Серый человек. Боюсь людей осени. По совместительству - домашний тиран и пассажир, уступающий место старшим. Мама, папа, вы воспитали маньяка
НЕ ЗАБЫВАЙ НАС
Генри.
Если произносить имя тихо, на выдохе, получается шепот волн. Так казалось Саре. Она повторяла и повторяла его имя, а озеро у ног вторило ее словам. Она часто приходила сюда, на галечный пляж, и смотрела на воду. Она не любила ту мраморную плиту у причала, куда возлагали цветы. Памятник казался слишком официальным и взрослым, им бы он не понравился.
Сара любила дикий пляж, окруженный ветлами. Он был удобным местом для уединения. Местом для того, чтобы перебирать в памяти и тишине крохи воспоминаний . Ведь теперь многим тот субботний вечер казался страшным сном, который утекает из памяти сразу после пробуждения. Но Сара помнила. Об этом просил ее Генри. Генри просил не забывать о них.
Громогласный смех одиннадцати здоровяков заставляет Сару вздрогнуть от неожиданности. Автобус почти готов, и теперь футбольная команда средней школы города Шарлевуа штата Мичиган праздно топчется на подъезной дорожке, болтая с родителями и обнимая своих подружек. Апрельский день на удивление жарок, узкая лямка от фотоаппарата давит Саре на шею, заставляя ссутулится больше прежнего.
- эй, Сара! Будущие чемпионы штата желают сфотографироваться для прессы и фанаток!
Это под одобрительный хохот кричит Роджер. Широкоплечий полузащитник, одной рукой держащий за талию маленькую брюнетку. Эмили, кажется.
Сара охотно кивает и щелкает затвором. Слева направо: Микки, Роджер (он же капитан), Дэн, Чарльз, Ронни, Алек, Бенет, Берти и Киран (они близнецы и даже на фото стоят рядом), Реджи и … Генри. Планируется разместить это фото в школьной газете в спортивной колонке. Кто мог знать тогда, что уже на следующий день эти ребята будут улыбаться с экранов тв и газетных некрологов по всему штату Мичиган.
- по местам! – хрипло лает тренер.
Последние объятья с провожающими, и футболисты загружаются в автобус. Небольшая сумятица возле дверей. Черноволосый молодой человек отделяется от очереди, быстро чмокает Сару в губы, смеется и бежит обратно в автобус.
- не забывай нас, крошка! Пиши письма и все такое! – все еще смеясь, он запрыгивает на ступеньку, и автобус трогается.
Дрожащими пальцами Сара водит по губам и смотрит вслед автобусу. А команда все махала ей из окна.
Она видела их последний раз.
Поджав под себя ноги, Сара сидела у кромки воды и бросала в воду плоские камешки. Раз. Два. Три. Четыре. После пятого шлепка об воду «лягушка» пошла ко дну. Как паром с тремя автомобилями и школьным автобусом 16 апреля этого года. Как двадцать один человек. Именно столько тел удалось найти водолазам на следующий день. Она помнила ужасные деревянные ящики, стоявшие в ряд, помнила мертвый стук засыпаемой земли и хриплое вгрызание лопат в сухую почву. 16 апреля соперник оказался слишком сильным, и они проиграли.
С тихим шипением Сара поднялась. Ноги, затекшие от неудобной позы, отозвались громким воплем, и Сара поморщилась. Она приходила сюда последний раз. Завтра – прощальный бал. Тогда она уедет в Нортгемптон, в колледж Смит. Так захотели ее родители. Обычно школьные балы были похожи на провинциальную оргию, в которой преподаватели делают вид, что контролируют школьников, а школьники притворяются трезвыми и благонравными. И каждый раз после таких лицемерных празднеств оказывается лишенной невинности как минимум одна выпускница. Про разбитые носы и говорить нечего.
Но этот бал будет другим.
Школьный звонок встряхивает старое здание. Дети высыпаются из кабинетов как кукурузные хлопья из дырявой коробки. Сара уныло ковыряет замок железного шкафчика заколкой (она опять потеряла ключи), когда ее внезапно хлопают по спине. От неожиданности она вскрикивает и роняет отмычку. Оборачивается, утыкается носом в хлопковую материю мужской футболки. Генри.
