TRISTIA

Я не понимаю людей, отрицающий такой светлый праздник.

Богохульство же.

Глава 17. Неприятная неожиданность.
Когда я проснулся, было уже за двенадцать часов. Не спеша, я встал с кровати и по привычке подошел к окну и снова открыл его. Ветра совсем не было, но улицы уже пропитались весенним теплом. Весна почти взошла на трон и вовсю руководила природой. Тихий двор почти был заполнен зеленью, птицы тихо распевались под старым карнизом дома, солнце пригревало все сильнее, а людей почти не было на улице.
Почувствовав себя наконец-то хорошо за эти дни, я решил нормально позавтракать. Зайдя в кухню и открыв холодильник, я почти ничего толкового так и не нашел. Дня три я уже не ходил в магазин и ничего не покупал. Пришлось сварить кофе и съесть один маленький тост. На удивление я был сыт.
Дело шло к часу дня, как внезапно я вспомнил о просьбе Тома. Я пошел за телефоном, набрал его номер и развалился на диване. Трубку парень не брал, и я слегка начал волноваться. После неудачных попыток дозвониться до Тома, я набрал его домашний номер. Долго в трубке были гудки. Я уже хотел отключить телефон, как женский голос сказал вяло и безжизненно «Алло». Это была мама Тома - Гордана. Странная женщина. Она была некрасива и измученна жизнью, в глазах ее уже давно не горел огонек. Совершенно она не желала ухаживать за собой, но голос ее всегда был звонок и счастлив. Ее муж, отец Тома, слишком жестоко обошелся с ней. Теперь Гордана не желала жить вообще. Я насторожился.
-Здравствуйте, тетя Гордана! Это Андреас. А я могу поговорить с Томом?
В трубке заплакали и тихо всхлипывали. Мне стало не по себе. А если что-то случилось с Томом?
-Гордана, что-то случилось? – растерянно произнес я.
-Да, да, Анди. Случилось!!! – воскликнула она страстно, - Том… Он вскрыл себе вены! Андреас, что же теперь делать!? – женщина снова зарыдала в трубку и прибавила:
-Приезжай, скорее! - и в трубке послышались короткие гудки.
Том порезал вены? Не может быть! Вот почему он хотел, чтобы я позвонил ему. На думы времени не было, нужно ехать.
Я вскочил с дивана, взял куртку и понесся к семье Тома. Он жил относительно не далеко, автобуса я ждать не стал. На душе стало как-то холодно и противно, сжалось сердце и пронеслись тысячи плохих мыслей в голове. Вокруг меня закружил ветер. Он нежно ласкал меня и шептал что-то странное, иногда, резко и внезапно он порывом ярости кричал на меня и развевал на мне одежду, чуть позже он воем умолял меня вернуться обратно, просил, рыдал. Для чего все это? Почему меня так манит и пугает ветер? С какой выгодой он останавливает меня?
Пройдя через большую торговую ярмарку, вдали проспекта виднелся дом Тома. Дом этот был построен не так уж и давно – лет пятнадцать назад. В нем было девять этажей, он был некрасив и вычурен: слишком много модерна, спутниковых антенн, кондиционеров и всего того, что не вписывалось в красоту этого старого района Берлина. Наконец дойдя до «пункта назначения», я остановился, и в меня вселилась надежда. Ведь Гордана сказала «Том вскрыл вены», она не сказала «Том умер». Все может кончиться хорошо. Он не мог покончить жизнь самоубийством! Я бы мог, а Том не такой легкомысленный как я.
Пришлось пересилить себя и подняться в квартиру. На лестничной клетке было тихо. Все будто замерло, поникло, потерялось во времени, застыло. И все мое тело провалилось в неприятном томлении. Я нажал на звонок. Дверь мне открыла мать моего друга – вся заплаканная и измученная.
-Проходи, Андреас. Заходи сразу в квартиру.
Я, ни слова не сказав, зашел в квартиру и решил, что Том в ванной.
-Он в ванной, - крикнул женский голос, снова зарыдав.
Меня повергло в шок то, что мне пришлось видеть. Я застыл в проходе и даже на мгновение перестал дышать. Пальцы мои задрожали, губы слегка разжались, глаза распахнулись еще шире от удивления и какого-то страха. Мой друг лежал на полу в ванной, весь перепачканный кровью и сморщившийся от боли. Одежда на нем еще не высохла, ванная была полна красной водицы. В его правой руке было маленькое лезвие, левая рука была обезображена порезами, на ней не осталось живого места – все было в крови. Гордана стояла сзади и тихо всхлипывала, приговаривая что-то себе под нос. В ее дрожащих руках был платок, которым она не успевала вытирать слезы, катившиеся из ее глаз. Я простоял, не двигаясь, около пяти минут, я не мог насмотреться и не мог поверить. Том, этот сильный слабый человечек… его больше нет!? Как же так? Я не знал и не думал, что он сможет сотворить такое из-за меня. Только меня нужно здесь винить, только меня.

