что-то твердое, я скользнул рукой по штанам и достал диктофон.
То, что нужно.
Позади раздался далекий крик Солнца, которая звала меня. Я спрятался за дерево настолько проворно, насколько можно человеку в моем положении.
Я щелкнул кнопкой записи и попытался успокоиться. Снова услышал крик Солнца.
Представь сейчас, что у тебя рак. Нет, не как фантомную далекую диагностику гипотетическому человечку, названного твоим именем. Вот здесь и сейчас.
У
ТЕБЯ
РАК
Не получится, конечно. Хочешь, помогу?
Порыв эмоций с самого начала не особо. Похоже на момент ядерного взрыва в наносекунду после разрыва бомбы.
Перед тобой стоит врач, держа в руках папку с бумагами, ты пытаешься найти в подсознании причину, чтобы мысленно оповергнуть это, но диагноз падает внутрь вас, ломая на пути шаткие гнилые шлагбаумы этих тупых «Как же так возможно?», «Я ведь здоровый!» и даже «Не может этого быть!».
Рак – это неизлечимая болезнь процесса деления клеток. Вроде проблемы на уровне программы клетки. Как будто сбиваются куски кода основных программ роста, питания и размножения. Вот, ты что-то вспоминаешь, правильно.
И все эти будущие встречи с друзьями, празднования очередного нового года или ссоры в день твоего рождения – не сейчас и вообще под вопросом. Впереди неистовое метание по больницам, сеансы этих загадочных химиотерапий, облучения и прочие сюрпризы этого несовершенного мира.
Такого несовершенного, но внезапно ставшего таким родным и своим. И как ты не хочешь покидать родных и близких вспомнил? И как любишь кого тоже? И даже как не достиг, чего хотел?
Отлично. Привыкай. Теперь каждое мгновение может разразиться таким воспоминанием. Как иголку воткнуть.

Я прерывисто вздохнул, задыхаясь. В кронах деревьев щебетали невидимые птички. Я мог поклясться, что иногда одна что-то выкрикивала на немецком, а другие вторили ей на латыни.

Не отвлекаться!
Ты вспоминаешь, что многие лечатся от рака. Но потом думаешь о цифрах статистики, путаешься, а сознание отворачивает твое лицо от цифр и тычет носом в факт.
У тебя рак.
И наступает момент, когда запускается невидимый таймер отсчета раз, когда ты вспоминаешь о том, что
у тебя рак.
Сначала до пяти раз в секунду, позже доходит до двух раз в десять секунд, затем ты можешь наслаждаться двумя минутами, свободными от ужаса сейчас и отчаяния позже. Ты даже попытаешься считать, да. Бесполезно чем-то отвлечься. Бесконечно долго можно пытаться ни о чем не думать. Иногда ты будешь забывать об этом, но это будет ненадолго. Если повезет вообще.
У тебя рак!
Я кричал в две маленькие прорези на дешевом пластике диктофона, представляя, что это мой рупор дурных новостей в этот мир.
У тебя рак!
!!
Рывком выключив диктофон, я застыл. Просто завис в пространстве, с головой, свободной от мыслей вообще. Озеро засветилось слепящими меня яркими радугами. Времени адекватного состояния оставалось очень мало.
Конец строки.
Вот опять.
Всегда отдающее в моем подсознании, чувство улавливания громогласно отсчитывает свои такты сотворенного. Данного этому миру, добрый государь. Всего сознания значимого сотворенное, подуманного, записанного на бумаге или набранного на неплохих, в общем-то, клавишах моего ноутбука. Жаль, оставил его дома.
Я уже даже не задумывался, о чем говорю, истерично глотая слова. Путаясь, словно в страхе не успеть проговорить их, будто они обернутся чем-то ядовитым и мерзким у меня в глотке.
Забавно, даже помню, как его купил. Я зашел в торговый центр, намереваясь купить что-то. В кармане лежала некая сумма из полученного наследства. Сумма с продажи покойным отцом комнаты, где он жил, после того, как ушел от нас с матерью.
Сразу понял, что вот он. А купил даже два, еще радовался. «Будут одинаковые с любимой!». И потом наклейки отрывали разные, чтобы отличать сразу.
Я чуть улыбнулся, вспомнив.
А потом она ушла, узнав про диагноз.
И застынь, мгновенье. Я быстро поднялся, рывком сунул диктофон в карман, попав со второй попытки. Дыхание участилось, я задыхался. Лучше было пойти назад, к хиппи. Я бросил последний взгляд на радужное озеро и обернулся.
Чтобы встретить взгляд человека, который сидел и курил в метре от меня. Этого человека я помнил и узнал моментально, ведь он убил девушку и расшвырял куски ее мяса по моей квартире, пока я спал. Довольно экзотичный способ знакомства.
Он сидел и смотрел на меня кристально чистыми серыми глазами, из которых катились слезы. Кажется, я даже увидел в них восходящее солнце и радуги.
Потом он ударил меня ножом, и стало не до солнца или радуг.
И только через несколько бесконечностей боли мое сознание милостиво отключило меня.

— Проснись, – голос был мне незнаком, но мне было наплевать.
- Не хочу. Давай через пару часов, ладно?
- Мне скоро надо уходить, просыпайся, – настойчиво повторил голос.
Я разлепил глаза, резко сел на кровати. За окном едва светало. Быстро оглядел комнату.
Рядом с кроватью стоял стул, на котором сидел вчерашний сменщик в окровавленных бинтах.
- Доброе утро, - саркастично проговорил он.
- Угу, - Я шарил по комнате взглядом. – А.. а где.?
- На кухне, - усмехнувшись, ответил парень. Я недоверчиво свесил ноги с кровати и прошлепал в кухню.

