шизанутая шизичка

а теперь скажи мне, что наступает утро
без звонков и спешки, совести и приличий,
за туманом небо, тихое, как запруда,
по нему легко расходится веер птичий.

нет ни памяти, ни времени, ни препятствий.
просто осень. наконец, задержав дыханье,
начинаешь в этой осени растворяться,
совпадая с опадающими стихами.

и не надо ни доказывать, ни бороться –
выбираешь лист и греешь его руками.
и на берег неба снова выходит солнце -
из обрывков судеб складывать оригами.

0.
мы потерялись в трех соснах и зааукали -
нам ведь обоим было, кого терять.
сутками, стуками, скуками, сумками, суками
раскинулась ночь
с оттуда до октября,
в котором на палой, падшей листве под кленами
(жертвами снотворного падежа)
мы будем стоять - постриженными, влюбленными,
каждый себе и нищий,
и падишах,
и я буду вновь хмельная, невыносимая
с точь-в-точь такой же легкости бытия -
особенно, если скажешь, что я красивая,
(или же, что красивые -
ты и я)

1.
.. только сентябрь - как слышится, так и пишется,
в трубке гудки, невкусный хмельной отбой
и непонятно, как все еще мне дышится
августовским,
подмигивающим тобой,
затерянным между тремя колдовскими соснами -
иди же на голос, я громко тебе пою.

ты знал меня век назад, не признавший сослепу
душу, что была принята за свою.

3.
я не хочу листвой под ногами путаться,
лучше над головой расцвести весной.
ты, верно, и не заметил: второго пункта здесь
не было ровно так,
как тебя со мной.

4.
хватай эти руки, что тянутся-не дотянутся
сиротами казанскими к матерям
лишенным родительских прав за кликуху "пьяница",
заслуженную ночью
до октября

5.
(давай разведем по кругу костры сосновые,
согреем ладони замерзшие у огня,
и я, загадав желание на сверхновую,
поверю тебе,
целующему меня)

я вижу настолько, насколько глаза позволяют смотреть.

пытаясь уйти, ты все ждешь чей-то выкрик: постой.
но вновь тишина разрастается в легких кистой,
собой заполняя сосуд твой на целую треть.

и город, как после атаки - чужой и пустой.
и сердце, как после разлуки - звенящая медь.

с утра ты включаешь канал - никаких новостей.
глядишь за окно - черно-бело-немое кино.
да, можно отвлечься, да, можно позвать гостей,
открыть дорогое шампанское или вино, -

но мир развлекается, бросив на самое дно
тебя как монетку и пару цветных горстей.

я, знаешь ли, слово держу, - обещала пропасть.
в нас нет уже нас. мы в среде обновлений систем.
у неких людей над тобою есть тайная власть, -
и не приведи же связать себя именно с тем.

тогда не отделаться всхлипами у двери, -
душой вырывайся, едва ли вписав в проем.

'не будете вместе, - кричат они, - хоть умри!'

а я говорю - хоть умру, только с ним вдвоем.

это раз.
обнимать тебя со спины, чуть привстав на носочки с холодного пола.
это два.
отогреть твои руки губами, начать разговоры с простого.
мы с тобою вдвоем.в этой гулкой, пустой квартире.
сердце делает сальто, укладываясь в
три-четыре.
я с тобой себя ощущаю правильной.цельной и ясной.
понимаю: все верно, все истинно, все не напрасно.
понимаю, что в мире то большей не статься победы,
чем обнять тебя тихо,
быть рядом, где бы ты не был.
я врастаю в тебя. мы не пазлы - мы правда едины.
вот слегка отойти, и увидеться вся картина:
я тебя буду дальше тихонечко так обнимать.
со спины.
это - счастье мое.

он покупал ей теплые носки
а утром приносил ей чашку чая
днем словно умирая от тоски
строчил ей сообщенья «я скучаю».

она его любила обнимать
и часто с полуслова понимала
боялась очень сильно потерять
а ночью поправляла одеяло.

однажды их судьба разъединила
причина – совпаденье или случай
она себя за что-то обвинила
а он решил «оставь её, не мучай».

и дальше лишь большое расстоянье
не верится, но так оно и было
такое вот дурное испытанье
а он любил, как и она любила.

да время помогает, но не лечит
ведь как они нелепо разошлись
им суждена была однажды встреча
глазами встретились и обнялись.

