Миру Мор

Будь бдителен! Дискордианцы окружают тебя повсюду. Даже если они не знают что они дискордианцы, они могут ими оказаться. Им может быть вон тот бомж за углом. Или твой вечнопьяный сосед. Или вот этот глупо улыбающийся идиот, который читает листовку с какой-то ахинеей. Никогда нельзя быть уверенным что ты не вступил в дискордианство.

Посему предлагаем тебе эту краткую информацию, изобличающую всю гнилую подноготную этой мерзкой секты.

Первое заблуждение о дискордианцах это то что они все аморальны. Это ложь. Каждый дискордианец - моральный урод. А ведь для того чтобы быть моральным уродом нужно иметь мораль. Отсюда вывод: Дискордианцы глубокоморальны.

Они настолько моральны что это становиться уродливым. Но этого не видно потому что они еще более ленивы чем моральны. И это то почему они так опасны для нашего общества. Из-за лени их деятельность так незначительна что их невозможно выявить.

Дискордианцы настолько богохульны что даже не проводят еретических обрядов, жертвоприношений и ритуалов - они кощунственны по своей сути.

С ними опасно бороться, потому что никогда нельзя знать наверняка, состоишь ты в дискордианцах или нет. Единственное что дает нам уверенность в том что мы на правильной стороне - они не стали бы писать такие длинные и нудные сообщения.

Самых матерых дискордианцев вообще невозможно выявить. Дискордианцы верят в то что ничто не истинно, поэтому самые неистинные дискордианцы открыто отвергают даже само дискордианство. Они доходят до того что могут написать целую статью почему вы не должны вступать в дискордианство. Опасайтесь их!

Вот несколько слабых сторон дискордианцев, чтобы непосвященный человек мог им противостоять.

Дискордианцы могут прикинуться кем угодно. Они любят запутывать собеседника в его собственных мыслях, причем их рассуждения могут со стороны казаться абсолютно серьезными. Поэтому первый способ самообороны - никому и ничему не верить, избегать излишних рассуждений и все высмеивать.

Другой принцип дискордианства - "Мы, дискордианцы, должны держаться врозь". Потому дабы оградить себя от дискордианства нужно вступить в какое-нибудь дискордианкое сообщество. Они все фальшивы и безвредны. Ни один дискордианец не унизится до того чтобы вступить в сообщество, тем более дискордианское.

Дискордианцы любят молоть чепуху и поклоняются Богине поэтому самые безумные дискордианцы похожи на самых серьезных викканцев.

Дискордианцы, недоконца дочитавшие "Иллюминатус", не любят ИОТ

Дискордианцы, отравившиеся мухоморами, нелюбят "Иллюминатус "

Дискордианцы любят гадить на собеседника. Особый шик - обгадить дискордианца.

Дискордианцы общаются с хаосмагами потому что только они терпят дискордианцев после того как их обгадили

Трезвые дискордианцы ищут коноплю. Укуренные ищут фнордов. Иллюминизированные ищут только похмелиться.

Каждый дискордианец должен построить подводную лодку, посадить на хуй яблоко и вырастить шизофрению

Смертный грех дискордианства - прочесть уголовный кодекс. Его можно искупить только построив подводную лодку

Питеру Керролу неимется и он к монашеству хаоса изобрел монашество дискордианства.
МАЛОЕ МОНАШЕСТВО ДИСКОРДИАНСТВА - все сексуальные акты нужно посвятить склеиванию макета подводной лодки

Дискордианская гордость не позволяет им служить в армии. Если вы еще не поняли - служба на подводной лодке исключение. Главное регулярно посвящать половые акты яблокам, переписываться с дельфинами через торпедный отсек и бомбить ботискафы иллюминатов-океанологов

Во всех дискордианских текстах просто обязано быть 23 абзаца
23тий абзац должен быть последним! Это никак не связано с тем что следующие 5 абзацев я напишу слитно…

В каждом дискордианском тексте должны быть фнорды. Те самые которых я упоминал в 17том абзаце. И неважно что там они думают про число 17. И вот не нужно подсчитывать какой это абзац! И вообще - если вам везде мерещаться дискордианцы, даже тут - это шизофрения. А шизофрения это уже дискордианство.

Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
кому теперь в друзья ты попадешь?
Воротишься, купи себе на ужин

какого-нибудь сладкого вина,
смотри в окно и думай понемногу:
во всем твоя одна, твоя вина,
и хорошо. Спасибо. Слава Богу.