Едва перешагнув порог, я щедро сблевал вчерашней курицей. Боже. Вся кухня была в крови. Везде валялись куски мяса, какие-то неясные фрагменты одежды и внутренних органов. Экстазирующим апофеозом представшей перед моим взором картины стала ее голова, которая покоилась на блюде, где вчера лежала курица.

Я все еще исторгал потоки рвоты, когда мимо меня прошел ее сменщик и сел на табурет возле стола.
- Прости за беспорядок, - спокойно заговорил он. – Просто вошел в раж.
- Что.. какого хера ты сделал?.. – я не мог отдышаться, перед глазами немного плыло.
- Я? Я убил наконец эту дрянь. И съел остатки курицы кстати, очень вкусно. Вроде в сковородке что-то осталось.
Как он нашел сковородку?
Я немного отдышался и взглянул на него. Его спокойные глаза и мясная лавка, в которую он превратил мою кухню, не сочетались в принципе.

- Что тут творится? – я задал Тот Самый Глупый Вопрос. Боже, этого мне еще не хватало. Маньяка в метре от меня, на моей табуретке в моей кухне. Желание жить резко возросло.
- Что конкретно тебе непонятно? – вопросом на вопрос ответил маньяк. – Ты не стесняйся, сидишь, как на иголках.
- Что за дерьмо ты тут учинил!? – крикнул я, отчаявшись найти зерно здравого смысла в происходящем.
- Слушай, ты так расстраиваешься из-за того, что я ее убил, или из-за того, что не разбудил тебя? Или из-за бардака на кухне? Это ведь отмыть можно, а если..

Я вдохнул и выдохнул, не особо вслушиваясь в бред, который нес этот псих. Нет, правда, он сумасшедший. Непонятно только, сошел ли он с ума после вчерашнего или она работала рука об руку с сумасшедшим сменщиком довольно долгое время. Я абсолютно не задумывался о том, что могу присоединиться к интерьеру в форме кусков.

- Послушай. Ты не такой, как они все. Не такой, как она – это уж точно. Ты похож на меня, только более.. как это сказать… неорганизованный. Ты как будто живешь по правилу игрального кубика, выпала шестерка – сварю суп, выпала двойка – пойду и убью себя. Ну правда, парень, это несерьезно, - он встал и вышел в комнату, где мы его вчера положили.

- У тебя большой потенциал, но я боюсь, что ты его запорешь, - продолжал вещать он оттуда. Вошел обратно на кухню, что-то сжимая в руках.

Я сидел на стуле, смотря перед собой. Страшно не было, в груди копошилась боль и обида.
Мы бы могли провести остаток своих никчемных жизней вместе.
Он остановился у меня и опустился на колени. Заглянул мне в глаза.

- Вот, держи. Будет, что вспомнить, - с этими словами он вложил мне в руку длинный тонкий медицинский скальпель. Я чуть не подавился собственным языком. – Нет, ты не подумай ничего такого. Он новый.
Я вопросительно взглянул на него. Он ободряюще улыбнулся и направился к выходу.
- Я бы на твоем месте приступил к уборке. Потом езжай куда-нибудь подальше, отдохни. Счастливо.
- Погоди, - он обернулся, а я задал вопрос, вертевшийся на языке. – А меня ты почему не убил?
- Ну ты же меня спас вчера, - парень выглядел, как человек, которому приходится объяснять элементарные вещи умственно отсталому. – Все, пока.

Хлопнула дверь. Я сидел на табуретке, с подарком маньяка в руках, на кухне, залитой кровью.
Еще целых три недели.

Я не выдержу!

Оттереть кровь с пола и мебели не составило труда, гораздо сложнее было собирать ее куски в ведро и справляться с позывами рвоты одновременно. Трясущимися руками я закончил генеральную уборку. Дело было за малым, провернуть ведро мяса и что-то придумать с головой.
Куда этот ублюдок засунул кости?!
Ощущалось почти материально, что границы, отделяющие меня от беспросветного безумия, стали тоньше волоса. Оно сдавило меня со всех сторон, празднуя выигрыш своей позиции.
Уже чуть ли не давясь подступающим хохотом по поводу безумия ситуации, я торжественно закончил спускать фарш в канализацию.

Сел на стул. Попытки сконцентрироваться проваливались, воздвигались, но опять проваливались. Проект был дорогостоящим и попытки свернули, оставив меня в форме огромного оголенного нерва посреди астероидного поля.
Как всегда.
Я отрешенно поднял скальпель, попробовал лезвие пальцем. Конечно, порезался, куда ж без этого. Секунду задумчиво сосал палец, затем, внезапно охваченный яростью, шагнул к стене и с силой резанул стену, высекая две цифры на крошащейся штукатурке.

Дверь открылась. Я был застигнут врасплох, но постарался держаться достойно.
Из дверного проема, в образовавшееся пятно света, упал человек и застонал от боли, пытаясь подняться. У него было разбито лицо, по влажным пятнам и прорехам на его светло-бежевой футболке можно было понять, что физическим воздействиям подвергалось не только оно.
- Хочешь что-то добавить, дерьма ты кусок? – раздался неприятный голос из света.
Господь, это ты?
Мужчина опять попытался подняться, но это было выше его способностей. В доказательство этого он бессильно уронил голову на асфальт, затихнув окончательно.

