Whatever Works

Почему-то людям очень хочется найти первопричину всего и как правило под руку попадается близ лежащее на поверхности. Такие яркие примеры, а я по-прежнему созерцаю: «Читать Библию это хорошо и заражаться прописными истинами не убий –не бий тоже. Это хорошо, что вы начали читать Библи.»— мой вельмишановний дядушка. «Насмотрелась Доктора Кто вот и говоришь теперь» — братец. Теория автор мертв ну явно здесь не работает, а хотя я ее так люблю! (ох, вы же понимаете о чем я, снова этот чертов постструктурализм). Итак, находя первопричину моего «кричащего антинасилия» -- именно так именуют в нашей фэмили мой настрой, меня легонько журят насилием антинасилия. Это прекрасно! Вы не находите?

Это лежит наверху.

Чуток глубже. С самого детства естественный страх перед жестокостью. Отвращение перед насилием. Физиологическая тошнота от проявлений агрессии.

У меня аллергия на зверство, обессудьте. Она природная, естественная, как врожденный иммунитет, если хотите.

Я теряюсь, когда вижу, что кто-то кого-то бьет. Я не знаю, что сказать, когда на меня кричат. Мне страшно, если чувствую, что в человеке закипает злоба и он на грани и готов сорваться.

Я не агитирую за вездесущие дипломатические переговоры и тем более проповеднические речи, которые тоже в некоторой (самой малой, но опасной) степени проявления пассивного добровольно-принудительного насилия.

Вы можете сколько угодно рассказывать мне про пиратов «с умным видом», я могу сколько угодно это слушать. Но не соглашусь, что насилие самый надежный и эффективный метод. Не сог-ла-шусь. И уж точно не понимаю такого «объективного» и универсального критерия, по которому людей можно разделить на «низкоприма(и) тивных» и «высокопримативных» к коим относятся достигшие просветления в степени гуру. Первых надо воспитывать (и здесь можно было поставить точку, но&hellip ;) причем самыми жесткими/действенными методами. Сила, грубость, хардкор и молодость! И это единственно верный способ, а иначе «как объяснишь?». А остальные – давно поняли бренность сего жития и мысленно вздыхают, когда слышат якобы бунт (эээ, кажется, претендующей на высокопримативность) поросли.

Эгоизм. Пока я не умею на это безучастно созерцать. Чем больше я его замечаю, тем больше его везде становится. Имеется в виду крайние формы проявления эгоизма, в корне которого банальнейший и сильнейший инстинкт выживания.

Много-много еще учиться. Я учусь и впитываю. Спасибо миру.

Меня забавляет, когда человек:

берет на себя смелость и ответственность, произнося фразу «я же тебя знаю»;

считает себя самым умным, гуру, наставником и т.д.;

полагает, что знает истинные намерения и суждения, желания другого человека.

Мораль: Чужая душа — потёмки.

Итог и выход из ситуации: Каждому — своё.

Насилие не лечится насилием.

Насилие не приводит ни к чему хорошему.

Жестокость – моральное уродство.

Человек совершенен в своем роде.

Хуже жалости к мужчине нет ничего.

Мы когда-то разговаривали об этом. Помнишь, ты сказал "а вдруг у человека чувства настоящие появятся?". Я ответила, что если ты подразумеваешь такие отношения, значит и у тебя какие-то чувства имеются.

Хлеба и зрелищ. Трагедия как аперитив. Жертвоприношения всегда почитались с особым восторгом и страхом. Этот культ навязан со времен первобытных людей и отголоски звучат до сих пор.
Каждый раз я стараюсь держать язык за зубами, а руки — в карманах. Потому что оброню, потому что забуду и коснусь случайно. А потом долго объяснять, что и почему.

В мыслях иногда промелькивает "а что если?". Но я наглухо истребляю любую пролетевшую думу. Знаю, что невозможно. Душа-то рвется принести в жертву тело. Жертва любви (вы знаете о чем я).

Позови.

Позови.

Позови.

Кажется, меня не хватает на долгие отношения.

Я созерцаю.

Я наблюдаю.

____

Все чаще слышу фразу "будь аккуратнее".

