Небо сегодня особенно огромное.
Мы расстанемся где-нибудь на соседней улице. Как-нибудь так, чтобы "До сви…" и не закончить, потому что остальные буквы Ева вплетет в свой шарф из теплых душевных порывов. Я присяду покормить пятнистого котенка на тротуаре. Только котенка там вовсе нет, а крошки, бросаемые мной под ноги, затянет в свою газонокосилку дяденька в клетчатой рубашке, который машет тебе так уже минут пять и не собирается останавливаться.
Мы в одном городе, ты опять так близко. Так близко, что я вижу на твоем воротнике прибой. Ветер крепчает, значит, пора готовиться к приливу. Надо успеть приготовить в два раза больше кружек чая, чем обычно, чтобы потом не заботиться о кипятке, плескающемся в маленьком ковшике на плите на первом, затопленном по стенные шкафчики, этаже. Не поворачивай на ту соседнюю улицу, там прямо посередине наше расставание или черная дыра, а может киоск с пряниками, я право не помню, любишь ли ты их.
Город складывается бумажным оригами, ножницы в несколько размахов режут перед нами дорогу и магазин. Мы переходим на соседнюю страницу с цифрой 34. Она должна что-то значить, но ничего подобного, мы идем дальше и вслух считаем шаги. Я слушаю молчание города, название которого поменялось три главы назад. Может и мы поменялись? Разве что руки стали теплее и цвет твоих волос. Звонит домашний телефон, ты достаешь из кармана трубку, оборванный шнур которой болтается у твоих колен, а потом улыбаешься, что-то отвечаешь и бросаешь её со всего размаху. Она касается земли, а потом с резким клекотом чиркает крыльями по песку и чайкой взлетает. "Ошиблись номером", - поясняешь ты.
Если нечего терять, то теряют сознание от сумасшедшего самого себя, от кого-то еще и иногда от… слова опять исчезают в вязаниях Евы. Мы проходим по площади, садимся в автобус, в котором вместо потолка звездное небо, и едем все время к океану. По радио диктор шутит, сплетая слова в немыслимые куралесицы, выплетая из них забавные фигуры и воздушных собак. Ты смеешься так, как давно уже не смеялся. Смеешься и чувствуешь себя неимоверно живым, каким раньше себя никогда не чувствовал. Но всенепременно еще будешь.
Еще более ты. Еще менее я.