- опять ищете Нарнию, Шерлок? – смеется он.
Она шумно вздыхает, поднимает исковерканную заколку и предпринимает очередную попытку открыть дверцу.
- в таком случае вознаграждаю Ваши усилия своим адъютантством на школьном балу. – Генри расшаркивается, - Я обещаю Вам, миледи, что танцевать Вы будете со мной и только со мной. Как Вам такая перспектива? – не теряя серьезности, он галантно протягивает Саре потерянные ключи, ловит ее пальцы и целует.
Сара смеется и кивает.
Вечер начался минутой молчания. Потом говорил директор. Говорила староста школы, говорили учителя и родители. Сара не проронила ни слова. Как и Эмили. Как все те, кто должны были помнить и не забыли. Сара сидела прямо, лямка фотоаппарата не стягивала ее шею. Она больше не снимала.
После официальной части, от канцеляризма которой сводило зубы, стулья были расставлены к стенам, чтобы освободить место для танцев. Расставлена к стене оказалась и Сара. Свет от гирлянд щипал глаза, музыка давила на уши, а каждый радостный возглас вспарывал швы на незажившей ране. Сара глухо застонала и сильнее привалилась к шершавому камню.
От резкого хлопка зал вздрогнул. То, что секунду назад было окном, посыпалось на паркет стеклянным дождем, впустив в помещение порыв холодного воздуха. Музыка затихла. С улицы дохнуло летней ночью, сырой землей и сладковатым запахом тлена, сгнивших водорослей и дерева. Сара подняла голову и улыбнулась. Она знала, что сдержала свое обещание. Теперь и Генри сдержал свое. Теперь все ученики в сборе. Дверь слабо скрипнула и начала открываться. Послышалось сухое шарканье.
Они пришли проститься со школой.
набираю в грудь побольше воздуха, резко выдыхаю и начинаю печатать
новую историю
ты меня вдохновил
на нее
и она мне приснилась
в июне
Итак, рассказ с непозволительным опозданием готов. Я долго вынашивала идею его кульминации и развязки, но получилось все как всегда. Внезапно. недавно я мучалась бессонницей и слушала музыку, как вдруг в голову влезла ИДЕЯ. И черт возьми, это было гениально! Рассвет я встретила, остервенело печатая конец.
ну а как получилось, судить вам. Приятного чтения: 3
ЛИСТВА
- Эй, Майкл! Ты уверен, что хочешь купить этот гнилой сарай? И чем тебе не нравилось жить в городе вместе с нами? – Эммет уже начинал задыхаться от быстрой ходьбы в гору. Я не удосужился ответить ему. Ну не говорить же младшему братцу о том, что я все эти месяцы после смерти Джен чувствовал себя не в своей тарелке. Точнее, я был в тарелке Эммета. Точнее, в чайном потертом блюдце в компании брата, работающего в автомобильном салоне, его жены, которая была помешана на чистоте и фен-шуе, и их общего озабоченного коккер-спаниэля, который метил все, что попадалось в поле зрения его маленьких полуслепых глазенок. Собака ссала – Сью орала – Эммет пил и смотрел бейсбол. Я – страдал. С этими отнюдь не счастливыми мыслями я не заметил, как наконец взобрался на вершину холма под аккомпанемент воплей Эммета, которые становились все тише и жалостливее. Сарай, говорите? В сравнении с тесной и душной квартиркой, провонявшей псиной и благовониями, где мне приходилось ютиться и зализывать раны, причиненные внезапным уходом из жизни любимой женщины, это была настоящая усадьба. Деревянная, в три этажа, она укутывалась в манто из огромных елей и смотрела на лысые холмы бельмами пыльных витражных окон. Грунтовая дорога вываливалась из кованных ржавых ворот и виляла в направлении к крошечным темным точкам на северо-западе. Нью-Стайлершип. Ближайший обитаемый людьми закуток с облезлым супермаркетом и одной улицей с двадцатью стариками, библиотекой и автобусом. Если хочешь выпить теплого пива в компании двух-трех липких лент, заполненных до отказа мухами, под потолком, жесткого бифштекса времен Второй Мировой и послушать древние байки, отдающие пылью и болезнью Альцгеймера - тебе туда.