Господи, отведи от ярлыков и стереотипов и оценочного мышления. Господи, не называй это все "прущим индивидуализмом" и "максимализмом" и "дуростью". Где это правильное/мудрое/человеческое?

Я не люблю фанатиков. Я не люблю религию.

Чем дальше — тем больше расхождений во взглядах у меня будет с родными. Я это уже сейчас ощущаю и мне, если честно, не по себе. Я осознаю, что на мне будет роль "выбившейся" из семьи. Семьи рода, коль хотите.

Я не хочу искусственно выделяться, я не хочу быть подростком-неформалом, но к сожалению, все выглядит так.

Мои решения, спонтанности и мысли, выношенные и только родившиеся не всегда сходятся с мыслями их. А я не знаю, где родные. Где я могу почувствовать себя полностью, по всем критериям своей? Нет, здесь не затронута тема тотального одиночества. Благо, я этим не страдаю. Но где?

Я думаю, что отчасти, это идет с детства, когда на вопрос "кто ты по национальности" я затруднялась отвечать. Я действительно, честно, искренне считаю свою национальность "человеческой". Разве может быть что-то другое? Как я могу быть причастна целиком к какой-то нации и соотносить себя с ней, когда во мне текут как минимум (!) три крови?!

Как я могу соблюдать какие-то асбурдные с трезвой точки зрения традиции?

Как я могу вести себя, подобающим какой-то религии образом, если мои родители не вели себя так?

Как я могу спокойно воспринимать насилие и жестокость и злобу, которую невольно проповедуют мне веры?

Я не хочу выбиваться из стаи! Но и быть в среде, которая меня удручает тоже не хочу. Мне страшно, когда говорят "эти пропитанные жиды" или "дикие татары". Это отнюдь не детский пацифизм или хипповый южный ветер — этим я уже переболела. Мне кажется, что это естественное. Это живое. ЭТО НАСТОЯЩЕЕ — БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ. Так по умолчанию и должно быть. А вы все — навешиваете как на на животных металлические бирки — способы идентификации. Так лечге, да. Сразу видно — кто и что.

Да и дело даже не в национальных болезненно острых вопросах, но и в пресловутых экзистенциальных проблемах.

Недавно узнала, что поиск смысла жизни — это есть человеческая реакия на знание о смерти. Прекрасное оправдание часам прокрастинации, я считаю. Нет, ну серьезно! Ведь если задуматься, то это подсознательная реакция и скорее всего — защитная.

Да-да, я знаю, что когда ты чем-то занят и когда ты пашешь, то у тебя просто времени нет (да и желания) на такую "кухонную философию". Но ведь я и не претендую на звание Сартра в степени Камю и Хайдеггера. Это слова, излитые на клавиатуре. Слова, произнесенные вслух. Мысли, которые зрели.

Сегодня я нашла определение тому, чего хочу хочу уже достаточно долгое время. Итак, уважаемый Миллер:

"Если б я знал, на что способен, я не сидел бы здесь, разговаривая с вами. Вы знаете, у меня иногда возникает такое ощущение, будто я вот-вот лопну. На страдания мира, на все мировые проблемы мне, по совести говоря, совершенно наплевать. Это само собой разумеется. Я вот чего хочу – я хочу раскрыться. Хочу знать, что у меня там, внутри. И чтобы другие люди оказались раскрыты. Я как дурачок с консервным ножом в руке: ищу, с чего бы начать, чтобы вскрыть эту банку – нашу Землю. Я знаю, что там, под крышкой, – чудеса. Уверен в этом, потому что все время во мне предощущение чудесного. Там все прекрасно: и галька, и обрывки картона, и… даже от мертвого осла уши, если уж на то пошло! Вот о чем я хочу писать! А вдруг это слишком личное? Может быть, это все покажется полнейшей чепухой?

Понимаете, Ребекка, иногда я воспринимаю это так, будто все искусство, вся наука, вся философия занимались пока что шлифовкой линз. Это грандиозное приготовление к чему-то, чего никогда еще не бывало. Но придет день – подготовка закончится, линзы будут отшлифованы, и вот тут-то мы и увидим, как ошеломляюще прекрасен мир. А пока мы ползаем без очков, на ощупь, щуримся близоруко и не видим, что у нас под носом. Потому что все стараемся смотреть на звезды или еще дальше, хотим узнать, что там за ними. Но взглянуть на них мы пытаемся глазами разума, а разум видит только то, что ему указано видеть, разум не может открыть глаза и смотреть просто так, от радости видеть. Разве вы не замечали, что, когда вы перестаете смотреть, когда не пытаетесь увидеть, вы вдруг видите! Что вы видите? Кто вам показывает это? Почему вдруг такая разница – замечательная разница – проявляется в эти минуты? И что дает более реальное восприятие: этот способ или тот?"