Дохнуло спиртным. Из двери не спеша вышел субъект в пиджаке и торчащей из-под него рубашкой. Он незаметно для себя пошатывался и качался из стороны в сторону, но, судя по состоянию лежащего, все еще был способен орудовать кулаками.
Парень на асфальте попытался поднять лицо, но его попытка была пресечена мощным ударом ноги сверху вниз. Получив очередную порцию обжигающей боли, он залился кровью и, кажется, потерял сознание.

Я стоял у двери, немного ошарашенный происходящим. Из-за того, что я стоял за раскрытой дверью, на меня никто не обратил внимания. И, наблюдая за силой ударов и общим поведением бьющего, я понимал, что через несколько минут душа лежащего парня покинет его бренное искалеченное тело.
Но нет, оказалось, что даже мои не особо позитивные расчеты оказались в корне неверными.
Рука мужчины на мгновение скрылась за воротом пиджака, вернувшись с коротким складным ножом.
Этой детали оказалось достаточно, чтобы я наклонился и подцепил горлышко одной из бутылок. Два шага, замах – и изумление на лице обернувшегося на звук столкнулось с классическим Шардоне урожая прошлого года. Не знаю, удачным ли был урожай, но бутылки они делают неплохие.

Полетели осколки, лицо мужчины окрасилось в малиново-красный благородный оттенок.

- Какого.!. – он отшатнулся, но выстоял на ногах, чем нарушил мой внезапно построенный план. Схватившись за голову, он согнулся пополам и начал изрыгать ругательства вперемешку с рычанием, стонами и рвотой. Я попятился, шаря руками позади себя. Нашарив пластиковую ручку пакета, рванул его на себя и, размахнувшись, послал мою курицу-дублера в стремительный полет по дуге с конечной точкой в виде головы, которая как раз поминала грязными словами мою мать и её род.

Бац!

Мужчину швырнуло на асфальт. Я перешагнул его и подошел к избитому, не подающему признаков жизни.
- Эй! Эй, чувачок, - я перевернул его на спину. Он застонал сквозь сжатые зубы, но сразу же обмяк, по-видимому, опять вырубившись.
- О боже, - мрачный голос за моей спиной заставил меня обернуться. Около входа стояла она и смотрела на лужу крови, в которой стоял я, пытаясь поднять бедолагу. – Ты тут время не теряешь, я погляжу.
Её взгляд упал на лицо парня.
- Дерьмо! – она быстро подошла ко мне и вгляделась. – Дерьмо! – как бы подтвердила она.
Мой немой вопрос не мог быть выражен более явно в моих глазах.
- Это мой сменщик, он работает в ночную смену. Давай помогу, - она вцепилась в его руку, помогая поднять его на ноги. – Хорошее начало хорошего дня.
- Ага, – оторопело отозвался я, поднимая с земли пакет с курицей, которая наверняка раздувалась от гордости за свои боевые навыки.
- Не против еще одного гостя? – в её глазах блеснула улыбка. Я помотал головой, ткнув рукой с пакетом в сторону дома.
Черт знает что.

Я зажег свет, одновременно с этим молясь, чтобы мои демоны сидели в своих шкафах и не ползали по полу гостиной.
- У тебя уютно, - хмыкнула она, снимая туфли. – Пахнет безумием.
Уточнять, как именно связаны друг с другом эти две фразы я не стал. Вместо этого я, пройдя на кухню, распахнул духовку, явив на свет божий аппетитное чудо. За моей спиной раздался неясный звук, похожий на сдавленный смешок или рыдания одновременно.
- Ты для меня это сделал? – произнесла она. Я кивнул, она улыбнулась. – Очень мило с твоей стороны. Нет, правда. Но видишь ли, ты будешь смеяться… Я вегетарианка.
Нет, нет, нет. Я не хочу этого. Реальность, какое же ты дерьмо!.
Я попытался улыбнуться в ответ. Очевидно, в моей улыбке было что-то, что выдало мой ужас. Хотя какого черта, это было и так понятно.
- Я не ела мяса уже года три, - задумчиво продолжала она, присев за стол. – И ты знаешь, мне это уже надоело. Давай режь, слишком вкусно пахнет!
Мой дух воспрял и вознес меня на покинутый железобетонный фундамент нерушимой уверенности в происходящем. Курица разделилась на разнообразные куски, вино разлилось по бокалам, а беседа все не клеилась.

- Вот так я и живу, - я отстраненно осушил свой бокал. – Наверное, не особо интересно. Я уже привык.
- Поверь, у меня еще хуже, - напряженно бросила она, поглощая курицу. – Я рада, что ты зашел. В последнее время совсем плохо.
- Да, у меня тоже. Оттого и зашел.
- Черт, вкусно. Хорошо готовишь!
- Спасибо, - пробормотал я, смущаясь.
- Расскажешь, что было? – она наигранно безразлично бросила взгляд за окно.
- Что было? Ну, после.. курса лечения.. – я запнулся, но она понимающе кивнула, напомнив мне, что она тоже была там. – Я продал дом, купил эту квартирку и жду в общем-то своего часа. Убогая жизнь у меня, в двух словах.
- Как у всех, - парировала она. – Я вот собираюсь в пригород съездить. На природу. Пикник устроить, или что-то вроде того.
Я представил себе пикник умирающих раковых больных и у меня пропала большая часть аппетита.
- Это будет фиговая тусовка, - выдавил я из себя. Она засмеялась, я не нашел ничего лучшего, кроме как присоединиться к ней.

Было странно говорить с кем-то. Смеяться. Слушать.