- Мм-м-ааайкл, - Жаркое пыхтенье догнало меня, дохнуло в спину табаком и отсутствием зубной гигиены и хлопнула меня по плечу, - дружище,. .зачем..так..быстроо-о-о?..
Я повернулся к взмокшему братцу и посмотрел на блестящее от пота рябоватое лицо с темными серыми глазами. Я всегда поражался его жене, Сьюзен, точнее, ее предпочтениям в области мужчин. Уж на что Эммет и был ничего, но рядом с крошкой Сью он мерк и как-то пропадал. Точеная миниатюрная фигурка Сьюзен была создана Господом для подиумов, мехов и бриллиантов. Она должна была блистать на сценах, тонуть в роскоши и богатстве, но… она выбрала Эммета, продавца японских машин с доходом среднестатистического клерка и бывшего полузащитника коллежской сборной по футболу. Именно бывшего, сейчас передо мной стоял потный малый в потертых джинсах и с солидным пузиком, которое мерно колыхалось над ними, каждый раз грозя синей материи полным развалом. Он всегда был чуть неповоротливым и чуть неказистым, мой брат. Я широко улыбнулся в его раскрасневшееся лицо, от души припечатал свою ладонь между его мясистых лопаток, вложив в удар все свои нежные чувства к брату и любовь к собакам и арома-палочкам, проорал – Догоняй, детка Эм! – и бросился вниз, навстречу морю душистых трав и минному полю из кроличьих норок. Негодующий вопль сзади ознаменовал, что Эммет принял вызов и сейчас грузно скатывается с холма вслед за мной. Сухие головки мака и чертополоха били по ногам, трава шершаво лизала джинсы, теннисные туфли черпали кроличьи катышки, семена и мелкие камни, но черт, я был до одури счастлив!
С радостными воплями спустившись вниз, я по инерции добежал прямиком до чугунных ворот, обогнул это кованое недоразумение и затрусил по дорожке прямиком к крыльцу.
Под ногами зашуршала сухая листва.
- Ндаа… Кажется, тебе.. при-деется изрядно. .поо-огнуть свою …ох..костлявую спину, чтобы.. приве-еести эту развалину в.. божеский вид, - обернувшись на голос, я увидел Эммета, который стоял, привалившись к воротам и пытался отдышаться. Видимо, мои надежды на то, что Эм растряс весь свой сухой сарказм по дороге, как вонючее собачье печенье, рухнули. Братца хлебом не корми, дай уколоть собеседника.
Хотя Эммет и был прав. Но только в этот раз. Дом, которые вскоре должен будет стать вполне уютным холостяцким гнездом, сейчас пребывал в состоянии крайнего, даже плачевного, запустения. Покосившийся сарай одиноко опирался правым боком на ствол могучей ели, крыльцо кашляло трухой и пылью, если взбираться по нему слишком быстро, чердак стал притоном для тощих ворон, а стены, облепленные птичьим пометом, щерились на путника черными дырами и ржавыми гвоздями. У крыльца была навалена наполовину сгнившая куча листвы. Она заползала под деревянные ступени, выбивалась из щелей и пряно пахла осенним разложением.
Шшшшуууух
Дуновение ветра запузырило мою футболку, дверь жалобно скрипнула, косяки захрустели.
Шшшшуууух
Я отчетливо слышал звук шуршащих листьев, но… Листва оставалась мертвой. Она казалась муляжом, картонной вырезкой на фоне живой травы, и мне пришлось присесть на корточки и дотронуться до прели, чтобы отогнать наваждение. Листья на ощупь казались удивительно мягкими. Они словно дышали. Я зачарованно водил пальцами по их зубчатым краям, голова кружилась от тошного аромата гнили и древности.
- Эй! Чего расселся? Или уже облюбовал себе нору под крыльцом? – Громкий голос брата резко выдернул меня из состояния забытья. От испуга я подпрыгнул, больно ударился головой о перила и с нецензурной бранью скатился на траву под довольный гогот Эммета.
- Ну и надул же тебя Мистер-я-чертовски-хороший-агент-по-продаже-недвижимости! Эта развалина от любого ветерка готова стать кучей досок, - не унимался брат.
