21 апреля стал днем, когда мы поняли, что Хэнк Тейлор должен умереть. Да он и сам почувствовал это, как раненная лань чувствует приближение цепочки охотников, когда забивается в самую чащу, обезумев от страха и пачкая задние ноги дерьмом. Решение это не имело никаких предпосылок: было обычное утро с нудным жужжанием мистера Уэла, бормочущего что-то про независимость Америки (храни ее, Боже!), когда Хэнк встал, чтобы выйти помочиться. В сонной тишине класса его шарканье по полу наждачной бумагой драло барабанные перепонки. Шесть лет назад, восьмилетнего Хэнка изрядно пожевал соседский ретривер. Укусы заживали долго и болезненно, а правая нога так и осталась хромой. На половине пути от задней парты правая нога Тейлора своенравно заблокировала путь левой, и под общий гогот Хэнк рухнул на пол. Он поднялся с виноватой улыбкой, долго укрощая строптивую конечность, и эта виноватая улыбка, не шарканье, не чересчур громкое заикание и привычка грызть карандаши, именно эта заискивающе-стыдливая улыбочка стала для нас красной тряпкой. И Хэнк понял это. До двери его сопровождало наше молчание.
С этого момента все, что делал Тейлор, отдавало пыльным запахом обреченности тяжелобольного. И жалость, приправленная сладковатым вкусом отвращения, как к глубоководному животному, выброшенному на берег, белесому и склизкому, доживающему последние секунды в чужеродной среде, заполняла нас. И как в желудке поднимается тошнотворное желание добить морского уродца, так и в нас рождалось первобытное чувство справедливого милосердия. Мы почувствовали азарт. И тогда Крис Смит подал знак. После случившегося я долго размышлял: почему именно Крис? Почему этот неприметный малый с вечной угревой сыпью и чудовищным плоскостопием, держащий под матрасом порнографические журналы, а не капитан футбольной сборной Брайан, постоянный заводила, почему не староста Джефферсон? Наверное, потому, что первых христиан камнями забивали далеко не футболисты. Итак, после занятий в драматического кружке мы гурьбой высыпали на школьный двор, и тогда Крис Смит запустил свой бумажный истребитель прямиком между тощих лопаток уходящего Хэнка Тейлора. Испуганно ойкнув, Хэнк съежился и зашаркал быстрее. А мы молча спустились следом за ним. Охота началась.
И Хэнк побежал. Он рывками бросал тело вперед, сгорбившись, хватаясь руками за воздух и поднимая клубы пыли непослушной ногой. Его попытка бегства была такой же жалкой и нелепой, как бегство таракана от тяжелого ботинка. Поэтому мы дали ему время. Мы хотели играть. Салочки, верно? Любимая детская игра, и взрослые это знают. Поэтому в тот день никто не обратил внимания на толпу школьников, со смехом бегущую за хромым парнем. Когда Хэнк упал возле бакалейной лавки в пяти кварталах от школьного двора, задохнувшись кашлем, мы терпеливо стояли в стороне и ждали, когда он придет в себя, чтобы продолжить. А когда за углом показался мистер МакДугалл, Эшли, отделившись от толпы, подбежала к Хэнку и помогла подняться. Знаете, иногда жертвы ошибочно принимают вежливость и участие за милосердие, и глаза Хэнка наполнились надеждой и благодарностью, которые растворил в себе первобытный ужас, когда Эшли ласково пропела ему на ухо:
- Беги, Хэнки-Бенки! Беги, пасхальный кролик!
И хохот пятнадцати молодых глоток сожрал хриплый вой отчаянья.
Хэнк Тейлор жил еще два квартала и три перекрестка, так и не успев добежать до дома. Это случилось возле окраинного моста. Хэнк вдруг остановился, горестно всплеснув руками, как древняя плакальщица, и рухнул лицом в послеполуденную пыль. Он лежал и не шевелился, а мы зачарованно смотрели, как ветер погребает его под слоем дорожного мусора. Даю руку на отсечение, мы бы проторчали там до вечернего чая, смотря и смотря, как Хэнк превращается в пыльную куклу, если бы Смит не вывел нас из транса. Хищно ощерясь, он поднял первый камень. И игра началась снова.
Мы играли, пока солнечные лучи не стали пламенем лизать подошвы ботинок. Мы играли, пока руки не окрасились цветом заката. Мы играли, пока Хэнк Тейлор не стал предзакатным отсветом на утоптанной земле. С наступлением сумерек мы отпустили морского уродца обратно в воду.
Тэйлор упал в речную жижу с глухим плеском, ненадолго спугнув лягушек и прочую болотную нежить. Мы возвращались домой.
В смерти Хэнка обвинили цыган, которые жили за чертой города в трейлерах и самодельных шалашах. При отсутствии виноватых мы осуждаем тех, кого обвинить удобно, верно? Миссис Тэйлор, висящую в гостиной с вывалившимся языком и мокрыми ногами, обнаружил молочник через три дня после похорон. Мистер Тэйлор переехал в Огайо, не оправившись от двойной утраты. Все шло своим чередом.
Майское солнце нещадно палило в окна актового зала. Премьера «Сна в летнюю ночь» должна была состояться только на день Независимости, но миссис Браун была непреклонна до фанатизма. Мы уныло шаркали по сцене, когда из оркестровой ямы вылетел бумажный истребитель, больно клюнул меня в висок и спикировал на правый ботинок. Стоявшая рядом Эшли с видом ох-уж-эта-малышня подцепила носком кроссовки самолетик и, как заправский футболист, рывком ступни отправила его на левую ладонь. И тут же выронила с криком ужаса и неверия. На разлинованных крыльях неуверенным и прерывистым, как и походка обладателя, почерком, были выведены слова:
« Бегите, кролики »