- Ты смешной, - ее глаза начинали оттаивать. – Жалко, что мы не познакомились раньше.
- У нас есть шанс наверстать упущенное, - хмыкнул я. Поднялся со стула, подошел к двери и заглянул в комнату. Там, на кровати, лежал все еще без сознания перевязанный человек.
Жалко, что жизнь такая дерьмовая. Было бы так хорошо.
- Двадцатый, – я оглянулся. Как раз вовремя, чтобы она впилась в мои губы.

Мы целовались, понемногу сдвигаясь по стене к спальне с огромной кроватью. Настолько огромной, что нам понадобились обе пачки презервативов и четыре часа, чтобы наконец-то удобно устроиться и забыться сном.
Я не знаю, зачем мы это делали. Может, из-за симпатии, может из-за внезапного гормонального безумия. Может, из-за страха, что это может быть последний шанс на нечто подобное.
Я не знаю.

Наверное, я выпил слишком много кофе за все то время, пока безрадостно встречал рассвет.
Самое скучное занятие на свете, когда не спится. Но заняться больше было нечем.
Болит сердце.
Пожалуй, больше, чем обычно. Когда приступы особо сильные, я даже немного пошатываюсь от боли, хватаюсь попеременно за подоконник, дверцу холодильника, стену.
Дерьмовое утро дерьмового дня.
Такое настроение не покидает меня слишком давно, так что у меня было достаточно времени немного к нему привыкнуть.
Погода стоит прекрасная.
Наверное, это ирония.
Слишком рано для спешащих на работу.
Тихо.
Допив очередную кружку кофе и мимоходом плюнув за окно, прямо в эту сочащуюся своей безмятежностью картину, я ковыляю на кухню.
Наливаю воду, ставлю кастрюлю, щелкаю искровиком газовой плиты.
Будем пировать.
ЧТОБ ВАС ВСЕХ ОБ АСФАЛЬТ
Я усмехаюсь и тянусь к банке кофе, но очередная серия тычков невидимыми иглами меня останавливает.
Да, точно, я выпил слишком много кофе. Надо переходить на чай.
Нет, это правда смешно. Как будто весь мир задался целью донести до меня одну простую мысль.
Убей себя наконец. Это будет продолжаться до самой смерти, так что смысла в этом нет никакого вообще. Валяй, докажи, что ты не трус.
Застываю памятником имени себя самого.
Нет, это определенно не может так продолжаться.
Я молился, чтобы что-то произошло. Окружающая меня клетка сознания сжималась.
Что-нибудь.
Мне нужно чем-то заняться. Иначе я просто свихнусь.
Выйти на улицу,
на эту счастливую, безмятежную, оптимистичную, спокойную
улицу?
Мне легче разбить голову об стол и проваляться весь день
без сознания, в крови, со сломанным носом,
но дома.
Самое паскудное заключается в том, что я чувствую.
Внутри – хорошо. Снаружи – плохо.
Я чувствую, что эти границы начинают стираться.
Снилась третья мировая. Самый приятный сон за две недели.
Безысходность.
Наверное, мне стоит просто сдаться и перестать трепыхаться наконец. Но я не мог просто сидеть в кресле и ждать, пока случится «момент истины».
Подите вы с вашим моментом.
Я устало поднимаюсь, неуверенно задвигаю стул.
И тут меня пронимает. Схватив пальто, я выбегаю из дома.
Лучшая защита – нападение.
Две минуты напряженного быстрого шага. Глаза – в землю, за три метра перед собой. Осторожно, канализация.
Я пришел. Надеюсь, это нужная смена. Обвожу взглядом кассы.
Она. Да. Именно она.
Жду. Она должна немного освободиться, перед тем, как я подойду.
- Привет.
Взгляд равнодушных глаз. Так обычно смотрят на старую бабушкину мебель.
- Вам чем-то помочь?
..«Да! Мне помочь!»
- Я номер двадцать, - тихо говорю я. Глаза распахиваются шире, внутри как будто что-то разбивается.
Вот и кончилась твоя несокрушимость, детка.
- П-привет, - по ней неясно, рада ли она, или через секунду позовет охрану.
- Я подумал, может, ты захочешь поговорить.
Она молчит.
- Одному, как мне кажется, спокойно пережить это нельзя, - бросаю через плечо я. Уже по инерции.
Нет. Она не хочет. К черту все это. Меня ждет дома стол и несколько суток боли в сломанном носу.
- Эй, - она, кажется, окликает меня. Или все-таки охрану? Я ухожу.
- Эй. Двадцать, - я непроизвольно замираю на месте. Не хотел, но остановился. – Моя смена кончается в двенадцать. Заберешь меня отсюда? – она смотрит почти умоляюще.
Я киваю.
Я заберу её отсюда.

