Недели каждому из нас было мало.
Но результат сказывался налицо.
Все мы казались изможденными или на самом деле такими были. По утрам еле таскали свои тела, однозначно собирались в столовой и на поэтических чтениях, на семинары почти не ходили к концу недели. Оживали, когда темнело, играли в "Я никогда не читал…", шляпу, пинг-понг, мафию.
Пили по вечерам.
Не пили только те, кто уже спал. А спали только те, кто уже пил.

Мы были счастливы перезнакомиться к третьему дню, встречаться ежевечерне и еженощно, подписывать друг другу свои сборники, много смеяться.
Мы не притворялись и, в основном поэтому, были счастливы.
И еще из-за того, что новые люди оказывались теми, кого каждый из нас ищет полжизни и затем полжизни вспоминает.

У меня болели глаза, прогрессировал сколиоз, свет был слишком ярок, только люди становились ближе, и это держало лучше позвоночника.

Вероятно, здесь пили втрое больше, чем дома, и читали больше.
Вероятно, поэтому мы умнели в три раза быстрее и умирали в три раза быстрее.

Вероятно, недели на самом деле нам было достаточно.
чтобы остаться элементарно живыми.