такое вот судьбы благословение
он снова приносил ей утром чай
а днем она писала сообщение
«я жду тебя, любимый не скучай».

как часто это в мире происходит
что для того чтобы счастливым жить
судьба людей то сводит, то разводит
ведь счастье тоже надо заслужить.

в голове горячо, щекотно, суетливо,
будто она полна гари, беды и дыма,
будто бы там происходит бал, разруха и город лежит в руинах.

а внутри натянутой тетивой -
зреет не то что бы крик, а целый звериный вой,
и армия религиозных фанатиков занята там своей игрой.

и таймер напряженно отматывает секунды
вычитая тебя из общей толпы и суммы
и цвет твоих глаз делается изумрудным,
а день вчерашний всегда остается судным.

а мы все так же неистовы и безумны.

__________________________________
скорее всего ты мертв, тебе не повезло, ну или повезло - тут не мне решать, я приучена видеть и упрощать, вычленять лишь суть и рассматривать как устроены все причины, от которых время тебя не спасло.
ни капельки не излечило.

поздравляю тебя - там ад, ну вон там, под ребрами - целый ад, не такой в котором плавятся и вопят, а такой - вот носишь в себе весь этот склеп и склад, и не помнишь, как это - когда живут.
ну то есть живут и у них ничего неистово не болит.
тебе все кажется будто такие врут.
а ты просто своим адом почти убит.

что-то внутри резонирует и фонит.

___________________________________
а ты просыпаешь ночью, сухо во рту, устал.
и вместо слов
сплевываешь
металл.

если она просыпается, то с трудом - засыпает, будто теряет сознание,
говорит постоянно совсем не о том,
не понимая задания.
она смотрит на серые блочные многоэтажные здания.
голову вверх и сбивать с шага -
шепот, шов, шорох, капюшон, крыжовник -
какая нужна отвага,
дабы.

продирать глаза, отвечать на звонок, как на ось себя надевать - пробивая любую кость, всякий дробить позвонок,
уметь выносить урок.
сколько нужно жутких душевных усилий,
сколько раз уговорит себя - не сдаваться.
пережить смешную отметку - двадцать,
не иссохнуть,
не перестать удивляться.

не стать в этих играх просто разменной монетой -
вырастить розу, не забыть свою маленькую планету.
______________________
______________________
что же тебя мучило
чучело
ты
лысое грустное чучело.
что не давало тебе покоя?
тебе же доступно любое
знание
любая жизнь
любой из этих - общедоступных признаков
разложения.
так что тебя мучало
что обозначало процесс гниения?
какого ты черта
придумала себе гения
и живешь.

рифмуешь тут ложь и грош,
нож
не трож
не возьмешь
не выговоришь.

(дайте мне все это выблевать выблевать выблевать
/громко/
я ненавижу вас
я ненавижу вас.
меня тут никто не спас)

так что же в тебе так разкровленно
так похоже на обожженную плоть.
что не дает тебе спать,
не позволяет себя заткнуть.
это твой путь?

все рождается в крике, в сиреневом цвете, в дружеском "эй, ты чего", в интимном полуприглушенном свете, когда есть ответы на все вопросы, когда все сложилось в определенный цикл, замкнулось - и именно на тебе.
ты вопрос и ответ, ты все это видела, блять, ты все это видела тысячу миллионов раз.

(дайте все это выблевать выблевать выблевать.
раз меня тут снова никто не спас)

профиль
анфас
профиль
анфас.

обживать свою голову раз за разом,
после каждого, вскользь брошенного, неуверенного словца.
обретаться среди кукол-марионеток без голоса и лица,
и сдерживать мимику, крик и просьбы -
и так от начала и до конца.
заново постигать пространство, как после болевого шока или бэдтрипа,
осматриваться вокруг, пытаясь понять - как ты в такое влипла.
и кто эти люди, и почему смещены временные оси и вся палитра.
и километры измерят в треках, сигаретах и литрах.
и вся измерительная система твоих душевных терзаний -
основывается на количестве потерянных,
на тех кто уже не с нами.
и честность любого "люблю" - окупается только истериками и слезами.

мы же слезали с этого торчева.
мы же слезали.