Как хорошо, что некого винить,
как хорошо, что ты никем не связан,
как хорошо, что до смерти любить
тебя никто на свете не обязан.

Как хорошо, что никогда во тьму
ничья рука тебя не провожала,
как хорошо на свете одному
идти пешком с шумящего вокзала.

Как хорошо, на родину спеша,
поймать себя в словах неоткровенных
и вдруг понять, как медленно душа
заботится о новых переменах.

1961

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,
ночник, бельё, шкафы, стекло, часы,
ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.
Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,
среди бумаг, в столе, в готовой речи,
в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле
остывшего камина, в каждой вещи.
В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях,
за зеркалом, в кровати, в спинке стула,
опять в тазу, в распятьях, в простынях,
в метле у входа, в туфлях. Все уснуло.
Уснуло все. Окно. И снег в окне.
Соседней крыши белый скат. Как скатерть
ее конек. И весь квартал во сне,
разрезанный оконной рамой насмерть.
Уснули арки, стены, окна, всё.
Булыжники, торцы, решетки, клумбы.
Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо…
Ограды, украшенья, цепи, тумбы.
Уснули двери, кольца, ручки, крюк,
замки, засовы, их ключи, запоры.
Нигде не слышен шепот, шорох, стук.
Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро.
Уснули тюрьмы, за'мки. Спят весы
средь рыбной лавки. Спят свиные туши.
Дома, задворки. Спят цепные псы.
В подвалах кошки спят, торчат их уши.
Спят мыши, люди. Лондон крепко спит.
Спит парусник в порту. Вода со снегом
под кузовом его во сне сипит,
сливаясь вдалеке с уснувшим небом.
Джон Донн уснул. И море вместе с ним.
И берег меловой уснул над морем.
Весь остров спит, объятый сном одним.
И каждый сад закрыт тройным запором.
Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель.
Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы.
Лисицы, волк. Залез медведь в постель.
Наносит снег у входов нор сугробы.
И птицы спят. Не слышно пенья их.
Вороний крик не слышен, ночь, совиный
не слышен смех. Простор английский тих.
Звезда сверкает. Мышь идет с повинной.
Уснуло всё. Лежат в своих гробах
все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях
живые спят в морях своих рубах.
По одиночке. Крепко. Спят в объятьях.
Уснуло всё. Спят реки, горы, лес.
Спят звери, птицы, мертвый мир, живое.
Лишь белый снег летит с ночных небес.
Но спят и там, у всех над головою.
Спят ангелы. Тревожный мир забыт
во сне святыми -- к их стыду святому.
Геенна спит и Рай прекрасный спит.
Никто не выйдет в этот час из дому.
Господь уснул. Земля сейчас чужда.
Глаза не видят, слух не внемлет боле.
И дьявол спит. И вместе с ним вражда
заснула на снегу в английском поле.
Спят всадники. Архангел спит с трубой.
И кони спят, во сне качаясь плавно.
И херувимы все -- одной толпой,
обнявшись, спят под сводом церкви Павла.
Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи.
Все образы, все рифмы. Сильных, слабых
найти нельзя. Порок, тоска, грехи,
равно тихи, лежат в своих силлабах.
И каждый стих с другим, как близкий брат,
хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься.
Но каждый так далек от райских врат,
так беден, густ, так чист, что в них -- единство.
Все строки спят. Спит ямбов строгий свод.
Хореи спят, как стражи, слева, справа.
И спит виденье в них летейских вод.
И крепко спит за ним другое -- слава.
Спят беды все. Страданья крепко спят.
Пороки спят. Добро со злом обнялось.
Пророки спят. Белесый снегопад
в пространстве ищет черных пятен малость.
Уснуло всё. Спят крепко толпы книг.
Спят реки слов, покрыты льдом забвенья.
Спят речи все, со всею правдой в них.
Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья.
Все крепко спят: святые, дьявол, Бог.
Их слуги злые. Их друзья. Их дети.
И только снег шуршит во тьме дорог.
И больше звуков нет на целом свете.

