Letters for...

Девятое января, десять вечера.

Для меня поет Юи. В комнате светло, как в офисе - осенью тусклые пузатые желтые лампы сменили на белые, неуютные, к которым я долго не могла привыкнуть.

Даже, кажется, ревела как-то вечером из-за них. Дура.

Итак… Позади первый день учебы после почти двухнедельного отдыха - зимних каникул. Никогда ещё не ощущала так остро, сидя на уроках, что хочу вернуться домой, спрятаться от людей, перестать думать о своих действиях, пичкать голову тем, что не волнует и не взволнует никогда.

Весь вечер думаю о том, что хочу взяться за новую работу. Огромную, трудную работу, которую я представляю себе в самых общих чертах - почти уверена, что не закончу её, брошу после второй главы, и вообще нужно заниматься тем, что уже начато, но… О, черт. Черт. Как же хочется.

Сказать больше и нечего особо, писать - не о чем, незачем.

Разве что… Напомнить самой себе, что Вьюи существует, и иногда сюда можно писать какую-нибудь чушь - когда накатывает. Совсем редко.

Такие дела.

Двадцать первое июля, половина второго ночи. Окна зашторены, в комнате горит свет, где-то в глубине квартиры шатается неспящая мама и успешно меня раздражает.

На вечер понедельника куплены билеты.

Уже во вторник я буду в родном городе - огромном, кипящем жизнью - совсем одна, абсолютно свободная. Ограничивать мои действия должна будет только какая-то эфемерная ответственность - не знаю такую, знать не хочу, идите куда дальше. У меня дыхание перехватывает, когда понимаю: слезу с поезда, покину вокзал - и передо мной все дороги, ведь у меня с собой будут и документы, и деньги. Ищите меня потом, соклько влезет, мечтайте о дочке/внучке/племяннице, которая задается целью состряпать себе достойное будущее - такой я все равно никогда не буду, потому что съемная комната, полудурки-соседи и малооплачиваемая скучная работа в чокнутом коллективе привлекают меня больше всех этих успешных карьер, отдыха в Турции летом, хорошей, крепкой семьи™ и прочего, прочего.

К слову, хорошая, крепкая, благополучная семья™ - вообще в представлении моем сродни кошмару. Супруги рядом не потому, что друг друга любят, а потому что вместе нормально, вместе легче выживать, вместе легче заботиться о детях. Детях, которых все отчего-то задаются целью в этой жизни наплодить. Потом супружеская пара усердно создает иллюзию того, что испытывает к своим выродкам какие-то чувства, и очень скоро эти чувства действительно возникают, ведь быть хорошей матерью™ и замечательным отцом™ - это чудесно, просто чудесно. После нескольких лет совместной жизни и рождения первого/первых детей нервы сдают, самовнушение не работает, как должно, и люди начинают друг друга перевоспитывать, перекраивать, переделывать. Какого хера вы вместе вообще, если не устраиваете друг друга такими, какими вы являетесь?

Унесло меня куда-то.

Сумку пойду собирать, короче.

Двадцать третье июня. Пять утра. Черные тени за окном окрашиваются в синеву и светлеют. Ещё не ложилась, сна ни в одном глазу.

Двадцать первого ездили за город. Все у нас как всегда. До восьми родители на работе, так что в десять, кое-как собравшись, мы таки приехали к искомому пруду.
Они уже были там раньше. Понравилось. Захватили меня, тетю и бабушку - снова поехали. Сосиски жарили, пили, ели. Подкармливали хлебом, сыром и подостывшим позднее мясом кошку. Глаза у неё были странные - слепая, наверное. А ещё хвост обрублен.
Папа рыбачил. Поймал маленького карпа - он не больше моей ладони был, поменьше даже. Мне рыбу стало жаль. Уговорила отпустить - все равно не съедим такого малюсенького, так пусть живет. Надеюсь, у рыб нормальная регенерация, или что там у них вообще, и его горло - у рыб есть горло? - заживет.
Я сидела у самой воды на неудобном складном стульчике без спинки. Книжку читала. "Маракотова бездна". Прочитала не много, потому что постоянно переводила взгляд на озерную гладь и зависала так минут на двадцать.
Видела цаплю три раза. Один раз - когда только подъезжали к озеру. Второй - уже на озере, но она летела высоко-высоко, и я не рассмотрела её толком. В третий же раз она летела совсем низко, над самой водой, и я увидела всё-всё. И тонкие поджатые лапы, и перья на больших крыльях, и клюв тонкий.
Ещё в камышах рядом постоянно кто-то шуршал. Вытягивала шею, пыталась узнать, кто же там, но - безрезультатно.
В дороге - и туда, и обратно - музыку слушала. Одни и те же песни на повторе.

А родители сегодня опять туда поехали, с какими-то своими знакомыми. Меня звали. Отказалась, хотя и давала себе обещание выползать из города при любой возможности.