каждый день, как последний - и в этом прелесть всего происходящего ****еца,
успеть бы набрать полный рот яда, перед тем как отправиться к праотцам.
и там его выплюнуть в лицо первому встречному ангелу/богу/черту,
или сглотнуть, увидев как Шива танцует свою чечетку.
на второй глоток, который почти смертелен - мир обретает четкость.
смерть круто наводит резкость.
смерть - не такая уж
мерзость,
как нам рассказывали.

мы - кровоточащие, загнивающие метастазы, мы
рвотная масса, розовая глазурь,
запах гари, дырки от пуль.
бешенный автогонщик, на предельной скорости выворачивающий руль.

я твое всегдашнее "сгинь",
ты мое железное "сплюнь".

и каждый раз обживать то, что никак не увидеть глазами.
но мы же слезали с этого дорогого наркотика.
мы клялись.
мы же слезали.

доктор, разберите меня на составляющие, вычлените направляющие, поменяйте местами, вычеркните ненужное,
замените во мне правдивое на обманчивое, истинное на ложное,
простое и удобоваримое на вязкое, ядовитое, очень сложное.
доктор.
сделайте невозможное.
доктор.

я состою из текста косым почерком на мятых листочках, я состою из улыбок, точек, пробелов и проволочек, из узких улочек, утренней кровавой рвоты, из отказавших почек, из набора таблеток, что не помещаются в пригоршню детских ладошек, во мне есть только одиночество и надсадный кашель,
мне даже ад не страшен,
я ничего уже не называю "нашим", ничего не ощущаю так полно, что бы присвоить и сделать значимым,
я - идиот калейдоскопами одураченный,
я растраченный, запуганный, замороченный,
вымоченный, хрипой и всклоченный,
с меня как с наркотика - или умрут или соскочат, уже.
я оседаю взвесью, пылью, ороговевшим слоем, во мне все демоны ходят строем, устраивают оргии, выдают рифмованные какофонии, играют на моих оголенных жилах - целый струнные расстроенные симфонии.
меня направляют боль и печаль, одиночество и звериная едкая злоба.

доктор, научите меня жить, научить умирать что бы.
доктор.

это четвертый текст, последние секунды перед завершающим выстрелом, я с интересом рассматриваю мир сквозь пулевое ранение,
и мне не дано - ни облегчения ни забвения,
ни забытья, ни убежища - куда не пойди везде стрельбища, пепелища, пожарища, художественные руины,
а я рисую по ним карты - не боясь пропасть или сгинуть.

я лучше вас всех владею наукой сдерживать крик и суицидальный порыв - душить на корню и преобразовывать в буквы, слова, созвучия.

доктор, ампутируйте, то что болит и мучает.
пусть это будет тем, что не дает закончиться.

я умею всё - от оргазма до одиночества.

я не умею только выдерживать иглоукалывание словами по всем болевым точкам.
доктор, анестезию мне.
пожалуйста.
очень срочно.

за этим очередным "концом света" ни кроется ничего,
пустота прощупывается на много лет вперёд.
в карманах не осталось ни черта родного и моего,
глупая попытка пересечь океан вброд,
выйти в стотысячный бесполезный крестовый поход,
заранее зная его печальный исход.

в этих вот твоих "я хочу с тобой каждую ночь засыпать",
я почему-то слышу дилогию "похоть/кровать",
хотя да -
ты клялся мне никогда не лгать.
.
.
.
.
.
у меня без тебя - пожар/потоп/локальный армагеддон,
личная такая плаха, палач, толпа…
в толпе на одного сочувствующего - жаждущих миллион,
/ну да, конечно, толпа слепа/

у меня от тебя - то рай, то ад, то истерика, то психоз,
меня добивает этот вечный уроборос.
мне отключает питание - твой голос, когда он из телефонной трубки,
и я считаю минуты, часы, сутки…
ставлю стихами кровоточащие на мире зарубки,
примеряю длинные, в пол, юбки…
.
.
.
.
.
.
пульс чечёткой бьётся в горле и под ребром,
вот и пришло наше с тобой "потом"…
вчера мне в окно стучал первый град и гром.
и наш очередной "конец света" - оставит нас за бортом…

и от твоих двоеточий, звёздочек, няшных котов в личку
я превращаюсь в апатичную истеричку.
и всё клянусь - "я не напишу о нём даже строчку "
и потом ставлю точку
и ещё
и ещё одну.

