ㅤ

— Эй, Лидия! Это что, из-за аварии?
— Нет, Прада укусила меня.
— Твоя собака?
— Нет, моя дизайнерская сумочка. Да, моя собака.

"Волчонок".

— Вот! Идеально подходит.
— Ну, не знаю. Мне кажется, синий больше подойдет.

"Волчонок".

Мизинец… одни только боги знают, в какую игру играет Мизинец.

Джордж Р. Р. Мартин , "Игра престолов".

Те, кто играет в престолы, либо побеждают, либо умирают, середины не бывает.

Джордж Р. Р. Мартин , "Игра престолов".

— Вам очень недостает отца, я знаю. Лорд Эддард был смелый человек, честный и преданный… но игрок совершенно безнадежный. — С помощью ножа он отправил зернышко в рот. — В Королевской Гавани есть два вида людей: игроки и фигуры.
— И я была фигурой? — Санса боялась услышать ответ.
— Да, но пусть это вас не тревожит. Вы еще наполовину ребенок. Фигурой может быть как мужчина, так и девица — даже тот, кто полагает себя игроком. — Он съел еще одно зернышко. — Например, Серсея. Она считает себя хитрой, но на деле очень предсказуема. Ее сила заключается в красоте, происхождении и богатстве, но по-настоящему ей принадлежит только первое из этих благ, да и его она скоро лишится. Жаль мне будет ее, когда это произойдет. Она жаждет власти, но когда получает ее, не знает, что с ней делать. Все люди чего-нибудь да хотят, Алейна. И зная, чего хочет тот или иной человек, вы получаете понятие, кто он и как им управлять.

Джордж Р. Р. Мартин , "Буря мечей".

— Братья ненавидят Ланнистеров, это верно, но между ненавистью к королеве и любовью к королю есть большая разница, так? Сир Барристан любит свою честь, великий местер Пицель любит свое дело… а Мизинец любит Мизинца.

Джордж Р. Р. Мартин , "Игра престолов".

Человек, притворяясь, забывает, что маска прирастает к коже, а после врастает и в мясо. Исключений нет, какой бы чужеродной и временной маска ни казалась поначалу.

Дмитрий Емец, "Карта хаоса".

I lived a lot of different lives,
Been different people many times.
I lived my life in bitterness
And filled my heart with emptiness.

Don’t want to live in fear and loathing,
I want to feel like I am floating
Instead of constantly exploding
In fear and loathing.

И когда он пытался вообразить себе счастье, которое он мог найти на
земле, если бы девушка не была цыганкой, а он священником, если бы она
любила его, а Феб не существовал на свете; когда он думал о том, что и для
него могла начаться жизнь, полная любви и безмятежности, что в этот самый
миг на земле есть счастливые пары, забывшиеся в нескончаемых беседах под
сенью апельсиновых дерев, на берегу ручья, осиянные заходящим солнцем или
звездной ночью, что и он с ней, если бы того пожелал господь, могли быть
такой же благословенной парой, — сердце его исходило нежностью и отчаянием.

Она! Везде она! Эта неотвязная мысль возвращалась непрестанно, терзала
его, жалила его мозг и раздирала его душу. Он ни о чем не сожалел, ни в чем
не раскаивался; все, что он сделал, он готов был сделать вновь; он
предпочитал видеть ее в руках палача, нежели в объятиях капитана, но он
страдал, — он страдал так невыносимо, что по временам вырывал у себя клочья волос, чтобы посмотреть, не поседел ли он.

Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери".

— О девушка, сжалься надо мной! — продолжал священник. — Ты мнишь
себя несчастной! Увы! Ты не знаешь, что такое несчастье! О! Любить женщину! Быть священником! Быть ненавистным! Любить ее со всем неистовством, чувствовать, что за тень ее улыбки ты отдал бы свою кровь, свою душу, свое доброе имя, свое спасение, бессмертие, вечность, жизнь земную и загробную; сожалеть, что ты не король, не гений, не император, не архангел, не бог, чтобы повергнуть к ее стопам величайшего из рабов; денно и нощно лелеять ее в своих грезах, в своих мыслях — и видеть, что она влюблена в солдатский мундир! И не иметь ничего взамен, кроме скверной священнической рясы, которая вызывает в ней лишь страх и отвращение! Изнемогая от ревности и ярости, быть свидетелем того, как она расточает дрянному, тупоголовому хвастуну сокровища своей любви и красоты. Видеть, как это тело, формы которого жгут, эта грудь, такая прекрасная, эта кожа трепещут и розовеют под поцелуями другого! О небо! Любить ее ножку, ее ручку, ее плечи; терзаясь ночи напролет на каменном полу кельи, мучительно грезить о ее голубых жилках, о ее смуглой коже — и видеть, что все ласки, которыми ты мечтал одарить ее, свелись к пытке, что тебе удалось лишь уложить ее на кожаную постель! О, это поистине клещи, раскаленные на адском пламени!

Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери".

Создание, представленное очам моим, было так сверхчеловечески прекрасно, что могло быть послано лишь небом или адом. Она не была обыкновенной девушкой, созданной из персти земной и скудно освещенной изнутри мерцающим лучом человеческой души. То был ангел! Но ангел мрака, сотканный из пламени, а не из света.

Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери".

А я — я ношу тюрьму в себе. Зима, лед, отчаянье внутри меня! Ночь в душе моей!

Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери".

— Умоляю тебя, — закричал он, — если в тебе есть сердце, не отталкивай меня! О, я люблю тебя! Горе мне! Когда ты произносишь это имя, несчастная, ты словно дробишь своими зубами мою душу. Сжалься! Если ты исчадие ада, я последую за тобой. Я все для этого совершил. Тот ад, в котором будешь ты, — мой рай! Твой лик прекрасней божьего лика! О, скажи, ты не хочешь меня? В тот день, когда женщина отвергнет такую любовь, как моя, горы должны содрогнуться. О, если бы ты пожелала! Как бы мы были счастливы! Бежим, — я заставлю тебя бежать, — мы уедем куда-нибудь, мы отыщем на земле место, где солнце ярче, деревья зеленее и небо синее. Мы будем любить друг друга, мы сольем наши души и будем пылать вечной жаждой друг друга, которую вместе и неустанно будем утолять из кубка неиссякаемой любви!

Виктор Гюго, "Собор Парижской Богоматери".

Трудно говорить с человеком, которого давно не видел, но и молчать с ним нелегко. Особенно трудно, когда у тебя есть много чего ему сказать и ты не имеешь ни малейшего представления, как это сделать.

Кен Кизи, "Порою нестерпимо хочется…".