Пожалуй, на этом все. Итак получилось слишком откровенно.

Сезон мерзнущих рук уже пару недель как открыт. Холод кусает за пальцы, стартующая тоска по фруктам, серость на улице и недостаток солнечных лучей в сутках медленно подтлкивают к осенней недодепрессии.

Почему недо-? До полноценной со всеми вытекающими, как правило, не доходит. Но зато имеется полный набор неполной депрессии: постоянная потребность в пище, в человеке (с которым все не так просто), периодически мелькающие вопросы "а зачем это все?" "надо ли?" и чувство гложущей скуки.

Все чаще выпадаю из "здесь и сейчас". Выпадаю полностью. Будто ты погружен в какую-то жидкость, какое-то море, а чья-то невидимая рука ловит тебя и резко погружает в другое пространство. Да так, что ты не успеваешь поймать момент "пролета" между морями-реальностями и уже с головой в другом море, абсолютно забыв о предыдущем.

— Что? Еще раз, пожалуйста, — я не слушала тебя.

Что написано пером, того не…

Поэтому я крайне осторожна в своих прогнозах/предположениях. Все, что было сказано, а вернее написано, как "и все-таки мне кажется" — сбывалось с дьявольской точностью. Не хочу ни злоупотреблять этим, ни кичиться.

Как ловко избежать октровенностей в собственном дневнике?

Выбери одну тему и пиши только про нее. Только про определенных людей. Со стороны будет казаться, что у тебя прекрасная нормальная жизнь. А все остальное: заморочки и отношения с другими бывшими людьми, мысли, за которые ты себя зовешь нытиком или циником (а диапазон приблизительно именно такой) и прочее оставляем вне дневника.

Довольные мордашки Богдана и Леши заглянули в окно.

— Хей, чуваки!

Мы встаем, здороваемся с ними через решетку. Они заходят в квартиру. Богдан — человек с определенно растаманской душой, вечно хмельный и невероятно добрый, всегда рассуждающий, всегда оправдывающий и находящий волшебство в мелочах. Богдан заходит с каким-то "слабоалкогольным" напитком и долго разувается. Леша, после университета, с каким-то эскизом, планшетом, сумкой, мороженым и тоже каким-то питьем. Лешка, кажется, не выспался. Он смущенно улыбается и обнимает крепко одной рукой. Лешка с душой 17-летнего. Искренний. Мне кажется, что ему следует носить шляпу и соломинку в зубах, — это его образ.

Они шумно здороваются и знакомятся с Аней Малиной. Малинка — девушка с города на Неве. Приехала к Теме в пять утра, вписаться. У нее шоколадные глаза, брови и блестящие волосы. А еще она умеет очень красиво улыбаться и толкаться, если ей что-то не нравится. Аня из тех людей, которых хочется обнимать и с которыми весело шутить.

Мы проводим некоторое время в странном оцепенении. Периодически перебрасываясь "какутебядела?". Кто-то вспоминает о своих первых встречах/знакомствах/впечатлениях. Лешка говорит, что познакомился с Темой тогда, когда он был злым, а сейчас он загадочный. Я лежу уткнувшись в плечо Темы и смутно представляю его злым. Быть может раздраженным, но и на то, как выяснилось, была определенная причина. Но он меняется, постоянно. Мне нравится, что Тема не статичен, но и не лихорадочен в своих метаморфозах.

Через полчаса мы собираемся прогуляться. Богдан предложил пройтись "по пути". Всем такая формулировка дальнейших действий показалась железно убедительной и везкой, чтобы немедленно встать с диванов, стульев и кресел-качалок. Я прощаюсь с Аней, она приятно обнимает.