Судорожно вспоминаю, что есть из продуктов дома. Я слишком привык к спагетти и сухим завтракам, да и не годится кормить гостя этим.
Боже. Мысли из прошлой жизни. Забота о гостях.
Интересно, какой у неё номер?
Когда-то я неплохо готовил.
Почему я пошел купить продукты в другой магазин?..
Выглядит так, как будто мной руководит третье лицо. Ох уж это мне лицо.
Прохлада кондиционеров мягко коснулась меня, как будто призывая успокоиться. Обвожу взглядом прилавки. Что же это будет? Быть может, жаркое? Нет, слишком празднично. Что-то простое, но вкусное.
Мы же имеем право немного отдохнуть, так?
Решено, думаю я, останавливая свой взгляд на огромной индюшке. Очень эпично.
Пожилая женщина ловко ухватила индюшку и уволокла к кассе. Все это заняло не больше пяти секунд, я даже не успел выдохнуть.
Я был потрясен до глубины души, совершенно сбит с толку. Как будто выдернули нижнюю карту в карточном домике.
И что мне теперь делать без индюшки?
И зачем такой маленькой старушке такая большая индюшка?..
Я рассмеялся, попытался вспомнить, когда в последний раз это делал. Не смог – и помрачнел опять.
Все еще усмехаясь по инерции, я подошел к другому холодильнику мясного отдела. Спустя несколько мгновений была избрана вполне заурядного вида курица, к которой я сразу почувствовал симпатию.
Не волнуйся, я обещаю, что сделаю тебя очень вкусной. По крайней мере, это я могу сделать.
Вдвоем с птицой, мы идем мимо кричаще желтых апельсинов, мимо бесконечных бутылок с водой, мимо неясных баночек и коробочек.
Глазу не за что зацепиться и мы просто идем.
Немного изображаем из себя гурманов. Стоим, хмуримся, выбираем вино. Наконец, после долгих мысленных пререканий, выбираем обычное полусладкое "Шардоне".
И идем к кассе.
Я учтиво кладу мою спутницу на резиновую ленту, ставлю рядом бутылку. И тут взгляд останавливается на том, что обычно находится у самых касс, вместе с шоколадками и жевательной резинкой.
Презервативы висят гроздями, своей сомнительной праздничностью навевая чудовищные рождественские картины в моем воспаленном мозгу.
Почему бы и нет.
Я возьму пачку ребристых и пачку классических.

Часы явно ополчились против меня, разогнав свой бег, будто компенсируя обычную свою сонливость. Торопливый шаг, я иду домой.
У меня в руках пакет. Я приду домой, напьюсь и трахну мою курицу. И зачем мне кто-то еще?
Ключи. Замок. Совместить. Результат.
Нужна сковорода. Черт. Когда я в последний раз вообще видел сковороду? Странно, куда она могла пропасть в замкнутом пространстве квартиры.
Мысль про сковороду я хорошо запомнил.
Именно после нее я упал в обморок.

И именно с нее я начал действовать. Курица, откинув сомнения и стыд, скинула свой пластик и натерлась чесноком и перцем. Разумеется, с моей помощью. Так как злополучная сковорода так и не была найдена, птица нашла свой дом в лице духовки, отпраздновав новоселье стаканом вина.
Закрыл духовку, задержав взгляд на циферблате наручных часов.
Подсчет времени. Проклятия. Сдерживание эмоций.
Какой простой алгоритм - жизнь.
Я стараюсь не думать, о чем мы будем говорить, о возможных повисших фразах. О максимально отдаленных друг от друга интересах. О не оправдавшихся надеждах. Я вообще стараюсь поменьше думать о чем-то, кроме того, что курица выйдет идеальной и лучшей в мире.
Жаль, не получается.

Я мялся у служебного выхода, докуривая пятую или шестую сигарету. В руках у меня был пакет, в котором лежала еще бутылка Шардоне и еще одна курица. Понимая, что початая бутылка вина на двоих заранее приговоренных людей это несерьезно, я подстраховался заодно и насчет курицы.
Периодически у каждого, наверное, возникает чувство, что он не понимает, что он делает, зачем и почему. У меня такое ощущение нереальности стойко держалось уже с неделю, так что я уже привык.
Закурил опять, понимая, что абсолютно не хочу курить. А еще вспоминая, не почудилось ли мне, что я должен кого-то тут ждать.
И нельзя сказать, что мне было все равно.

Ощущать весь мир своей огромной золотой клеткой.
Метаться из угла в угол квартиры, пытаясь придумать, что можно сделать, чтобы занять свой воспаленный мозг.
Ах да, еще страдать. Много страдать.
Покончив с расписанием дня, я, старательно выполняя пункты этого расписания, мог бы заступить на вахту Самого Важного Человека на планете.
Щелкаю кнопкой записи, мне надо выговориться. Говорить со стеной - не самое завлекательное занятие, поэтому куда приятней представить себе, что эти записи останутся после всего.
Как хреновы рудименты этого мира.