Дома жарко. Сижу под вентилятором.
Заявку одну на OP one string fest исполнила. Луффи/Нами же, этакий дженогет. Хотела ещё отписать посты сегодня, но так и не смогла себя заставить. И "Шоколад" хотя бы немного продолжить - тоже не смогла.
Ещё пробовала рисовать Шинью. Бросила через две минуты. Итог - один лишь правый глаз. Ну, зато вышел он совсем-совсем похожим, будто из манги вырезан.

Такие дела.

Думаю скоро компьютер выключать. Глаза устали.

Шестнадцатое июня, двадцать три ноль ноль на часах. За окном серовато-лиловые летние сумерки, закатное солнце играет янтарем в окнах школы напротив - как-никак, совсем скоро самый длинный день в году.
Кра-со-та.

К тетушке после предыдущей записи я действительно пошла, и домой, вобщем-то, вернулась только вчера. За плечами несколько новых впечатлений.

Клубнику первую собрала на даче. Она вкусная-вкусная и красная-красная, неправильной формы, совсем не такая, как в рекламе.
Ну и ладно.

А ещё пару дней назад гроза была. Все так, как и полагается: небо серое, каежтся, ниже висит, чем обычно; молнии желтые-желтые и быстрые-быстрые - только выцепишь одну змейку глазами, как она, сверкнув, извивается по тучам и исчезает, оставляя после себя лишь белый след. Да и тот, впрочем, через пару мгновений пропадает, так что молнией полюбоваться не получилось.
Я ведь, как дурочка, всю грозу проторчала на балконе - незастекленном, продуваемом всеми ветрами, и дождь косой хлестал меня по щекам, холодил кожу.
Классно было.

Две вещи ясно запомнились: одна особо причудливая молния и… птицы.

С молнии начну. Была одна такая змейка… Длинная-длинная, она прочертила весь небосвод от запада до востока и была параллельна горизонту. А как после громыхнуло-то! Я стояла на чертовом балконе, опиралась сухими локтями на мокрые от дождя деревянные перила и чувствовала себя героем каменного века - никаких громоотводов, только ты и стихия.
Здо-ро-во.

Сейчас - о птицах. Издалека они были жутко похожи на летучих мышей, если честно. Такие вот городские чижи. Летали под самым небом, высоко-высоко, и совсем не боялись молнии. Мне все казалось, что вот-вот в кого-нибудь из них опасная змейка ударит. Но она не ударила.
И в один момент я подумала: как, наверное, замечательно ловить крыльями ветер и лететь-лететь-лететь к облакам, потом - стремительно пикировать вниз, стряхивая с перьев дождевые капли, и вновь взмывать ввысь, к молниям и грохоту, который там, наверху, в десятки, нет, в сотни раз сильнее!
Чижи, наверное, свободнее даже пиратов.
Так-то.

Сегодня десятое июня, и сегодня со мной что-то очень странное происходит.
Это, наверное, все книг влияние.
Книг, без сомнения, и, может быть, совсем немножко - лета.

Хочется куда-нибудь в деревню. Из серого города в паре часов на машине к солнцу, к теплому ветру, к зеленой траве и пыльным ступням после гуляния на лугу босиком. Хочется просыпаться рано-рано в залитой солнцем комнате, вскакивать с такой жесткой и такой мягкой постели, умываться ледяной водой из умывальника, надевать какое-нибудь легкое платье, непременно длинное, непременно свободное и непременно простое белое или с ярким цветочным рисунком. Хочется долго-долго расчесывать волосы щеткой перед зеркалом и оставлять их распущенными. Никакой обуви - снова босиком, по шершавым ступенькам потемневшей от времени деревянной лестницы на первый этаж со второго. Там уже непременно кто-нибудь будет, тетушка или бабушка, и завтрак там тоже будет, и непременно простой-простой и вкусный-вкусный. На столе будет свежее молоко и ледяная вода, такая ледяная, что зубы непременно заломит, но я все равно буду её, потому что теплое деревенское молоко просто отвратительно на вкус, так-то.
И ещё будет работа. Полвика каких-нибудь грядок, так, чтобы все ноги измазались в темной влажной земле по самые коленки. Или не поливка, а прополка, чтобы вытребовать у взрослых коврик и каждые пять минут на него откидываться, потому что спина после года в городе устает жутко. А позже, ближе к осени или хотя бы к середине лета, работа будет совсем другая, потому что поспеют ягоды и фрукты на плодовых деревьях.
И будет, наверное, очень здорово вставать на табурет и срывать мягкие плоды, сжимать их пальцами чуть сильнее, чем нужно, так, чтобы сок потом тек по всей руке и капал на землю с локтя. И капли эти будут в тысячу раз вкуснее сока в магазине, потому что в них - лето. А ещё здорово будет с гордостью оглядывать огромную плетеную корзину, в которой лежит твоя работа, и лопаться от распирающего грудную клетку счастья, яркого, как солнце в полдень.
И побеги на речку или озеро будут. И по утрам, когда холодно, и днем, когда ожоги, веснушки и духота, и вечером, когда мерзкие комары. И наблюдение за лодочками-кувшинками будет, и за лягушками зелеными-зелеными тоже.
И подъемы с кровати посреди ночи будут, конечно, потому что когда, если не сейчас, можно сбежать, почувствовать и насвегда отпечатать в памяти запах травы, земли, клубники на грядках? Клубника на грядках ведь, безусловно, пахнет совсем иначе, чем клубника, купленная в городе.
А ещё будут вреднючие гуси, которые щиплют за игры, и громкие куры, которых кормить после жизни в городе - почти за счастье.
Ещё будут грозы, и темное низкое небо, и запах свободы, пронизывающий воздух, и свет с неба, перед готорым благоговеешь. И грозы эти встречать непременно нужно на лугу, зарывшись в полевые цветы и жесткую траву, так, чтобы слышать, как в точно таком же трепете замолкает природа, и раскаты устрашающие и завораживающие тоже слышать.