/троеточие как якорь - привязывает меня к нему/

Мама, мне нужен горячий чайник и пару кубов по вене, пожалуй,
Мама, мне нужна сигарета,
и в жопу засунь свой валокордин, корвалол или чем ты там меня лечишь.
мама, утро свинцовой крышкой ложится на плечи.
мама, херово что-то, удавиться, блин, легче.
мам, я давно не давлю на жалость.
передавила.
отжалось.
нахер.

у меня не похмелье нет, я не пью в одиночку ночами,
отстань от меня,
ОСТАВЬ МЕНЯ, БЛЯТЬ, В ПОКОЕ!!!!
я хочу оказаться в коме.
в своей личной моральной коме.
зачем Бог решил, что нас теперь там будет двое?
будто я ещё кого-нибудь стою.

я бы всё отдала за выключатель взгляда -
что бы стало не нужно, не важно, не надо -
не панически одиноко,
когда до тошнотворного рядом.
мам, как там мой чайник?
кипит?
мама, меня знобит,
тошнит.
и вообще, где там твой корвалол/валокордин/валидол
у меня не получается ни черта.
только смотреть в пол.
как в небо смотреть в пол.

мам, прости меня, бога ради -
я опять помещаюсь в пару листов тетради,
я умею только жаловаться, ныть, гадить…
и совсем не умею с собой ладить.
сколько лет ты меня вот так вот нянчишь,
всё чего-то у меня клянчишь?
всё носишься со мной…
мам, ну не плачь,
не стоит.

меня ничего уже не расстроит.
.
.
.
.
.
.
..
.
.
.
.
я хочу в своё небытиё,
в свою апатию.
в свою злобу,
что бы меня выплёвывали - едва снявши с меня пробу,
я хочу НЕ принадлежать,
не вымучивать
не выворачивать…

/за всё поголовно заплачено, мама,
давно и за всех заплачено/

запартачено,
обозначено.

Выжжено флэтами, сквотами, чьими-то дачами.

я живу в кого-то и без отдачи, мам.

как вот ты в меня - только намного больнее,
меня выталкивают из двери
а я зверею
и я готова рвать,
разрывать,
орать,
бить до крови.

так что не спрячешь, меня не скроешь,
мам.
прости - я знаю, что это такое.

страдать от чьей-то недолюбови,
недолюбви
надопсевдовлюблённости.

всё условности, мам, всё глупые, злые условности.

завари мне чаю,
бессонница мучит, который год.

/мам, - я убью его
он
меня
доведёт/

/эти руки не согреют не спасут/

Эти руки не греют.
Эти руки холодят щёки.
эти губы целуют веки,
эти глаза всегда до страшного одиноки.

ты смотришь прямо в меня, зрачки расширяются,
кровь кипит.
и кто-то во мне молчит,
а кто-то в тебе вопит -
я со страхом выстраиваю новый гамбит…

почему мы всегда чувствуем так вразнобой?
плачем так в унисон?
это наш жанр,
а это его закон.
и чем всё закончится?
" кровохарканьем и стрельбой"…
одиночной камерой,
золотой тюрьмой…

почему во мне всегда для тебя не хватает места?
это знакомая боль
и она мне не интересна.
это инстинкт "разрушить",
инстинкт "присвоить" и "победить"…

ведь я не умею верить.
я не умею творить.

и я клялась никогда тебя не любить.

_______________________

Я запомню тебя до мелочи,
до горечи.
пронесу через все преграды,
турникеты и поручни.
увезу с собой в запредельное,
будущее,
навязчивое.

я разная
и только наедине с тобой - настоящая.

_______________________

я до банального просто боюсь рассыпаться,
проснуться в холодном кошмаре очередной осени,
захлебнуться в твоём угаре, в твоей ранней проседи,
и остаться голой и мерзкой, когда ты сможешь мною насытиться…

Эти руки не греют,
они холодят кожу.
я говорю "нет", ты говоришь - "может",
эти руки оставляют ожоги,
как поцелуй Тайлера на запястье.

Ты пророчишь мне счастье.
ты болен, самой страшной на свете напастью.

моим запахом.
и вкусом моих волос.
и сердце снова отстукивает надоевшее "SOS".

вот и всё, хороший, пора прекращать бой,
Цезарь вниз опускает большой палец -
гладиатор на этот раз обречён.
это не зачёт,
плюнь-ка через плёчо,
и на этот раз попытка оказывается не о чём.

