Это просто Вьюи блог!

Самый длинный день за последний год. Болеть совсем не круто, а завтра экзамен,: (

что движет внутри? ЧТО заставляет понять, что ты боль ше не любишь? Это будто щелчок - пам, и как будто отрезало.

так, я понял почему люди курят. потому что, когда они выдыхают дым, то это ощущается, будто они выдыхают частицы себя, те, что больше не нужны, например, душа

он не куда не спешил. я говорю ему "нам надо срочно бежать", а он смотрит на меня и даже не двинется. я ему говорю "мы не успеваем, нам надо идти", снова благовейное, какое-то (назову это жутким!) спокойствие. "ну давай, скорее!" тащу его за руку, еле волочит ногами, дал подзатыльник - продолжает плестись за мной. "ты издеваешься? у нас почти не осталось времени!", сжимаю его руку сильнее и внезапно чувствую, что это я свою руку сжимаю. поворачиваюсь - его нет. "кай!" куда он делся? "ты спешишь, потому что чувствуешь приближение конца, а у меня есть меч "
его голос будто защекотал внутри моей головы. какого черта?

— а ваш дедушка похож на Энди Уорхола?

Странно, но я не хочу спать. Уже час ночи - сна ни в одном глазу, слушаю валаамский хор и радуюсь ночи, а как вы проводите время?

включаю сигур роз и плачу

Все то, что происходит в мире — Веление вечного закона И нет тщеславней заблуждения, Чем мнить себя творцом событий…

Разве у тебя нет такого чувства, что вся эта призрачная картина может в один прекрасный день провалиться – как видение, Fata morgana,  – что вся эта спящая скрючившаяся жизнь должна была бы подобно призрачному зверю проснуться для чего-то нового и страшного. Г. МАЙРИНК - ПРЕПАРАТ

я живу от сна ко сну, никаких изменений
только подумаю о том, что мне скоро можно заснуть и сразу легчает, как и от мыслей о смерти, вот это утешение 21 века

нашли кая. он был какой-то странный, будто это мы потерялись на месяц, а он нас искал, взгляд его медленно двигался справа налево, и я был первым, кто понял, что это уже не он. кай самотрел на всех странно, будто видит в нас все сразу недостатки и правды, уголки губ немного приподнимались - но это была не улыбка, а какое-то мягкое сожаление…теперь он что-то знал. он и раньше любил сидеть в одного и рассматривать все вокруг, а теперь это переросло в какую-то манию: вчера ночью он опять убежал на улицу, залез на забор и долго смотрел куда-то в сторону многоэтажек. как сухая, старая птица он сидел и мне показалось, что он сейчас расправит крылья и улетит. когда я подошел к нему, он вздрогнул, свалился на землю, а голова так и повернута в сторону многоэтажек, он, по-моему, даже не моргнул.

C каждым днем открываю все больше граней глубины одиночества. Есть моменты и ситуации, которые так и показывают - вот теперь ты понял, что ты-никому нафиг не нужен. Люди направлены вовнутрь, редко кому действительно интересно, что происходит с другими. О чем они мечтают? Что им снится? Любые вопросы это сравнивание - а у меня вот так, все не так плохо / или зависть. Да даже если просто стать внимательным и, опять же, отвлечься от себя, то можно заметить, что человек слушает кое как, даже лицо не выражает интереса. Да и мы сами? Эти неловкие разговоры, темы лишь бы потрепаться… Это разговоры в пустоту, это не даёт ничего кроме заполнения пространства звуками без смысла. Люди не общаются, люди просто стоят рядом - одиночества, эгоистично замкнутые, отчего то верящие, что они не одни.
Если вы в толпе, это не значит, что вы не одни. Если вы говорите с кем-то, это не значит, что вы не одни. Надо быть честным с собой, может тогда и получится человек, который больше не.

"Когда художник исчерпал свой материал, когда воображение не рисует картин, когда мысли не задерживаются и книги нагоняют скуку, у него всегда остается выход - просто жить". (Ральф Уолдо Эмерсон)

Я спускался легко по речному потоку
Наспех брошенный теми, кто шел бичевой.
К разноцветным столбам пригвоздив их жестоко,
Краснокожие тешились целью живой.

И теперь я свободен от всех экипажей
В трюме только зерно или хлопка тюки…
Суматоха затихла. И в прихоть пейзажей
Увлекли меня волны безлюдной реки.