- Эм, дом мне НРАВИТСЯ, и я бы НЕ ПОЗВОЛИЛ этому лысому хрену меня ОБВЕСТИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! – я начинал злиться. Я выбрал этот дом САМ, среди десятков других, более комфортабельных и представительных. Каждая новая мысль прочерчивалась в мозге расплавленным скальпелем, перед глазами плясали красные круги, голова пульсировала от боли. К крыльцу я приложился будь здоров, на макушке вырастало нечто подозрительно похожее на внушительную шишку. Странные листья на время вылетели из головы.
- Тогда почему он с таким облегчением всучил тебе ключи от него? Ох и не нравился он мне…
- Его просто не хотели покупать, вот мистер Брейн и был рад мне его продать. Дом стоял в запустении около полугода. Причем прежний хозяин бесследно исчез. По округи начали ползать слухи о НЛО и пришельцах, но, по мне, это сказки, которые любят муссировать эти старики, сидя на крыльце клуба и слюняво жуя вонючий табак. Они так же говорили бы об официантке, сбежавшей в большой город с проезжим байкером или о собаке, которая может считать до пяти. Им вообще все равно, о чем говорить, Эм. Если бы ты всю жизнь прожил в таком захолустье, ты бы тоже в каждом початке кукурузы начал видеть лик Магдалины, а смерть коровы у соседа воспринимал как Божью кару и начало Апокалипсиса.
Эммет хмыкнул.
- Ну и зануда же ты.
Я закатил глаза.
***
Чтобы выпроводить брата, много времени не понадобилось: Эммет, как типичный житель мегаполиса, за чертой города становился до предела брезгливым и крайне нервным. Про мое новое жилище и говорить нечего было: в этом дворце слово «антигигиена» разве что не светилась над крышей неоновыми лампами. С невозмутимым видом выслушав очередные вопли насчет того, сколько миль придется идти пешком к машине и сколько сотен насекомых успеет его укусить за этот нелегкий путь, я с облегчением закрыл за Эмметом ворота.
Алые солнечные лучи уже лизали темную черепицу, и отражение закатного солнца лениво стекало по грязным стеклам. Корявые сосны застыли будто в предсмертных судорогах. Я вдохнул прохладный воздух всей грудью и провел раскрытой пятерней по воздуху. Аромат хвои был так сконденсирован, что казалось, будто можно разрезать его ладонью, как желатин, или стиснуть в кулаке. Сосны, ели, елки… Они окружали особняк плотным колючим кольцом, словно терновый венец на голове Спасителя.
Тишина звеняще давила на барабанные перепонки, и я впервые был так свободен и так счастлив.
Знаете, большие города чем-то напоминают рой москитов. Они высасывают все соки. Особенно комары стараются над недотуристами, которые чувствуют себя повелителями стихий только по ту сторону стекла автобуса. Так вот, для города я был как раз одним из таких ребят. Для больших городов я был чужаком. И пока я стоял, привалившись к холодному чугуну, запоздалая усталость от прежней жизни заливала мои ноги бетоном.
Я смутно помню, как потом плелся к дому сквозь желтый шорох листьев, как взбирался по жалобно скрипящей лестнице и как пытался отыскать диван в пыльной темноте. Единственное, что намертво осталось впаянным в мою память – мертвое, чахлое, непрестанное шуршание вездесущей листвы. Гудение ветра в трубах укачивало. Я мгновенно отключился.
***
Дженни… Она смеялась, и ее волосы отливали на солнце осенним золотом. В воздухе кружился пух от столетних тополей. Она танцевала и ловила его руками.
Она звала меня с собой.
Утро я встретил, проснувшись на крыльце, по колено засыпанный листвой и с разводами от слез на щеках. Заорав в унисон с затекшими конечностями, я кубарем скатился на землю.
Это было началом войны.
В течение трех дней я выметал, собирал, жег эти дьявольские листья. В течение трех дней я просыпался на крыльце, у крыльца, в крыльце, но так или иначе заваленный листьями как гребанный еж во время спячки.
И каждую ночь видел Джен.