Но чу! Ты слышишь -- там, в холодной тьме,
там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе.
Там кто-то предоставлен всей зиме.
И плачет он. Там кто-то есть во мраке.
Так тонок голос. Тонок, впрямь игла.
А нити нет… И он так одиноко
плывет в снегу. Повсюду холод, мгла…
Сшивая ночь с рассветом… Так высоко!
" Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой,
возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета,
любви моей?.. Во тьме идешь домой.
Не ты ль кричишь во мраке?" -- Нет ответа.
" Не вы ль там, херувимы? Грустный хор
напомнило мне этих слез звучанье.
Не вы ль решились спящий мой собор
покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" -- Молчанье.
" Не ты ли, Павел? Правда, голос твой
уж слишком огрублен суровой речью.
Не ты ль поник во тьме седой главой
и плачешь там?" -- Но тишь летит навстречу.
" Не та ль во тьме прикрыла взор рука,
которая повсюду здесь маячит?
Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика,
но слишком уж высокий голос плачет".
Молчанье. Тишь. -- "Не ты ли, Гавриил,
подул в трубу, а кто-то громко лает?
Но что ж лишь я один глаза открыл,
а всадники своих коней седлают.
Всё крепко спит. В объятьях крепкой тьмы.
А гончие уж мчат с небес толпою.
Не ты ли, Гавриил, среди зимы
рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою? "

" Нет, это я, твоя душа, Джон Донн.
Здесь я одна скорблю в небесной выси
о том, что создала своим трудом
тяжелые, как цепи, чувства, мысли.
Ты с этим грузом мог вершить полет
среди страстей, среди грехов, и выше.
Ты птицей был и видел свой народ
повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.
Ты видел все моря, весь дальний край.
И Ад ты зрел -- в себе, а после -- в яви.
Ты видел также явно светлый Рай
в печальнейшей -- из всех страстей -- оправе.
Ты видел: жизнь, она как остров твой.
И с Океаном этим ты встречался:
со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.
Ты Бога облетел и вспять помчался.
Но этот груз тебя не пустит ввысь,
откуда этот мир -- лишь сотня башен
да ленты рек, и где, при взгляде вниз,
сей страшный суд совсем не страшен.
И климат там недвижен, в той стране.
Откуда всё, как сон больной в истоме.
Господь оттуда -- только свет в окне
туманной ночью в самом дальнем доме.
Поля бывают. Их не пашет плуг.
Года не пашет. И века не пашет.
Одни леса стоят стеной вокруг,
а только дождь в траве огромной пляшет.
Тот первый дровосек, чей тощий конь
вбежит туда, плутая в страхе чащей,
на сосну взлезши, вдруг узрит огонь
в своей долине, там, вдали лежащей.
Всё, всё вдали. А здесь неясный край.
Спокойный взгляд скользит по дальним крышам.
Здесь так светло. Не слышен псиный лай.
И колокольный звон совсем не слышен.
И он поймет, что всё -- вдали. К лесам
он лошадь повернет движеньем резким.
И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам
и бедный конь -- всё станет сном библейским.
Ну, вот я плачу, плачу, нет пути.
Вернуться суждено мне в эти камни.
Нельзя прийти туда мне во плоти.
Лишь мертвой суждено взлететь туда мне.
Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет,
в сырой земле, забыв навек, на муку
бесплодного желанья плыть вослед,
чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку.
Но чу! пока я плачем твой ночлег
смущаю здесь, -- летит во тьму, не тает,
разлуку нашу здесь сшивая, снег,
и взад-вперед игла, игла летает.
Не я рыдаю -- плачешь ты, Джон Донн.
Лежишь один, и спит в шкафах посуда,
покуда снег летит на спящий дом,
покуда снег летит во тьму оттуда".

Подобье птиц, он спит в своем гнезде,
свой чистый путь и жажду жизни лучшей
раз навсегда доверив той звезде,
которая сейчас закрыта тучей.
Подобье птиц. Душа его чиста,
а светский путь, хотя, должно быть, грешен,
естественней вороньего гнезда
над серою толпой пустых скворешен.
Подобье птиц, и он проснется днем.
Сейчас -- лежит под покрывалом белым,
покуда сшито снегом, сшито сном
пространство меж душой и спящим телом.
Уснуло всё. Но ждут еще конца
два-три стиха и скалят рот щербато,
что светская любовь -- лишь долг певца,
духовная любовь -- лишь плоть аббата.
На чье бы колесо сих вод не лить,
оно все тот же хлеб на свете мелет.
Ведь если можно с кем-то жизнь делить,
то кто же с нами нашу смерть разделит?
Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет.
Со всех концов. Уйдет. Вернется снова.
Еще рывок! И только небосвод
во мраке иногда берет иглу портного.
Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь.
Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло.
Того гляди и выглянет из туч
Звезда, что столько лет твой мир хранила.

