Снегири ожидают доставку снега за игрой в города.
Сегодня ты уезжаешь. Это последняя ночь, когда ты ещё в том же городе, что и я. До этой зимы мы виделись только один раз на моём Дне Рождения /это было чудесным подарком/ и 2 года назад на Дне Рождения моей лучшей подруги. За эти две недели мы виделись… давай будем без цифр, не в них счастье… достаточно часто.
Ты даже не знаешь об этом, но за это время я научилась у тебя двум важным вещам: великодушию и стремлению узнавать новое. Эти встречи сложились в эфемерный, но невероятно прочный мост из одного года в другой. Словно ты подал мне руку и помог выйти из кареты. Я наступаю своими туфельками на мостовую, и огромный сказочный мир вдруг предстаёт перед глазами. Помнишь, как вчера ты говорил, что не узнал мелодию из Золушки, сказав, что это мелодия из заставки про ядерную войну? Тиканье между аккордами можно расценить по-разному и кто-то слышит в нём бомбу, а кто-то часы, оповещающие полночь.
Любая полночь, даже самая звёздная, превращается в рассвет, пронизанный солнцем.
Я заключила с самолётами соглашение, по которому они не падают, бережно перенося тебя, а за это я не буду гасить ночник, чтобы они видели путь. В аэропортах всегда жуткий ветер, из-за этого поднимаются воротники, а руки опускаются в карманы, перебирая всякую мелочь, случайно или специально обретшую здесь покой. У меня в куртке до сих пор лежит билет в кино, зачем-то я зажимаю его в ладонь, проводя пальцами другой руки по холодному боку самолёта. Сегодня Туманный Альбион опять протянет тебе руку, и вот эта рука, я дотрагиваюсь до неё без грусти или сожаления, без агрессии или отчуждения. С тёплым пониманием: ты должен улетать. Я схожу на лениво скрипящую под моими ботинками траву, дохожу до ближайшего дерева и сажусь под ним.
Отсюда я пишу тебе прощальные слова и делаю наброски спящего самолёта. Бог рассыпает неслышно на небе добрую горсть звёзд, то ли блестящих, то ли перемигивающихся друг с другом. Ночевать под зимним небом чудесное занятие. Я пускаю бумажные самолётики в небо, и они теряются в созвездиях или просто застревают в кроне дерева. Этот январь не принёс снег, он даже не считает себя виноватым, только ходит возле самолёта и что-то насвистывает, смотрит на небо, придумывает свои созвездия, а иногда машет мне рукой. Я поднимаю шарф до самых глаз, игры во всепобеждающих ниндзя вечны, но сейчас я просто согреваюсь. Карандаш скользит по бумаге, я стараюсь писать очень красиво, а получается… что-то определенно получается.
Рассвет заспанным солнцем поднимается в небо, становится еще прохладнее. Январь уже не свистит, он разговаривает с самолётом о дальних странах. Я рисую в блокноте твоё лицо. Когда в следующий раз я поднимаю глаза, день играет среди деревьев. Суетятся на взлётной полосе люди, и где-то среди них приветливый и не поддающийся панике пилот, а ещё ты. Становится тихо-тихо, затем спиралями въедается в тишину шум работающих турбин, самолёт разбегается и взлетает. Январь меряет взлётную полосу шагами, уверяя меня, что скоро станет совсем тепло. Запутавшаяся ночью в ветвях моего дерева бумажная эскадрилья берёт тот же курс, что и ты. Я слежу за ними, пока они не растворяются в солнечном свете.
Приятного тебе перелёта.
Есть только одна вещь, которую я хочу, чтобы ты знал, я люблю тебя.
И там было 283 шага, между прочим.