Я мог бы рассказать, каково мне.
Мне дерьмово, мать вашу. Нравится? Все равно? Вот, и мне все равно.
Наверное, это хорошо, что всем все равно. Ваша жалость меня бы убила быстрее, чем мой рак.
Жалейте лучше себя, вам с этим еще жить. А я схожу лучше за едой, чтобы не умереть раньше времени от голода.
Вы знаете, что такое пытки?
Выходить на улицу днем, когда сверкает солнце и на улице ранняя осень - вот, что такое пытки. Когда проходишь стадию саможаления, когда перестаешь жалеть, что ты больше не увидишь ничего хорошего в этом мире, что видят другие люди - плавающих уток в пруду, мимо которого я сейчас прохожу, солнце, траву и улыбки других людей. Именно тогда начинается самое паскудное.
Я вижу куски, выдранные с корнями из моего мозга. То, что обычно спускается на тормозах. Все эти мусорные кучи сознания, что вы не замечаете. Я вижу, как улыбающееся лицо, повернувшись ко мне, преобразует эти чертовы метаморфозы.
Растерянность, отвращение, отстранение.
Ублюдки, вы пародия на самих себя в моих глазах. Я с огромным удовлетворением истребил бы вас всех, каким-нибудь изощренным способом эстета, по очереди, всех к северу от экватора.
Жаль, но у меня нет на это времени.
И мне слишком все равно.
Сгущая краски, можно добиться в результате только одного цвета, и он далеко не радостный, как говорят пустоголовые имбецилы. Грязно-серая масса, помноженная на безысходность и ваши сраные реакции.
Мне все равно.
Я беру пачку молока, обогащенного витаминами, две пачки спагетти, пинту соуса чили и шестьдесят блистеров обезболивающего. Смотрю на очередного любопытного. Ему интересен угрюмый тип, который прислонил маленькую коробочку ко рту и шепчет в нее. Долго смотрю на него в ответ. Любопытство быстро сдает позиции и он отводит взгляд.
Гори в аду, парень.
Я говорю тихо, но он услышал. Взглянул еще раз, удивленно-испуганными глазами. И отошел, от греха.
Да, детка, я буйный. Берегись.
Иду к кассе, вливаюсь в беспокойную очередь.
Мне нравится эта кассирша. Ей абсолютно все равно, кто перед ней встанет и даст деньги, рассчитываясь за покупки, пропущенные через лазер сканера. Пусть будет хоть снежный человек. Если, конечно, от него не смердит дешевым алкоголем, и он не орет на автоматы по продаже сигарет. Тогда она отвлечется от своих незамысловатых дел, чтобы просто позвать менеджера. Что будет дальше - её абсолютно не беспокоит.
Автоматически царапнув ногтями по пластиковому блюдечку для денег, она вопросительно подняла наконец-то глаза на меня.
Я стоял, держа в застывшей руке зажатые купюры.
Сейчас она была без своей картонки томатного сока, но все равно не узнать её было нельзя.
Быстро кладу деньги на блюдце, беру пакет деревянными пальцами.
Легкими шагами и тяжелым грузом на рассудке я спешно оставляю двери магазина за спиной.
В глаза вгрызается солнце, ослепший, я прохожу по инерции несколько шагов и замираю неподвижно. Мимо, держась поодаль, курсируют люди. Параллельные линии не пересекаются, а я не пересекался ни с кем, кроме своей паранойи и тяжко подавляемой внутри истерики. Как затухающая нить кардиограммы, эта падаль норовила слиться со мной воедино.
Интересно, как она живет с этим. Мысль цепляется за неё, но, прежде чем она успела пустить корни в моем мозгу, я беспощадно сжигаю почву для укоренения.
Мне плевать. И ведь действительно, мне плевать.
..
Это очень неприятно.
Моя собранность трещит по швам.
Вот, я говорил! Чуть не наступил на собаку. Что за дерьмо, а?.
Нужно чем-нибудь заняться. Нужно не забывать. Мать вашу, ну зачем..
На всякий случай, я вырвал из диктофона батарейки.

Кровь, высохшая на губах и подбородке, никак не хотела отмываться, будто была с примесью краски. Я настойчиво тер свое серое помятое лицо, невзирая на болезненные ощущения всего тела, упрямо об этом заявляющего. Медленно умылся ледяной водой, посмотрел в глаза отражению в зеркале. Зеркальный двойник устало взглянул на меня потухшими глазами, грустно улыбнулся губами, измазанными свежей кровью из носа и открывшихся порезов. Через секунду улыбка погасла на его лице, он отступил на шаг назад, в зеркальную глубь, затем размахнулся и его кулак полетел навстречу моему.
Брызнули осколки.
Я знал, что когда-нибудь ударю его.
Не обращая внимания на лежащие на полу острые зеркальные ножи, я вышел из ванной, моментально засадив в пятку кусок в добрых два сантиметра. Отправился в путешествие на кухню, никак не отреагировав.
- А теперь мы поздравим милых дам нашим фирменным.. - включив на секунду телевизор, я моментально пожалел об этом и щелкнул пультом во второй раз. Милые дамы остались без загадочного фирменного, а я понял, что мне нужно затолкать в себя еды.
Взглянул в холодильник.
На меня, давя на жалость, смотрела небольшая тыковка, по соседству с которой примостился пролетарский красный кирпич. Больше в холодильнике ничего не было. Подумав, я вынул тыкву, задумчиво погладил её по ребристому канареечно-желтому боку и положил обратно. Пошарил в шкафах, наткнулся на четверть пачки кукурузных хлопьев.
" Теперь с витаминами!" - оповестил меня огромный принт на торце. Я взял пачку, стараясь закрыть ладонью чертову надпись, и высыпал хлопья в видавшую и лучшие времена миску.
Я отстраненно жевал сухие хлопья, о чем-то думая.
Забавно, но хлопья казались удивительно вкусными, и, несмотря на депрессию и общую меланхоличность ситуации, я даже оценил бы свое положение на данный момент как уютное.

За окном кто-то закричал. Без особого рвения и интереса, скорее, для наличия какой-то реакции, я подошел к окну. Ровно под окном моей квартиры кричала девушка, пытаясь отобрать назад свою сумочку у парня, который явно хотел сумочку отнять. Похрустывая хлопьями, я облокотился на подоконник и начал искать в сознании всплески праведного гнева и духа мщения.

Абсолютно трезво взвесив все за и против, я понял, что мне абсолютно наплевать и на девушку, и на этого мелкого воришку. Отвлекся на свою пятку, навязчиво исторгавшую потоки боли. Вынул кусок, кинул не глядя. Беспрестанный крик девушки действовал мне на нервы. Я отошел от окна и направился в сторону холодильника. Выудил из него тыковку, прикинул примерный размер кастрюли. Крик наконец-то резко оборвался, чтобы через пару секунд возобновиться, уже намного более тише. Я поставил тыкву на стол, вернулся к холодильнику и захватил кирпич. Выглянув в окно, я увидел, что девушка уже лежит в крови, не выпуская из рук свой аксессуар, а парень, бросив уже нож, пытается всеми силами выдернуть из её ладоней сумку. Судорожно вздохнув, я примерно прицелился и запустил свой прохладный красный кирпич.