Это становилось невыносимым. Жгучее чувство одиночества вперемешку с дикой скорбью не давало дышать похлеще запаха гари, который теперь въелся в каждый угол этого дома.
Несколько раз я порывался звонить Эммету, но телефон молчал. По-видимому, старую линию отключили в городе, когда дом стоял в запустении. Тащиться в Нью-Стайлершип мне не хотелось. Одной поездки хватило предостаточно. Знаете, маленькие города не любят чужаков. И чем меньше город, чем больше неприязнь к пришельцам. Теперь вы понимаете, как радушно встретили меня жители. Особенно учитывая репутацию моего нового жилища. Я бы, наверное, не удивился, узнав, что телефон мне вырубили специально.
***
На четвертый день я услышал пение.
На четвертый день изменилось все.
Это началось в полдень.
Печальное и тихое, пение будто текло из самого воздуха, застывшего от зноя. Я перебирал инструменты в сарае, когда оно обволокло меня и заставило подчинится и слушать, слушать, слушать. Язык этот не был похож ни на один язык мира, но каждый, кто услышит его - узнает. Ибо это был тот первородный язык, на котором говорили наши праотцы, на этом языке говорит наше внутреннее Я.
Это было нечто первобытное, давно забытое человечеством, но сохраненное природой, потому что природа не имеет разума, которым можно управлять, она имеет душу.
На этом языке пели листья.
И они рассказали мне все. Ибо деревья – вечные безмолвные свидетели истории. Под их равнодушными кронами совершались убийства, гибли цивилизации и зарождались новые миры.
Яблоневые листья поведали мне о чешуйчатом теле Искусителя, о золотых локонах Евы и падении первых людей, осина – о стоптанных сандалиях Иуды и грубой бечевке, кипарисы – о пурпурном плаще Пилата и палящем зное Голгофы. Тополя, пальмы, терновник, березы…Я слушал их и понимал суть. Некоторые листья не поддавались описанию, ибо были из миров таких далеких и непостижимых, что разум отказывался принимать их. Как они попали сюда – неизвестно никому.
Листва пела еще семь дней.
Теперь я знаю, куда пропал прошлый хозяин этого дома.
Я больше не хочу есть. Мои волосы приобрели соломенный цвет. Кожа стала напоминать сухой пергамент, а ногти и зубы истончились и побурели. Я живу под крыльцом, укутываясь в листву. Я пою вместе с ней и сейчас готовлюсь уснуть. Как и все, кто слышал пение и кому открывалась истина.
Дженни, я иду к тебе.
шшууухх
Каждый вечер, каждое утро и каждый день, проведенные рядом с теми, кто дорог - это немыслимое и невозможное счастье. Увы, что понимание того, какой же я счастливицей была, когда жила вместе с семьей, приходит с непростительным опозданием. Как и сейчас.
Сегодня собирала сумки, складывала вещи и пыталась всеми силами уничтожить подлый комок в горле и дрожь в руках. Всего три недели. Как же мало. А потом - годы жизни в большом городе. Одной.
Питер, как бы я тебя ни любила, но дом я люблю больше. Прости, что только сейчас я поняла. Сердце разрывается от противоборства двух сил: огромных амбиций вместе с планами на будущее и страхами домашнего животного (которым, по сути, я и являюсь). Счет 1:0 в пользу гордости и самолюбия.
Итак, ГУ ВШЭ. Мой Хогвартс на Неве. Жди меня вместе с сентябрем.
ПОСЛЕ ДОЛГОГО УХОДА В ПОДПОЛЬЕ
Опустошена внутри. Как выеденная кунжутная булка в гребаном Макдаке. А что вы хотели еще? После полоумного недо-лета в компании с ЕГЭ и поступлениемна такие трагедии как удар мизинцем об угол смотришь с снисходительной усмешкой престарелого бывалого афганца, но орать об боли и возмущения при этом не забываешь.
…О чем это я?
лол, чуваки, я кажется влюбился
И ПОЭТОМУ
всех, кто думает о несексуальности данного господина,
будут казнены жестоко и анально: 3
оооо Тооm my feeeeellings ooo my sweet prinse ~~
черт черт черт
когда я доберусь до тебя, новый пост?!