7 марта 1963

Короче, залез я в холодильник, взял помидору, огурец, зелень, хотел салат сделать.Ну естественно, салат надо делать с майонезом, иначе какой нормальный человек его есть будет.Я все нарезал и вдруг понял, что майонез я забыл, чёртов слоупок.Открываю холодильник, беру майонез и вдруг понимаю, что передо мной лежит сало.Никогда раньше не ел сала, а тут вдруг захотелось, ну думаю, раз захотелось, почему бы и не съесть.Пока заправил салат, нарезал сало, все как положено, покушал и тут вдруг все перефарбувалося у жовтоблакитний колiр, гул та рокiт, їбать у сраку, що за гомно, нічого не зрозуміло, вилазить із земли Тарас Шевченко и каже якусь хуйню про москалів і мораль, старий педаль, хулі йому у землі не лєжалось блядь?Відтепер окрім української мови я ніхуя не розумію.Здається сало було прокляте.

1. Вам снится, что на Вас кто-то нападает, а Вы пытаетесь убежать.

Такой сон наверняка снился каждому. И не смотря на всю опасность, которую он излучает, означает он то, что в реальной жизни Вы готовы встретиться с опасностью лицом к лицу: вы созрели, чтобы поговорить с шефом о том, что Вас не устраивает, наконец-то решились прыгнуть с парашютом или поучаствовать в каких-либо соревнованиях. Такой сон говорит о Вашей решимости к какому-либо действию в реальной жизни, а страх перед этим проявляется во время сна.

2. Вам снится Конец Света, катастрофа, стихийное бедствие.

Как правило, сны-катастрофы говорят о том, что в реальной жизни Вам что-либо угрожает или Вы воспринимаете происходящее опасным для себя (как физически, так и психологически). Если во сне Вы не можете выбраться из-под обломков, выплыть, убежать, то вероятно в реальности Вы боитесь не справиться с какой-либо проблемой.

3. Вам снится, что вы ранены, больны или умираете.

Это ни в коем случае не означает, что Вы заболеете или умрёте на самом деле, поэтому не стоит волноваться. Подобные сны означают, что в Ввашей жизни происходят серьёзные изменения, а во сне Вы переживаете что-то вроде второго рождения, готовитесь к новому началу. Если Вам снится, что Вы умираете, то, скорее всего, подходит к концу какой-либо важный этап Вашей жизни: окончание института, смена работы и т.д.

4. Вам снится, что Вы провалили экзамен или не можете справиться с каким-либо заданием.

Даже если школа и институт уже давно позади, время от времени практически всем снятся сны о провале какого-либо экзамена. Подобный сон может выражать обиду и злость, что окружающие не могут по достоинству оценить Ваши заслуги. Вы чувствуете, что заслуживаете большего и хотите доказать это окружающим.

5. Вам снится, что Вы одеты ненадлежащим образом или голый в общественном месте.

Этот сон напрямую связан с Вашим самоощущением и самооценкой. Одежда в этом случае символизирует маску, преграду на пути к Вашему истинному Я. Поэтому если Вы голый, и Вам некомфортно (что, скорее всего), то это говорит о нежелании пускать другого человека в свой внутренний мир, недоверие к нему или людям в целом. Если Вам снится, что Вы одеты неуместно, то, скорее всего, Вы чувствуете, что та роль или позиция, которую Вы заняли в реальной жизни, Вам не подходит, либо она ошибочна…

Бывает, обнаружишь одного-единственного таракана в ломтике хлеба, и вся буханка со свистом летит в мусорное ведро. Найдешь червячка в свежем мясе, и после обходишь «грешный» мясной магазин пятой дорогой. Люди в большинстве своем брезгливы, но только не на острове Сардиния, где главным национальным сокровищем считается Касу Марзу — сыр пекорино, гниющий, инвазированный живыми опарышами. Питаясь белками и жирами сыра, личинки выделяют особые ферменты, переваривающие молочные компоненты в особую липкую, клейкую массу. Будучи готова к употреблению, масса оная кишит еще живыми червячками. Имейте в виду, что личинки от испуга могут прыгать на 10-15 сантиметров, т.е. прямо в лицо едоку-экстремалу. То есть кушать сардинийский деликатес желательно с закрытыми глазами.