О, да.
Десять баллов, парень.

Поверженный вор, хлеща кровью из пробитого темени, повалился на свою же жертву. Их кровь смешалась, теперь они - брат и сестра.
- Поцелуйтесь и помиритесь, пока не сдохли, - дело было закончено, и я вернулся за стол. Настроение было испорчено, да и есть уже не особо хотелось. Интересно, что было в сумке, раз его владелица поставила содержимое на одну ступень со своей жизнью?
Может, мгновенное лекарство от рака?
Зазвонил телефон. Я нервно дернулся на стуле, и протянул руку к мурлыкающей коробочке трубки.
Но не успел.
Говорят, что кашель и одышка при этих случаях почти регулярны и, если так можно выразиться, нормальны и естественны.
Но обычно не говорят, что ты валяешься на полу, опрокидывая предметы, которые можно опрокинуть, кашляешь, пока твое горло не устанет от спазмов, и зальется кровью, которую ты будешь исторгать наружу вместе с этим гребаным кашлем.
Металлический вкус на языке уже не чувствовался таким чужим, как когда-то давно, теперь он стал чем-то родным и ужасно привычным. Это забавляло еще больше.
Привычно.
Так же привычно нащупать знакомую коробку аптечки под кроватью. Сегодня, как, впрочем, и всегда в нашем ресторане, коронное блюдо шеф-повара. Тройная порция снотворного под соусом из обезболивающего. Мы уверены, что вы вернетесь за добавкой, будьте вы прокляты.
Сглотнув горсть таблеток, я мимолетно вспоминал какие-то образы и чьи-то лица. Люди были смутно знакомы, я знал, что это мои друзья и близкие. Но не помнил их.

Спокойной ночи, мир.

Я открыл глаза..
И ничего не увидел. Вскинул руки, провел по пустоте. Закричал. Отшатнулся назад.
Я не мог понять, где я нахожусь. Не мог вспомнить, как я сюда попал.
Внезапно в груди разорвалась очередная порция боли. Я схватился за сердце, упал на колено.
"Что за.."
Сознание выключилось и включилось снова. Доля секунды, из-за которой осознание неясности исчезла. В свои права вступили дезориентация и паника.
Кажется, я упал.

По всем каналам шло то, что обычно идет ночью. Бесконечные клипы безликих групп, которые не осмеливаются показывать днем, магазины онлайн-продаж, которые портят рейтинг каналов. Все это забивают в эфир по ночам, хотя бы потому, что они здорово усыпляют.
Непередаваемое ощущение.
Ощущение, что ты медленно умираешь. А если ты знаешь, что так оно и есть, то нервы летят ко всем чертям.
Я выключил телевизор и поднялся с кровати. За окном, уже неясно когда начавшись, лил дождь.
- Красота, – пробормотал я с последней сигаретой во рту. Чиркнул неловко колесиком зажигалки, онемевшие пальцы отказывались работать. Приоткрыл окно, в лицо ударило ночной свежестью. Выдохнул дым, тот красиво зазмеился под ветром.
Как жить-то охота.
Резко захлопнув окно, я быстрыми шагами направился в прихожую.
Через минуту хлопнула входная дверь.
Зябко поеживаясь под ледяными каплями дождя, я брел по ночной, освещенной неоном давно закрытых магазинов и ксеноном проносящихся машин, улице. Периодически ныло сердце. Никаких мыслей в голове не было, с недавних пор там воцарилась черная меланхолия и других изменений не предвиделось.
- Пошел! Пошел вон! – я обернулся. На меня катился брутального вида тягач, а высунувшийся по пояс из окна водитель так самозабвенно орал, что даже отходить не хотелось. Но я все же нехотя отступил назад.
Тягач плавно проехал мимо и грузно врезался в фонарный столб. Водитель запоздало выпал из кабины, прокатился пару метров и замер.
Повисла неловкая тишина.
Ни разу в жизни не был свидетелем аварии.
Подошел поближе к лежащему водителю.
- Помощь нужна? – безучастно спросил я. Несколько секунд подождав ответ, я пожал плечами и пошел дальше. Какое мне дело до лежащего умирающего, если через несколько дней я сам присоединюсь к этому клубу?
Остановившись у табачного ларька, я начал размышлять, какое название должно быть у сигарет, которые укоротят мой срок пребывания в роли самого себя.
- Что вы хотели? – буркнула странного вида продавщица в окошке.
- Здравствуйте, – вежливо начал я. – Мне..
Тут же неведомые силы швырнули меня об ларек, сопровождая все это диким грохотом. Я сполз вниз, оставляя на ларьке гротескную кровавую полосу из разбитого лица. Обернулся, увидев сквозь дымку крови, заливающей глаза, догорающий грузовик. С трудом поднявшись на ноги, я побрел обратно домой.
Ни разу в жизни не был свидетелем аварии.