Выкладываю всего и понемножку. *пополняется*
Руки чешутся писать дальше :)
ЛИСТВА
- Эй, Майкл! Ты уверен, что хочешь купить этот гнилой сарай? И чем тебе не нравилось жить в городе вместе с нами? – Эммет уже начинал задыхаться от быстрой ходьбы в гору. Я не удосужился ответить ему. Ну не говорить же младшему братцу о том, что я все эти месяцы после смерти Джен чувствовал себя не в своей тарелке. Точнее, я был в тарелке Эммета. Точнее, в чайном потертом блюдце в компании брата, работающего в автомобильном салоне, его жены, которая была помешана на чистоте и фен-шуе, и их общего озабоченного коккер-спаниэля, который метил все, что попадалось в поле зрение его маленьких полуслепых глазенок. Собака ссала – Сью орала – Эммет пил и смотрел бейсбол. Я – страдал. С этими отнюдь не счастливыми мыслями я не заметил, как наконец взобрался на вершину холма под аккомпанемент воплей Эммета, которые становились все тише и жалостливее. Сарай, говорите? В сравнении с тесной и душной квартиркой, провонявшей псиной и благовониями, где мне приходилось ютиться и зализывать раны, причиненные внезапным уходом из жизни любимой женщины, это была настоящая усадьба. Деревянная, в три этажа, она укутывалась в манто из огромных елей и смотрела на лысые холмы бельмами пыльных витражных окон. Грунтовая дорога вываливалась из кованных ржавых ворот и виляла в направлении к крошечным темным точкам на северо-западе. Нью-Стайлершип. Ближайший обитаемый людьми закуток с облезлым супермаркетом и одной улицей с двадцатью стариками, библиотекой и автобусом. Если хочешь выпить теплого пива в компании двух-трех липких лент, заполненных до отказа мухами, под потолком, жесткого бифштекса времен Второй Мировой и послушать древние байки, отдающие пылью и болезнью Альцгеймера - тебе туда.
- Мм-м-ааайкл, - Жаркое пыхтенье догнало меня, дохнуло в спину табаком и отсутствием зубной гигиены и хлопнула меня по плечу, - дружище,. .зачем..так..быстроо-о-о?..
Я повернулся к взмокшему братцу и посмотрел на блестящее от пота рябоватое лицо с темными серыми глазами. Я всегда поражался его жене, Сьюзен, точнее, ее предпочтениям в области мужчин. Уж на что Эммет и был ничего, но рядом с крошкой Сью он мерк и как-то пропадал. Точеная миниатюрная фигурка Сьюзен была создана Господом для подиумов, мехов и бриллиантов. Она должна была блистать на сценах, тонуть в роскоши и богатстве, но… она выбрала Эммета, продавца японских машин с доходом среднестатистического клерка и бывшего полузащитника коллежской сборной по футболу. Именно бывшего, сейчас передо мной стоял потный малый в потертых джинсах и с солидным пузиком, которое мерно колыхалось над ними, каждый раз грозя синей материи полным развалом. Он всегда был чуть неповоротливым и чуть неказистым, мой брат. Я широко улыбнулся в его раскрасневшееся лицо, от души припечатал свою ладонь между его мясистых лопаток, вложив в удар все свои нежные чувства к брату и любовь к собакам и арома-палочкам, проорал – Догоняй, детка Эм! – и бросился вниз, навстречу морю душистых трав и минному полю из кроличьих норок. Негодующий вопль сзади ознаменовал, что Эммет принял вызов и сейчас грузно скатывается с холма вслед за мной. Сухие головки мака и чертополоха били по ногам, трава шершаво лизала джинсы, теннисные туфли черпали кроличьи катышки, семена и мелкие камни, но черт, я был до одури счастлив!
С радостными воплями спустившись вниз, я по инерции добежал прямиком до чугунных ворот, обогнул это кованое недоразумение и затрусил по дорожке прямиком к крыльцу.
Под ногами зашуршала сухая листва.