У порога Богдан обещает показать волшебство. Я не ошибалась! В предвкушении и погрузившись в себя мы выходим из дома. На улице Бодя пытается что-то достать из сумки, сначала две увесистые книги, затем Зенит в чехле и наконец, судя по выражению его лица, он добирается до цели. В его ладошке лежит какая-то мелкая серебристая крупа, он ее сыпет на землю. Раздается неописуемой красоты нежный звон. Звон из разряда чудесных и волшебных. Теперь я его понимаю. Наверняка, с таким звоном прилетают какие-нибудь волшебные феи и целуют его в завитки. Наверняка, с таким звуком лепесточки осенних цветов разливаются на ветру. Я с восторгом слушаю. Бодя ссыпает мне на ладонь немного волшебных стружек. Я с замиранием сердца их разглядываю и медленно роняю на пол.

Тема с Лешей уходят немного вперед. Мы с Богданом поодаль. Я спрашиваю у него разрешения коснуться его волос, он соглашается. Действительно, у него потрясающие еле намечающиеся кудряшки. Вообще, внешность Боди не менее интересна, чем его внутренний волшебный мир. Обладая восточным разрезом глаз, априори скромной улыбкой, красивыми выделяющимися скулами, он еще и владеет приятным негромким голосом и только ему свойственной манерой опускать глаза и вертеть что-то в руках.

В квартире выяснилось, что и Леша, и Аня, и Бодя тайные поклонники Есенина. Я же никак не могла упустить этот факт и уже на улице попросила Бодю что-нибудь мне почитать. Он естественно смутился, но все равно прочел Письмо незнакомке. Читал он неторопливо, немного стесняясь моментами, иногда говорил чуть громче, но в целом — его слова разливались спокойным и уверенным потоком. В конце Бодя снова опустил глаза, а я чуть наклонив голову к нему внимательно слушала, боясь упустить хотя бы одну строчку, впитывая только его манеру чтения. "Я научусь нормально читать и затем прочитаю тебе что-нибудь" — оправдывается Бодя в финале. А я все еще в восторге от его чтения, по-моему, он рассыпает эти самые стружки волшебства повсюду, где бы ни был.

На остановке мы встречаем Айше, на ней радужная кофта, не в пример ее настроению, как сама она подмечает и оранжевый длинный шарф — Вакарчука, как ласково язвит Бодя. Я не слушаю о чем они говорят. Мне интересно наблюдать за этой полутораметровой девочкой и слушать голос, а не то, что он произносит. Этот голос, стойкий и обволакивающий. Каждый звук стучится к тебе в голову и с разрешения обнимает тебя, даря тепло.

Я говорю о том, что мне очень нравится ее голос — Айше громко смеется.

Тем временем, Бодя тщетно пытается у прохожих попросить закурить, все безуспешно. Однако, судьба улыбается ему и он все-таки находит заветную сигарету.

Довольные и немного потерянные Лешка и Бодя запрыгивают в автобус.

Мы провожаем Айше. На остановке абсолютно внезапно появляется Леша Попов. Крепко-крепко обнимает. "Как все странно" — говорит Тема.

Я стараюсь осознать, что Артем, несмотря на то, что фактически находится рядом, нисколько не здесь и не сейчас. Мне кажется, что он устал. Или просто пассивно наблюдает. Какое-то смирение, несвойственное ему.

У местных торговцев мы берем почти два килограмма клубники. Клубника в октябре, наверное, царское удовольствие. Однако, мы крымчане и все в порядке вещей.

И снова домой к Малинке. Дома мы уплетаем клубнику с сахаром и сгущенкой, лечим Кубика и говорим о прыжке со стратосферы. Леша пытается найти какой-то портал с несуществующими новостями, непонятно зачем, Малина рассказывает о картах Таро.

Фразы казалось брошенные вскользь, застывают в сознании. Как шажок по незасохшему бетону — одурманенный человек помял чей-то капот возомнив себя эльфом; существует более пятисот наименований карт Таро; фотография, доказывающая путешествия человека во времени…

"Да, я действительно немного устал. Так странно, что тебе я могу рассказывать все "

— Что ты скажешь о трехактной системе в кинокритике?

— Что ты скажешь о том, что сегодня мне снился?

