С гордоподнятым факом

можно забыть первую любовь, но всегда будешь помнить человека, который тебя первый раз вмазал.

Разноцветные таблетки, разноцветные глаза, чтобы мир мою улыбку никогда не отобрал

я бы гордость свою спрятал себе за пазуху,
опрокинул бы рюмку крепкого коньяка.

и спросил бы тебя: люди такие разные,

почему ты влюбилась в этого
мудака?

раз в пять минут кто-то точно замрет и умрет.
и во мне постоянно, похоже, клокочет боль каждого.
остановите, пожалуйста, мой последний в бездну полет,
ну, хоть кто-нибудь, слышите?
слышите? слышите?
да нихера вы не слышите.
ладно, неважно.

Кто-то умер от
«передоза»,
Доведя до инфаркта мать.
Кто-то выйти не смог из
наркоза.
Только мы продолжали
дышать…
Кто-то верил, что люди-
птицы,
И упал на асфальт из окна.
Чья-то плоть в зверских
лапах убийцы
Был заживо сожжена.
Кто-то спал, но не смог
проснуться,
Запятнавши в крови
простыню.
Кто-то к Богу устал
тянуться
И скрутил из веревки
петлю.
Каждый миг чьи-то души
взлетали
В поднебесную звездную
гладь.
Люди медленно умирали…
Только мы продолжали
дышать.

Просто когда мы оба сорвемся,
Ты потом будешь жалеть…

А я буду ждать следующего срыва.

ветер скулит, или я по тебе скулю,
у февраля с ветрами проблемы нет.
я зарекалась не рифмовать на "лю",
черкала строчки, на "лю" у меня запрет
и так не хватает кофе и сигарет,
это все чушь конечно, я потерплю..
черт подери, опять вылезает "лю".

да я слаба, не зря же я слабый пол,
в слове "скучаю" - остатки моей души,
мне бы тебя прочесть и подальше, в стол,
но ты, не читай мой бред, лучше сам пиши,
что-нибудь о погоде, о том, что мир
не перестал вращаться и жизнь идет,
я здесь - домашний зверь городских квартир,
ты там не знаешь даже про слово "лед",
а я ледяными пальцами вывожу,
каждую букву памяти о тебе…
врач бы сказал, что я просто сума схожу,
это не странно, скучно же в феврале.

а на картинках лето. внутри мороз.
за это, спасибо отдельное февралю,
то ли диагноз, или пока прогноз..
черт, зарекалась же не рифмовать на "лю".

липкий трах в туалете под быстрым - еще не любовь,
пять дней работы и два выходных - уже не жизнь.
пока ты был занят делами, на руках у тебя умер твой бог.
кому молиться теперь? вспомни номер барыги, сорвись.
возьми впрок на несколько тыщ.
оправдай свой эгоизм невозможностью терпеть.
вспомни, что бог твой мертв и не перед кем отчитываться впредь.
жгут в узел.
иглу в вену, зелье в себя, и вот ты уже обблёваный с порваной рубашой на пузе,
пустой, с глупой улыбкой на сухих губах.
свет ослеплчет, человечество грузит,
но ты шагаешь в тот бар, где часто слышится Бах
из дешевых колонок.
ты достал лучшую личную преисподню со своих полок,
и зима как бы подыграла тебе, забрав любимых без причин.
не залечить теперь шрамов, не стереть наколок,
ты болен, серьезно, вот зеркало, смотри.
всё, что у тебя теперь есть - это твой блядский ад и дорогой героин.

нет потребности - ни в просьбе и ни в мольбе,
нет потребности ни в доме и ни в приюте -

Господь - двадцать третий год торчит на кислоте.
и ему бесконечно мерещатся глупые люди.

В такие ночи сходят с ума или пишут бывшим,
Кричат в подушку так, что никто не слышит.
Именно в эти минуты-часы всевышний
Находит чуть поважней дела.

В такие ночи ломают судьбы и антресоли
И, онемев от внезапно разросшейся в сердце боли,
Плачут так долго,
Что в воздухе пахнет солью.

здравствуй моя хиросима

держи чистосердечное

я буду любить тебя всю зиму

а зимы тут бесконечные