- Ндаа… Кажется, тебе.. при-деется изрядно. .поо-огнуть свою …ох..костлявую спину, чтобы.. приве-еести эту развалину в.. божеский вид, - обернувшись на голос, я увидел Эммета, который стоял, привалившись к воротам и пытался отдышаться. Видимо, мои надежды на то, что Эм растряс весь свой сухой сарказм по дороге, как вонючее собачье печенье, рухнули. Братца хлебом не корми, дай уколоть собеседника.
Хотя Эммет и был прав (но только в этот раз). Дом, которые вскоре должен будет стать вполне уютным холостяцким гнездом, сейчас пребывал в состоянии крайнего, даже плачевного, запустения. Покосившийся сарай одиноко опирался правым боком на ствол могучей ели, крыльцо кашляло трухой и пылью, если взбираться по нему слишком быстро, чердак стал притоном для тощих ворон, а стены, облепленные птичьим пометом, щерились на путника черными дырами и ржавыми гвоздями. У крыльца была навалена наполовину сгнившая куча листвы. Она заползала под деревянные ступени, выбивалась из щелей и пряно пахла осенним разложением.
Шшшшуууух
Дуновение ветра запузырило мою футболку, дверь жалобно скрипнула, косяки захрустели.
Шшшшуууух
Я отчетливо слышал звук шуршащих листьев, но… Листва оставалась мертвой. Она казалась муляжом, картонной вырезкой на фоне живой травы, и мне пришлось присесть на корточки и дотронуться до прели, чтобы отогнать наваждение. Листья на ощупь казались удивительно мягкими. Они словно дышали. Я зачарованно водил пальцами по их зубчатым краям, голова кружилась от тошного аромата гнили и древности.
- Эй! Чего расселся? Или уже облюбовал себе нору под крыльцом? – Громкий голос брата резко выдернул меня из состояния забытья. От испуга я подпрыгнул, больно ударился головой о перила и с нецензурной бранью скатился на траву под довольный гиений гогот Эммета.
- Ну и надул же тебя Мистер-я-чертовски-хороший-агент-по-продаже-недвижимости! Эта развалина от любого ветерка готова стать кучей досок, - не унимался брат.
- Эм, дом мне НРАВИТСЯ, и я бы НЕ ПОЗВОЛИЛ этому лысому хрену меня ОБВЕСТИ ВОКРУГ ПАЛЬЦА! – я начинал злиться. Я выбрал этот дом САМ, среди десятков других, более комфортабельных и представительных. Каждая новая мысль прочерчивалась в мозге расплавленным скальпелем, перед глазами плясали красные круги, голова пульсировала от боли. К крыльцу я приложился будь здоров, на макушке вырастало нечто подозрительно похожее на внушительную шишку. Странные листья на время вылетели из головы.
- Тогда почему он с таким облегчением всучил тебе ключи от него? Ох и не нравился он мне…
- Его просто не хотели покупать, вот мистер Брейн и был рад мне его продать. Дом стоял в запустении около полугода. Причем прежний хозяин бесследно исчез. По округи начали ползать слухи о НЛО и пришельцах, но, по мне, это сказки, которые любят муссировать эти старики, сидя на крыльце клуба и слюняво жуя вонючий табак. Они так же говорили бы об официантке, сбежавшей в большой город с проезжим байкером или о собаке, которая может считать до пяти. Им вообще все равно, о чем говорить, Эм. Если бы ты всю жизнь прожил в таком захолустье, ты бы тоже в каждом початке кукурузы начал видеть лик Магдалины, а смерть коровы у соседа воспринимал как Божью кару и начало Апокалипсиса.
Эммет хмыкнул.
- Ну и зануда же ты.
Я закатил глаза.
***
Чтобы выпроводить брата, много времени не понадобилось: Эммет, как типичный житель мегаполиса, за чертой города становился до предела брезгливым и крайне нервным. Про мое новое жилище и говорить нечего было: в этом дворце слово «антигигиена» разве что не светилась над крышей неоновыми лампами. С невозмутимым видом выслушав очередные вопли насчет того, сколько миль придется идти пешком к машине и сколько сотен насекомых успеет его укусить за этот нелегкий путь, я с облегчением закрыл за Эмметом ворота.