В клокотанье приливов и в зимние стужи
Я бежал, оглушенный, как разум детей,
И полуострова, отрываясь от суши
Не познали триумфа столь диких страстей.

Ураганы встречали мои пробужденья,
Словно пробка плясал я на гребнях валов,
Где колышатся трупы в инерции тленья
И по десять ночей не видать маяков.

Словно яблоко в детстве, нежна и отрадна,
Сквозь еловые доски сочилась вода.
Смыла рвоту и синие винные пятна,
Сбила якорь и руль неизвестно куда.

С той поры я блуждал в необъятной Поэме,
Дымно-белой, пронизанной роем светил,
Где утопленник, преданный вечной проблеме,
Поплавком озаренным задумчиво плыл.

Где в тонах голубой, лихорадочной боли,
В золотистых оттенках рассветной крови,
Шире всех ваших лир и пьяней алкоголя,
Закипает багровая горечь любви.

Я видал небеса в ослепительно-длинных
Содроганьях…и буйных бурунов разбег,
И рассветы, восторженней стай голубиных,
И такое, о чем лишь мечтал человек!

Солнце низкое в пятнах зловещих узоров,
В небывалых сгущеньях сиреневой мглы
И подобно движениям древних актеров,
Ритуально и мерно катились валы…

Я загрезил о ночи, зеленой и снежной,
Возникающей в темных глазницах морей,
О потоках, вздувающих вены мятежно
В колоритных рожденьях глубин на заре.

Я видал много раз, как в тупой истерии
Рифы гложет прибой и ревет, точно хлев,
Я не верил, что светлые ноги Марии
Укротят Океана чудовищный зев.

О Флориды, края разноцветных загадок,
Где глазами людей леопарды глядят,
Где повисли в воде отражения радуг,
Словно привязи темно-опаловых стад.

Я видал как в болотах глухих и зловонных
В тростнике разлагался Левиафан,
Сокрушительный смерч в горизонтах спокойных
Море… и водопадов далекий туман.

Ледяные поля. В перламутровой яви
Волны. Гиблые бухты слепых кораблей,
Где до кости обглоданные муравьями,
Змеи падают с черных пахучих ветвей.

Я хотел, чтобы дети увидели тоже
Этих рыб – золотисто-певучих дорад.
Убаюканный пеной моих бездорожий
Я вздымался, загадочным ветром крылат.

Иногда, вечный мученик градусной сети,
Океан мне протягивал хищный коралл.
Или, в желтых присосках бутоны соцветий
Восхищенный, как женщина, я замирал…

А на палубе ссорились злобные птицы,
Их глаза были светлые до белизны,
И бездомные трупы пытались спуститься
В мой разломанный трюм – разделить мои сны.

Волосами лагун перепутан и стянут
Я заброшен штормами в бескрайний простор,
Мой скелет опьянелый едва ли достанут
Бригантина Ганзы и стальной монитор.

Фиолетовым дымом взнесенный над ветром,
Я пробил, точно стенку, багровую высь,
Где – изящным подарком хорошим поэтам –
Виснут сопли лазури и звездная слизь.

В электрических отблесках, в грозном разгуле
Океан подо мной бушевал, словно бес,
Как удары дубин грохотали июли
Из пылающих ям черно-синих небес…

Содрогался не раз я, когда было слышно,
Как хрипят бегемоты и стонет Мальстрем,
Я, прядильщик миров голубых и недвижных,
Но Европа… ее не заменишь ничем.

Были звездные архипелаги и были
Острова… их просторы бредовы, как сон.
В их бездонных ночах затаилась не ты ли
Мощь грядущая – птиц золотых миллион?

Я действительно плакал! Проклятые зори.
Горько всякое солнце, любая луна….
И любовь растеклась в летаргическом горе,
О коснулся бы киль хоть какого бы дна!

Если море Европы… я жажду залива
Черные лужи, где пристани путь недалек,
Где нахмуренный мальчик следит молчаливо
За своим кораблем, нежным, как мотылек.

Я не в силах истомам волны отдаваться,
Караваны судов грузовых провожать,
Созерцать многоцветные вымпелы наций,
Под глазами зловещих понтонов дрожать.

Артюр Рембо
Перевод Евгения Головина

Пьяный Корабль Рембо дрейфует по воле течения