Ледяные голые ступни. За твоим открытым окном льет как из ведра. В зале темно, а на улице только начинает смеркаться. Контраст света заставляет задумываться в очередной раз о судьбах родины и прочее.

Близняшки уютно устроились на диване. Я лежу на твоих коленях и представляю, как было бы весело, если бы они со всей своей наивной, но такой милой беспардонностью заявились бы как раз в момент нашего накала страстей. И мы — еле дышащие и смущенные, и они — мокрые от дождя и веселые. Все эти мысли заняли пару секунд в моей голове. Я делюсь ими с тобой, ты улыбаешься.

Мрак в комнате мне нравится все больше. Песочно-рыжие занавески слегка покачиваются от ветра. Приходит Соня. Я с ней незнакома. Теперь нас, молчащих, уже пятеро. Но это молчание ничуть не напрягает. Расслабленное молчание. Недофрустрация. Иначе говоря — тупняк. Я пытаюсь понять и осознать момент "здесь и сейчас", понимаю, что проникаюсь какой-то ненужной нежностью. Откуда она во мне?

Девочки уходят в другую комнату, к компьютеру. Слышны обрывки разговоров. Я улыбаюсь их емким диалогам, вожу пальцем по твоему подбородку и шее. Наедине мы начинаем целоваться. Три невысоких девочки за стенкой и старый диван, на котором мы не раз занимались любовью. Ситуация начинает накаляться, когда ты проводишь рукой по моему бедру. Вся кожа не то от холода, не то от возбуждения покрывается мурашками. Я тихонько постанываю и нехотя убираю твою руку. Ты снова улыбаешься и трешься своей колючей щекой об мою.

Мне надо уезжать домой, потому что с мамой я еще не поговорила. Она старательно избегает разговора и все время отодвигает его на завтра. Таня сказала, что это страх. Материнский страх потерять дочь. Я с ней не совсем согласна. Это страх, но другого рода. Мне кажется, что мама не хочет столкнуться с моими доводами и контраргументами. А во время спора, думаю, что они возникнут. Мамина модель поведения в студенческие годы и моя модель отличаются. Причем с плюсом в мою сторону. Хотя я не хочу давать оценочные суждения ничему и никому.

Мы собираемся. Я беру у тебя твою пайту. Ты говоришь, что она ждала меня с прошлого раза. Мы идем под дождем. Близняшки и Соня чуть поодаль. Дождь усиливается и я прошу тебя меня не провожать. Тебе надо к Леше.

Ты останавливаешь маршрутку, еще метров 20 мы держась за руки бежим по лужам, я безнадежно мокрая запрыгиваю в салон.

На вокзале я договариваюсь с водителем, который почему-то не соизволил остановиться и подобрать меня, как и положено, на СВХ. Я раздражаюсь, но желаю ему хорошего пути. По колено в лужах, ведь город продолжает лить, я бегу обратно. Смотрю на продавцов, которые по аллейке торгуют крымскими овощами и фруктами. Вон красивый виноград, а тут инжир. Как им не холодно? И продавцам и товарам?

Изменяя своим принципам о здоровом питании я смиренно захожу в Макдак, беру чай и картошку. Меня обслуживала милейшая девушка, с которой мы перебросились двумя фразами о погоде. Потом, на следующее утро, желудок скажет мне спасибо за эту пищу, а пока я наслаждаюсь самым горячим в мире чаем. Почти обсохнув я снова выхожу на улицу, остался последний этап. Пять минут до отправления и 10 метров воды. Борьба со стихией прошла успешно. Темный салон автобуса и дорога, в аккурат укладывающаяся в 40 минут.

Если бы не запах твоей сырой пайты, я бы не помнила, где провела этот вечер.

Тревожный симптом: засыпать и просыпаться с мыслями об одном человеке. Вроде даже и не влюблены, но червь сомнения изнутри ехидно улыбается и машет: "Это забавно. Ты не находишь? "

Мерзнущие руки, периодическая рефлексия, удручающая фоновая музыка — все необходимые составляющие для создания дневника. Очередного дневника. Интересно, на сколько нас хватит на это раз? Две заметки? Или одна? Или быть может даже месяцок протянем?

Стоп! Почему бы не вернуться на какой-нибудь из прошлых дневников? You're always wellcome viterdivo.