Попав в рот человека, Касу Марзу устраивает в нем сущий бунт — как будто язык и нёбо воспылали адским огнем.

В старину было модно запекать в пирог живых птиц, чтобы они потом оттуда выпархивали.
В поваренной книге 1549 года содержится рецепт такого пирога. Он был перепечатан в повареннной книге 1725 года. Подобный пирог был подан на праздновании помолвки Генрихa IV и Марии Медичи.

За шесть монет и ржи мешок
Спой песню, птицелов,
Про то, как запекли в пирог
Две дюжины дроздов.

Когда пирог подали,
Все птицы стали петь!
Лишь короля достойна
Такая чудо-снедь.

Король деньгам казённым
Вёл самый строгий счёт,
В гостиной королева
Вкушала хлеб и мёд.

Служанку на лужайке
Завидел чёрный дрозд,
Не дал бельё развесить
И больно клюнул в нос!

* По одной из версий считается, что Дрозд отщипывающий нос служанке - это демон, похищающий её душу.Дрозды - певчие из монастырей, которые распустил Генрих VIII, Екатерина Арагонская - это королева, а Анна Болейн - служанка.
Дрозды и рожь - дань, которую собирал Генрих VIII.

Рыбы зимой живут. Рыбы жуют кислород. Рыбы зимой плывут, задевая глазами лед. Туда. Где глубже. Где море. Рыбы. Рыбы. Рыбы. Рыбы плывут зимой. Рыбы хотят выплыть. Рыбы плывут без света. Под солнцем зимним и зыбким. Рыбы плывут от смерти вечным путем рыбьим. Рыбы не льют слезы: упираясь головой в глыбы, в холодной воде мерзнут холодные глаза рыбы. Рыбы всегда молчаливы, ибо они -- безмолвны. Стихи о рыбах, как рыбы, встают поперек горла.

июльское блядское сохо застало меня врасплох
она полулежала в машине протянув на полтротуара тонкие длинные ноги
он сидел на капоте в просторных джинсах и майке
оба моя погибель - китайцы худые китайцы
как будто брат с сестрой не любовники а близнецы
я бы выебал их обоих за милую душу за гибкое длинное тело прямо там на машине начав грубо с нее
чтобы он через стекло целовал ее узкоглазые губы ее раскосые пальцы
бесцеремонно вторгаясь в ее азиатское тело я смотрю на его восхитительный ужас и ужасающий трепет содрогающий плечи его и рукой возбуждающий
толкая свирепей и глубже я кончаю в нее почти доведя ее до оргазма
теперь "брат" на очереди
пусть вылижет ей пизду и почувствует вкус моей спермы
пусть он лижет ее и сосет а я займусь его мальчишеской жопой глубоко языком проникая в напряженную узкую дырку выедая его изнутри
пусть он вскрикнет от боли когда я натяну его на хуй
пусть он дернется пусть закроет глаза пусть шепчет желанья свои проклятья мечты и страданья цитаты из председателя мао ("китайские люди не боятся даже смерти им ли бояться трудностей!") пусть уткнется лицом в ее компактные груди пусть целует их влажно слюняво дрожаще пусть прогнется сильней и вставит в нее свой миниатюрный но крепкий хуек оставаясь нанизанным на

китайцы худые китайцы не любовники но близнецы

мое тело напряжено до предела мышцы-мускулы вздулись до размеров вселенной перекрывая и заполняя собой все пространство
вот "сестра" уже стонет кончая снова и снова тонкие руки разводят его ягодицы впуская меня в ее любовника глубже и глубже тот разрывается мечется как
между грубым молотом-мной и ней - чувственной наковальней
злоебучее сохо кружится в моей голове я теряю рассудок
последние связи с реальностью мои беспробудные связи беспорядочной жизни моей я теряюсь в деталях подробностях и мелочах
половые щели хлюпая чавкая и расширяясь засасывают меня с головой
вселенная вертится вокруг оси моего хуя со страшной силой
я три года проездом в нью-йорке уже
я родился здесь и здесь умираю в объятьях китайцев бразильцев гаитянцев и немцев в оргазмических судорогах познавая географию и этнографию мира а тут еще
сохатое блядское сохо распалилось внутри докрасна
до предела донельзя до тошноты до мути в глазах и до боли в висках и затылке:

китайцы худые китайцы не любовники но близнецы

Я.Могутин

Мне вспоминается еще один случай из юности. Это произошло в то время, когда меня исключили из лицея. Все меня презирали. Со мной осталась лишь сестра. Я ходил к ней тайком и по ночам. Долгие часы лежа в объятиях друг друга с переплетенными ногами, мы достигли того бессознательного состояния, в которое впадают все, кто ходит по острию позора. Однажды ночью мы услышали тихие шаги. Сестра дала мне знак, чтобы я спрятался за креслом. Вошел отец, осторожно закрыл за собою дверь в комнату и, не сказав ни слова, лег к сестре. Наконец-то я увидел, как делается любовь.

Рано или поздно сердце и этой женщины прогрызет червь и рассмеется в его нутре. Так что кто сможет утверждать, что вы действительно существовали? Я видел вас в обществе обнаженной девушки, прекрасной и удивительно белой Потом эта девушка подняла руки, и открылось, что ее ладони черны от сажи. Потом одну ладонь она приложила между ваших грудей, а второй прикрыла мне глаза, так что я видел вас, будто бы всю разорванную на кружевные нити. Вы были нагой, лишь с накинутым на плечи расстегнутым плащом. И в это мгновение я увидел всю вашу жизнь: вы были похожи на мясистое, буйно цветущее растение. Два стебелька, растущие из земли, плавно соединялись, и в этом месте вы начинали увядать, но уже вырастало тело с пупком, грудями и головой, на которую забрались две розовых и очаровательных язвочки. Но в эту секунду нижняя часть вашего тела уже засохла и опадала. А я, корчась перед вами и касаясь края вашего плаща, урчал от любви, равной которой никогда не знал. Не знаю, чья это была тень. Я назвал ее Эмилией. Мы прочно и неразлучно прикованы друг к другу, но обращены друг к другу спиной.

ИНДРЖИХ ШТЫРСКИЙ

«Если xочешь убежать от ужаса, погрузись в него». Жан Жене, отвратительный французский писатель

«Мы примерно год создавали и перерабатывали его», - говорит Бэланс, - «Мы хотели, чтобы всё было скрытым и неотъемлемым, а не очевидным и легко воспринимаемым. Ну и мы как бы всё свернули в себя, изменили вокал, добавили сэмплов, потом взяли весь трек и снова преобразовали его флэнжером. Это как пудинг. В результате его смысл настолько рассеян, что может быть любым».

«И это не чепуха», - настаивает он, - «поскольку всё скрыто и убрано с глаз долой, вам придется найти смысл самим. Мы убрали смысл и оставили осмысление. Мы убрали значение и оставили ощущение. Слушатель сам должен включаться в это, более, чем в любую другую нашу вещь. Недостаточно просто внимательно слушать альбом – слишком пассивно. Надо слушать активно».

Говоря об одном треке, Кристоферсон говорит: «Запись и микширование были очень серьезным испытанием для нас, как с точки зрения музыки, так и…»

«…с точки зрения фармацевтики», - вмешивается Бэланс, - «Мы, как бы, освятили студию, а потом осквернили её».

Твое
инобытие нынче ночью.
Словом я вернул тебя снова, ты здесь.
Всё подлинно и ждет
подлинного.

Вьется фасоль
под нашим окном: представь лишь,
кто вырастает близ нас
и глядит на нее.

Божество, мы читали, есть
отчасти одно и другое отчасти — в рассеянии:
с каждым
смерти покосом
оно в себе возрастает.

Туда
влечет нас взгляд,
с тою
частью
мы соотносимся.

В первоначальной версии стихотворение носит название "Шехина", в иудаизме -- разлитая в мире божественная сущность, происходящая от женского начала. (Примечание переводчика)

/ Перевод Б. Марковского/

Повторяй за мной: небо Парижа, огромный осенний безвременник…
Помнишь, на цветочном базаре мы покупали сердца:
они были голубыми и расцветали в воде.
Вдруг в нашей комнате закапал дождь,
пришел сосед, месье Ле Санж, печальный карлик,
мы сели играть с ним в карты, я проиграл зрачки,
ты одолжила мне волосы, я проиграл их, он встал и вышел.
Дождь, как слуга последовал за ним.
Мы оба умерли, но мы могли дышать