Замкнутый круг

Я твое повторяю имя
по ночам во тьме молчаливой,
когда собираются звезды
к лунному водопою
и смутные листья дремлют,
свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
пустотою из звуков и боли,
обезумевшими часами,
что о прошлом поют поневоле.

Я твое повторяю имя
этой ночью во тьме молчаливой,
и звучит оно так отдаленно,
как еще никогда не звучало.
Это имя дальше, чем звезды,
и печальней, чем дождь усталый.

Полюблю ли тебя я снова,
как любить я умел когда-то?
Разве сердце мое виновато?
И какою любовь моя станет,
когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я,
как ромашку, ее обрывая!

главое не погружать себя в ебаное уныние

главное хоть как-то держаться

хоть "как-то"

почувствовать во сне чувство влюбленности

встать и охуеть

странно, что во сне чувств испытываешь больше чем наяву

просыпаешься утром не помня где ты, и как тебя зовут, и слышишь по телевизору свое имя (хорошо что не в розыске) и сразу вспоминаешь где ты и что ты

Говори и ты,
говори последним,
скажи свое слово.

Говори —
но не отделяй нет от да.
Вложи и в свое слово смысл:
вложи в него тень.

Вложи в него вдоволь тени:
столько,
сколько, по-твоему, вкруг тебя роздано
полночи, полдню, полночи.

Оглядись.
Видишь: все живо кругом —
при смерти! Все живо!
Есть правда в слове, когда в нем тень.

Но место, где ты стоишь, сжимается…
Куда ты теперь, без тени, куда?
Вверх. Ощупью. Становясь
протяженней, неразличимей, тоньше!
Тоньше: нитью
для звезды, что хочет спуститься
и плыть внизу, там, где видит
она свое мерцанье: в зыби
текучих слов.

Наступает рассвет я люблю тебя в жилах моих
еще ночь
Я всю ночь смотрел на тебя
Мне так много еще предстоит угадать
Я в спасительность сумрака верю
Он вручает мне власть
Окутать любовью тебя
Разжечь в тебе жажду
Жить в глубинах моей неподвижности
Твою сущность раскрыть
Избавленье тебе принести и тебя потерять
Днем невидимо пламя.

Ты уйдешь и откроются двери в рассвет
Ты уйдешь и откроются двери в меня.

Я мертв, потому что у меня нет желания;
У меня нет желания, ибо я верю, что обладаю;
Я верю, что обладаю, ибо не пытаюсь делиться;
Пробуя делиться, убеждаешься, что ничем не располагаешь;
Понимая, что ничем не располагаешь, пробуешь отдать себя;
Пробуя отдать себя, убеждаешься, что ты сам ничто;
Понимая, что ты сам ничто, желаешь осуществиться;
Желая осуществиться, начинаешь жить

Страшнее нет — всю жизнь прожить
И на ее краю
Как рeзкий свет вдруг ощутить
Посредственность свою

Как будто ты не жил
Соль мира не глотал
И не любил, и не дружил
А только дни терял

Как будто ты существовал
В пол-сердца, в пол-лица
Ни бед, ни радостей не знал
Всем телом, до конца

И вот — поверь глазам
Как соль стоит стена
Ты был не тот, не сам
И словно соль — вина.

Щас я более чем уверенна, что все сдам, куда хочу поступлю и все будет как надо.

В глазах разлили ртуть
И задыхаются зрачки
Давай попробуем уснуть
Мне наплевать, почем сегодня эти дни
Которых даже не вернуть
Ненавижу окраины города
Их унылых домов многоточия
На окраинах раненых вспороты
И висят на столбах обесточены
Паруса из людей кем-то сотканы
Капитан убежал вместе с крысами
Окруженный подводными лодками
Наш корабль готовится к выстрелу
От звезды до звезды за мгновение
Отрицая мир внешний и внутренний
Люди ищут людское спасение
Все же меряя время минутами
А в ответ на дрожание провода
Непонятное "да" из динамика
Ненавижу окраины города
Их молчание. Паника, паника

В феврале снегом больше не пахнет.

А ты, рви, закрывай все ходы.

Танцевать завтра будем украдкой-

Кричать, падать в слоеные злые миры.

Закрывать от людей, может хватить бояться?

Не уйду, обещаю.Ты только не ври.

В твоих серых глазах рисовали сугробы,

Они белые, точно, как мы.

В волосах снежно - белых тонули мечты,

Они слишком объёмные для пустоты.

Это вечное чувство ненужности связанное с тобой
Я всегда выбираю ступень по крепче, ремень по туже,
Что б держал всю обойму невысказанных слов,
Той что расстреливали писателей 1937-ой зимой,
За которой следует пустота.
Это вечная гонка на выживание с самим собой,
Я выжженная мишень, дотла истертая темнота.
Мне всегда не хватает времени заставить себя поверить,
Что больше не должна я ждать твой прилив и заканчивать не начав.
Растеряв по дороге строчки, как разлив из кувшина теплого молока.
За ней по дороге блестят следы от блестящего пепла её молодой стопы.
Ты яростно говоришь и хохочешь, а потом застываешь вдруг замолчав.
Измотав себя до обледенения ты куришь и нервно поглядываешь
В запотевшее и мутное, как льдом покрытое стекло.
Тебе в стекле бы увидеть землю и ее кишащие барахло.
Это не объяснить словами, оно трется об меня,
Как мешок с гвоздями и они вылазиют из-под него.
Они трут столь больно, что даже свинец кровоточит,
Что железо плачет от боли.
И мне больше незачем прикасаться к нему.
Я вытру колени от пыли, молча встану, не разворачиваясь уйду.

все мои силы сводятся к нулю и дневному лежанию на кровати и смотрению в потолок.

Пока живешь, никаких приключений не бывает. Меняются декорации, люди приходят и уходят - вот и все. Никогда никакого начала. Дни прибавляются друг к другу без всякого смысла, бесконечно и однообразно. Время от времени подбиваешь частичный итог, говоришь себе: вот уже три года я путешествую, три года как я в Бувиле. И конца тоже нет - женщину, друга или город не бросают одним махом. И потом все похоже - будь то Шанхай, Москва или Алжир, через полтора десятка лет все они на одно лицо. Иногда - редко - вникаешь вдруг в свое положение: замечаешь, что тебя заарканила баба, что ты влип в грязную историю. Но это короткий миг. А потом все опять идет по-прежнему, и ты снова складываешь часы и дни. Понедельник, вторник, среда. Апрель, май, июнь. 1924, 1925, 1926.
Это называется жить.

пиздец.