- Нет уж. Хватит с меня. Ну правда, хватит уже, - шипел я от боли сквозь зубы. Слова вылетали облаченные в бонусную упаковку из крови, стекали по подбородку вместе с дождем.
Я шел, в буквальном смысле давясь словами, время от времени вытирая кровь с лица.
- Зачем я вообще вышел из дома? - приступ жалости к себе отчаянно вцепился в меня и не хотел отпускать.
Снова стер кровь.
- Блядь!
Шаг, другой, третий. Шагать постепенно становилось легче, а кровь постепенно перестала идти. И внезапно я понял, как мне хочется курить. А желание покурить только возросло, когда я вспомнил, что я так и не купил сигарет.
Я медленно развернулся и пошел назад. Тело не выказывало никаких претензий к его спятившему полусдохшему обладателю, который оценил вдруг пресловутую пачку сигарет ценой бесконечно долгой дороги назад. Я вглядывался в повороты дороги, стремясь уловить незаметные изменения улицы. Изменения после аварии. Но шаг за шагом я не замечал ничего, кроме стены дождя, который стал лить еще сильнее.
За очередным поворотом показался табачный ларек. Никаких обгоревших грузовиков не было.
Наверное, уже успели убрать. Лучше всего просто придумать какое-то объяснение для самого себя и поверить в него. Стараясь не смотреть на бок ларька, без каких либо признаков крови, я вытащил бумажник.
- Здравствуйте, - глухо сказал я в окошко. Странного вида продавщица дернулась, видимо проснувшись, и потянулась к прилавку.
- Что вы хотели? – буркнула она.
- Сигарет, но разве вы работаете после всего этого бардака с аварией? – попытался улыбнуться я.
- С какой аварией? Если у тебя нет денег, отвали, если есть – говори, что надо, и не надо мне тут мозги пудрить, умник. Ты меня понял? – мгновенно завелась она, нервно стуча ногтями по прилавку.
Я отшатнулся от ларька. Еще немного – и мой мозг отключит процесс понимания действительности.
Мне очень надо было домой.

Дверь открылась.
Дверь закрылась.
Удаляющиеся в тишине шаги, сдавленные рыдания, когда их владелец посчитал, что он удалился достаточно далеко.
Я внимательно, но без лишней навязчивости, слежу за ней. Хотя ей, наверное, все равно.
Каждый раз, когда она прикладывается к картонке сока, меня съедает любопытство. Красный цвет сливается воедино, я не могу разобрать картинку.
Чертова дешевая полиграфия.
Опять пьет.
Вишневый или томатный?
Пробежал глазами по остальным сидящим на длинных лавках по обоим сторонам больничного коридора мерзкого пастельного цвета. Взгляд скользнул, будто смазанный маслом. Кроме девушки, пьющей сок, смотреть было не на кого.
Да и зачем.
Я отвернулся. Все равно, так или иначе, они все были одним целым, походящими друг на друга. Они все заранее были мертвы.
- Двадцатый, - врач даже не удосужился открыть дверь кабинета, предпочтя бубнить через прикрытую дверь кабинета. Звали меня, но я притворился, что не услышал. Толстяк, сидящий рядом, начал подавать отчаянные знаки, что моя очередь идти. Я видел и просто не реагировал.
Я не хотел идти.
Я понимал, что такого варианта выбора не было, но сделал именно его.

Врач все же поднял свою задницу с кресла и, нервно распахнув дверь, вперился в меня заведомо гневным взглядом.
- Вы номер двадцать? – его голос перекрыл весь робкий полушепот, все попытки сгладить тишину. Я для вида повертел в руках медицинскую карточку. На ней жирно напечатано красным
«20»
- Да, наверное, - мой голос звучал, как из бочки, его вполне можно было бы и не узнать.
Вздохнув, я встал с неприятно скрипнувшей лавки и прошел мимо врача, явно пахнущего алкоголем, в кабинет.
Как гротескно.
- Итак, вы очевидно уже в курсе, что вы.. – начал врач, заползя, наконец, в кресло.
- Да, я знаю. Просто скажите, сколько мне осталось, и я пойду, - я бесцеремонно перебил его хорошо отрепетированный поток почти ничего не значащих слов.
Сыт по горло диагнозами.
- Государство может предоставить вам бесплатную медицинскую поддержку на период.. – продолжал он. Он что, не услышал меня?
- Я же спросил, сколько? – я почему-то разозлился. Странно, я обычно спокойно реагирую на происходящее.
Врач закашлялся, потеряв очевидно путеводную нить монолога. По кабинету разливался тяжелый запах спирта.
- Если вы будете проходить регулярные обследования и не станете препятствовать..
- Тупой ты кретин, ты скажешь или нет? – заорал я, вконец потеряв контроль над собой. Из коридора послышался неясный шум. Врач поморщился, кашлянул еще раз и уставился на меня мутными глазами.
Прямо как у коровы.
- Чуть меньше месяца. Можете считать, что дней восемнадцать-двадцать у вас есть, - неожиданно четко сказал он. – А теперь заполните анкету на обязательное медицинское..
- Сам заполни, – я резко поднялся и вышел из кабинета.

Посередине коридора валялась пачка из-под сока, из неё вытекали остатки темно-красной жидкости.
Томатный.
- Ну, что случилось? – вопросил я у сидящих.
Рядом со мной подалась вперед женщина.
- У одной девушки случился приступ, её отвезли в реанимацию, - зашептала она. Непонятно, почему почти все говорят в больницах полушепотом. Чуть помолчав, она добавила – Я надеюсь, с ней все будет хорошо.
– Она наверняка уже сдохла, – бросил сидящий на другой стороне старик.
Повисла гнетущая тишина, будто конец каждого обозначился максимально ясно и неотвратимо. Все те страхи, что мы загоняли вглубь себя, убивали надеждами, мгновенно вырвались наружу, будто став сильнее за эти моменты покоя.
- Никогда в жизни больше не пойду в больницу, - бросил я с кривой усмешкой. Кто-то хмыкнул, поняв сарказм.
Я быстро зашагал к выходу.