Алые солнечные лучи уже лизали темную черепицу, и отражение закатного солнца лениво стекало по грязным стеклам. Корявые сосны застыли будто в предсмертных судорогах. Я вдохнул прохладный воздух всей грудью и провел раскрытой пятерней по воздуху. Аромат хвои был так сконденсирован, что казалось, будто можно разрезать его ладонью, как желатин, или стиснуть в ладони. Сосны, ели, елки… Они окружали особняк плотным колючим кольцом, словно терновый венец на голове Спасителя.
Тишина звеняще давила на барабанные перепонки, и я впервые был так свободен и так счастлив.
Знаете, большие города похожи на болотных москитов. Они высасывают все соки. Особенно комары стараются над недотуристами, которые чувствуют себя повелителями стихий только по ту сторону стекла автобуса. Так вот, для города я был как раз одним из таких ребят. Гудящие магистрали не давали мне дышать, липкими кольцами обвиваясь вокруг шеи, бетонные стены стискивали виски, а люди хищными грифами терзали тело. Для больших городов я был чужаком. И пока я стоял, привалившись к холодному чугуну, запоздалая усталость от прежней жизни заливала мои ноги бетоном.
Я смутно помню, как потом волочился к дому сквозь желтый шорох листьев, как взбирался по жалобно скрипящей лестнице и как пытался отыскать диван в пыльной темноте. Единственное, что намертво осталось впаянным в мою память – мертвое, чахлое, непрестанное шуршание вездесущей листвы. Гудение ветра в трубах укачивало. Я мгновенно отключился.
***
Дженни… Она смеялась, и ее волосы отливали на солнце осенним золотом. В воздухе кружился пух от столетних тополей. Она танцевала и ловила его руками.
Она звала меня с собой.
Утро я встретил, проснувшись на крыльце, по колено засыпанный этой треклятой листвой и с разводами от слез на щеках. Заорав в унисон с затекшими конечностями, я кубарем скатился на землю.
Это было началом войны.
В течение трех дней я выметал, собирал, жег эти дьявольские листья. В течение трех дней я просыпался на крыльце, у крыльца, в крыльце, но так или иначе заваленный листьями как гребанный еж во время спячки.
И каждую ночь видел Джен.
Вы знаете, я ОЧЕНЬ долго не писала. Виски зудят от новых идей, глаза - от недостатка времени.
Итак ребята, я наконец таки посмотрела это кино! "Президент Линкольн. Охотник на вампиров". Даже само название заставляет истекать слюнями и радугой: 3. Что тут говорить о создателях! Тим Бертов - ван лав. Он точно не с нашей планеты, я уверена. Смертному с ТАКОЙ фантазией просто разорвет голову от идей, дада. Ну, и вы понимаете, ВАМПИРЫ. Это страсть, которая уходит корнями в розовое детство и год от года становится все сильнее и сильнее. Я не говорю о домашних блестящих зверушках Майер, я имею ввиду безжалостных и отвратительных монстров, которые не знают пощады.
Спецэффекты. Фильм настолько зрелищный, что из зала мы выходили, мыча что-то наподобие ОХОХО. :)
ТОПОР! Топор был, были резня и рубка клыкастых друзей: 3.
Только за один топор уважаемого президента можно целовать Тима и Тимура ВЕЧНО. Это вам не Раскольников тут, здесь все по-серьезному было :)
И, какой фильм обходится без сексуальных вампиров? <3
итак, мне 18
внушительное число, однако
НО!
я не захватила мир
не стала суперзвездой
не получила письмо из Хогвартса
не вышла замуж за Северуса Снегга
не закрыла собой раненого друга от пуль
и у меня до сих пор нет пони
вывод: пока что я какая-то бесполезная
Я давно ничего не писала. Не было времени и… я больше выговаривала, чем держала в уме. Когда много болтаешь, обычно и мыслей нет. Примитивная болтовня ест мозг немилосердно. т.т
Лето. Лето. Лето. И я совсем не рада. Тут много "потому что". И эти "потому что" уж слишком разят пустыми амбициями и дешевым пафосом вперемешку с тяжелой вонью крикливого парфюма. Скажу одно - процесс разочарования заканчивается. Осталось пара тройка процентов до его кондиции. А что потом? БУМ. Смачный, мокрый и громкий. Так обычно взрывается голова.
Самые популярные посты