В общем, странное со мной что-то.
Пойду, до тетушки схожу.

Двадцать третье мая. Шестой час вечера.
Ужасно себя чувствую. И спать немного хочется.

Без лирических отступлений - пост о Море.
О том самом море, что шипит, волнуется мелкими барашками волн при ветре, плещет горечь на берег, пленяет своей силой, умиротворяет душу.
На море все, наверное, хотят. Пройтись босиком по мягкому светлому песку, подставить бледные плечи под солнечные поцелуи, подумать ни о чем и обо всем сразу, глядя в его синюю даль - чем курортные городишки у теплого моря не воплощение Рая на земле?

И я тоже на море хочу, конечно.
На другое, правда.
На Северное.
На холодные скалистые берега, к темным пенистым водам и свободному светло-серому небу.
Вот чтобы проснуться в выходной, простоять под теплым душем час, надеть теплую толстовку и любимые кеды; погреть руки о чашку чая за завтраком и поежиться от залетевшего на маленькую кухню сквозняка. Тоста с джемом до обеда хватит, так что скоро будет можно, прихватив плеер, бежать на задний двор - где, разумеется, растет парочка вялых подсолнухов - за велосипедом. Крутить педали, вдыхать ветер, остановиться у большого платана у узкой тропинки, чтобы дыльше, к скалам, пойти своим ходом. И плеер можно будет убрать, потому что вот здесь-то, на тропинке, уже город шипящий плеск волн заглушать не будет.
Северное море… завораживает.

Надеюсь, увижу его во сне.

Второе апреля, время близится к четырем часам дня.
Погода за окном по-прежнему отвратительно-хорошая.
Занятия прогулены.
Итак, вторая запись в моем дневнике.

То, что я читаю последние несколько лет, принято называть второсортной литературой.
Первосортная, второсортная… Глупости какие.
Хорошая литература для меня - истории, заставляющие… Жить. Чужими днями, чужими чувствами - своих собственных-то нет, и книга, подарившая мне смех или слезы, - великая книга.
Но сейчас не об этом.
Разговор о так называемой второсортной литературе я завела вот почему: в ней нет места старым рамкам. Добротным таким, стареньким рамкам, уродливым и невероятно крепким.
Обычно мне кажется, что мир, в котором я живу, современный мир, абсолютно свободен.
Свободен… Ха. В нашей Рашке недавно утвердили закон, в котором была такая формулировка как "пропаганда гомосексуализма".
Пропаганда. Гомосексуализма.
Ну-ну.
Когда джентльмен долбит в зад леди - это норма, а когда другого джентльмена все в тот же зад - извращение. Ок.

Хорошо мне запомнился один из комментариев к новости о принятом законе на каком-то левом сайте: "Скоро будут наказывать за пропаганду карих глаз, наверное".
И действительно.
С этим же рождаются. Как с карими глазми, как с синими глазами, как с темной кожей.

" По состоянию на декабрь 2008 года гомосексуализм в 77 (по другим данным — в 86) странах мужеложство преследуется законом, в восьми из которых гомосексуальные отношения караются смертной казнью, а в девяти — пожизненным заключением" - подсказывает мне любезная Вики.

Свободный мир, никаких старых рамок.
Как же.

Печально все как-то.
Пойду посплю.

Двадцать девятое марта. За окном - чертово солнце, отвратительно-ясное небо, лужи, плюсовая температура.
В моем дневнике - первая запись.

Надо бы рассказать о себе, о том, зачем был заведен дневник.
Только… Не хочется как-то.

Мне нравится, когда меня называют Мэл. От старого - Меллори.
Так что Мэл и буду.
А о себе рассказывать не нужно вовсе - с каждой записью все сильнее раскрываться буду.

Поздравляю себя с началом дневника.
Так-то.