Переворачивай стра -
ну.
Этой осени я совершенно незнакома. Много лет подряд она сохраняла людей, разговоры и холод, заглядывающий пару раз в неделю. Она сохранила тебя, всегда во всём правого, ощущение большого количества непрочитанных книг, желание быть искренним, крепкий сон. Я стала другой. На голову выше, легче, вдохновеннее, на двадцать один рассвет лучше. Если ты можешь измерить состояние существующими величинами, то это не об этом.
Я помню воздушный шар, каждый год пролетающий над моей улицей, глубокого синего цвета с двумя астрономами и пеликаном на борту.
- Нет, он ярко красный, как твоя книга о том, как быть лучезарнее неба во время летнего солнцестояния, - возражаешь ты.
- Да, вероятно, так и есть.
Шар был действительно синим, но мы тогда находились в разных городах, и погода была не лётная. Метеориты пронизывали атмосферу и рассыпались под нашими окнами. Те ночи казались теплее других, мы расталкивали локтями сумерки, помогали кораблям сняться с якоря и потом долго кипятили воду, чтобы согреть следующее утро и собрать облака. Осень закрывает ладонью глаза и считает до следующего месяца.
— Знаешь, чего нет в мире искристее и честнее?
- Холодного утреннего солнца, - с абсолютной уверенностью говоришь ты.
И ты прав, просто потому что никогда не видел свои глаза такими, какими их вижу я.
Больше не прячу замерзающие руки в карманы, там не теплее, чем внутри самих ладоней. Да и ты так не делаешь, беспечное дитя светлеющего поднебесья, отпустившее всех пегасов, потому что пешие прогулки куда интереснее. Ты обменял все путеводные клубки и секстанты на теплую одежду и светлячков. Земля не из необычайно теплых планет.
Помнишь, в каком пальто ты был при нашей последней встрече? Любой ответ верен. У тебя всего одно пальто.
Я забыла в твоих карманах май.
Не возвращай. Возвращайся.
— …двадцать девять, тридцать, октябрь.