вот и всё, хороший, я снимаю с тебя ворох своих имён,
гладиатор в пыли, гладиатор опять побеждён,
Цезарь вдавил его, по самую маковку, в пыльную арену своим опущенным пальцем,
гладиатор опускает руки,
гладиатор предпочитает сдаться.
умереть в этом бешенном, агрессивном танце…

_________________
если тебе кто-то не нужен,
хотя раньше был очень дорог -
окуни его в злой беспринципный город,
не позволяй ему музыкой затыкать уши -
заставь его улицы слушать.
просто не возьми трубку,
просто скажи - "не надо",
отвечай молчанием
на каждое моё "я рада",
бей меня безразличием
отторгай в меня пустоту.
обходи меня за версту.
заканчивай со мной -
пока я ещё на плаву.
кончай уже тянуть из меня жилы…
я и так всё что есть - на алтарь тебе положила.

_____________________
всё канонично по сказке -
Венди идёт в расход,
Питер остаётся в своей волшебной стране.

«Пэн, послушай - плевать, что так больно мне -
ты только живи в каждом прошедшем дне, »
ты только будь -
а Венди переживёт.

Помни о ней, когда какая-нибудь фей возьмёт тебя в оборот.

Питер, не кори себя ни за что, не надо.
я - очень плохой душевный лекарь.
херовый сердечный куратор.

_____________
Цезарь командует "умереть "
и я умираю
как раненый гладиатор.

Ой, ну куда ты катишься, параноик чёртов,
тебе вместо "доверяй мне",
подавай кучи отчётов.
Вместо "люблю тебя" - подавай декларацию о верности.
Куда тебя несёт?
всё равно все рано или поздно куда-нибудь денутся.

Этот вот как прошлый - тупо к другой бабе,
/а ты будешь ползать за ним на коленях, и умолять "не надо"/
тебя не заебло, детка,
вызывать приступы жалости?
умирать от усталости?
ныть о своей слабости?

заткнись и молчи пока не почувствуешь потребность сказать "пошёл ты к чёрту",
терпи его разговоры с кем-то, сплетни о ком-то.
да,
и на любую уменьшительно ласкательную интонацию
/которая не в твой, соответственно, огород/
выучи заклинание - "не ****".
не бери его в оборот.
он не поймёт.

______________

никто не виноват, что ты поломанная недоверием,
что тебе легче убить, чем верить,
что размеры дыры внутри - не измерить,
что временами ты чувствуешь себя в угол загнанным зверем.
и скалишь зубы, в попытке защитить свою, и без того израненую,
всякими мудаками, душу.
просто заткни уши,
просто не смотри и не слушай.

стань, наконец, хоть немного лучше.

ты же знаешь, что способна крушить города
одной только интонацией.

[не нужно, хорошая, успокойся,
позволь хоть ему остаться]
.
.
.
.
.
.
в живых.

И он прижмёт тебя холодной своей рукой,
прямо за горло к холодной прижмёт стене,
а ты хватай воздух, замри и стой.
и слушай все, что он хочет сказать тебе.
Он отхаркивает кусками прямо в твоё лицо,
бытиё, реальность и пьяный бред.
ты смиришься уже со своим концом,
когда он скажет, что тебя уже, в общем-то, нет.

________________

Он возьмёт тебя поносить,
в аренду у бога на пару лет,
поменяет внешность твою,
перестроит тебе скелет,
он научит тебя говорить,
плакать и даже страдать.
А ещё он научит тебя ждать.

А потом вернёт - как ненужную вещь - вернёт,
и не вспомнит больше, не позвонит,
и ты можешь сколько угодно кричать навзрыд,
он ушёл и больше уже не придёт.

Принимай это всё как данность, смирись и жди,
/он тебя научил, ты помнишь? вот для чего/,
ты поймешь, что он тебя излечил,
но успел запартачить себя самого.
Что теперь ему нужно уйти туда
откуда путей к тебе - просто нет.
там есть туман, сумерки и вода,
он там курит, и ложится на парапет.

И смотрит в небо, и представляет как ты
сидишь у Христа за пазухой, плачешь, ждёшь -
и начинается дождь, люди выхватывают зонты -
а он лежит, смотрит в небо, и ждёт - когда ты за ним придёшь.

/только вот он забыл тебя научить -
что иногда приходится возвращаться.
так что вы можете сколько угодно страдать и любить,
у вас нет никакого шанса/