Мать робко взяла меня за руку и отвела в сторону:
-Анди, могу я тебя попросить? Там в другой комнате лежит брат Тома - Марк. Я не в силах его успокоить и все объяснить. Я начинаю беспрестанно рыдать. Ты можешь оказать мне эту услугу? – заплетающимся языком шептала она.
-У Тома есть брат? Ну, я попробую…
Я зашел в маленькую комнату, обклеенную яркими обоями и заполненную мягкими игрушками. Марк лежал на кровати, зарывшись в одеяло, изредка посматривая в мою сторону. Я прикрыл дверь, подошел к мальчику и присел на корточки. Я никогда не испытывал любви к детям, мне не хотелось играть с ними, быть все время рядом. Я даже не мечтал о том, чтобы у меня когда-нибудь была куча детей, и я с ними постоянно бы играл. Мне это не нужно. Я считал себя очень молодым и многообещающим, и мне не хотелось никак связывать себя детьми. Но, увидев мальчика, я подумал, что не так уж это и плохо. Лицо его отличалось от внешности Тома. Уже в этом возрасте у него были отчетливо видны скулы, глаза играли ярким бирюзовым цветом, губы были не такие тонкие, они были полные и ярко розовые, щечки мерцали мягким румянцем, а волосы были пушистые и темные, как шоколад. Маленький мальчик заулыбался и протянул к моему лицу пухлую ручку. Его пальчики дотронулись до моего носа и тут же нырнули обратно под одеяло. То, что он сделал, доставило ему массу удовольствия. Тут же тихо, но звонко детский голосок спросил:
-Ты кто?
-Я Анди, с этого момента твой друг, если хочешь.
-Да, да, да! Хочу, хочу! – звонко и весело прозвучал голосок Марка, - а угадай, как меня зовут?
Я решил пойти на хитрость и еще больше развеселить мальчика:
-Хм… Дай подумать. Наверное, тебя зовут Марк?
-Да ты волшебник! – удивленно сказал малыш, - давай играть! Ну, давай сыграем, Волшебник!!!
Я согласился и залез к мальчику на кровать.
-Я хочу играть в желания. Я буду загадывать, а ты исполнять! Хорошо, Волшебник Анди?
-Ага.
-Я хочу, - начал мальчик и задумался, - поиграть с твоим носом, можно?
-Но ведь я ничего не исполняю, - улыбаясь, возразил я.
-Ну и что, это не главное, - и мальчик снова дотронулся до моего носа.
С этого момента я полюбил Марка и всех детей на свете. Какие-то силы привязали меня к этому комочку, и мы продолжили игру.
Какие только он не придумывал желания! Я даже всех не запомнил. Такие детские заковыристые идеи срывались с его уст, что я невольно удивлялся. Заняты мы были около часа – все играли и играли. Мальчик немного устал и охладил свой пыл. Внезапно он задал мне вопрос, на который ответить было невозможно:
-Волшебник, а Том умер?
Я помрачнел и не знал что ответить. Голова наполнилась разными мыслями, сказками, притчами. От безысходности я сказал, что пришло в голову первым:
-Нет, Марк. Том не умер. Он превратился в бабочку и еще ночью улетел в лес, - «идиот», - подумал я.
-Том стал бабочкой? – радостно закричал мальчик, - А я смогу его найти?
-Думаю, нет. На свете столько похожих бабочек! И ведь ты не знаешь, какой бабочкой стал твой брат.
Малыш задумался и запрокинул голову назад.
-А я тоже хочу стать бабочкой! – капризно произнес он.
-Рано или поздно все мы становимся бабочками. Но тебе еще совсем рано. Ты проживешь яркую жизнь и тогда станешь бабочкой.
Мальчик полностью удовлетворил свое любопытство и снова пальцем дотронулся до моего носа.

—А я могу случайно стать бабочкой?
Господи, столько вопросов! Просто голова кругом.
-Да, сможешь, если не будешь осторожен. Но тогда это будет очень больно и мучительно.
-Откуда ты все знаешь!? – залепетал Марк и обнял меня за шею. Я тоже его обнял и чуть не заплакал. Мне показалось, что я безумно полюбил этого мальчика. Я очень хотел, чтобы такой комок вопросов жил со мной.
-Мне пора, Марк. Слушайся маму, - улыбаясь, сказал я.
Мальчик в ответ заулыбался и помахал мне рукой.
Закрыв дверь и выйдя в прихожую, я сразу помрачнел и увидел Гордану.
-Не говорите ему, что Том умер. Всегда говорите: он в лесу. Марк думает, что он бабочка. Это лучше моралей о смерти, поверьте мне. Уж я то знаю, что такое потерять близкого человека…
Я сказал это тихо и вышел из дома. Весна уже совсем взяла в руки краски…
Мне не хотелось разыгрывать целую трагедию из смерти моего друга, я на удивление ничего особенного не чувствовал, просто внутри было какое-то волнение, как перед первым выступлением в Берлине. Я помню, тогда было много народу и все кричали название нашей группы. Мне было семнадцать, и я сильно переживал. Никогда мне не приходилось выступать так масштабно. Я помню, как начались первые аккорды, взятые Ю, и внутри все задрожало, запело, я сам начал петь. Девушки громко орали, кровь переполнялась адреналином, голос переставал дрожать, и все раскованней я двигался на сцене. Что-то меня тогда защищало, какая-то пелена. Возможно это моя маска надменности и гордости, которая с каждым концертом все сильнее прилегала к моему лицу. Я не забуду того времени, мы много чего натворили за те пять лет, много пережили. Я искренне жалею, что все так случилось, теперь я понимаю какая для меня это потеря.
И все же о Томе я думал с каждой секундой меньше и меньше. Быстро вернувшись домой, я метнулся на кухню, нашел какую-то вкусняшку, забежал в спальню, взял айпод, одеяло, завернул в гостиную и плюхнулся на диван, укутываясь в одеяло. О, Боже, как хорошо тогда мне стало. Я наконец-то смог отдохнуть. Вскоре я заснул, сам этого не заметив.

Сегодня наичудейснейший день! Просто прекрасный.

Утром меня разбудило солнце. Затем в Москве потемнело, и пошел небольшой дождик.

Я договорилась с Эммой и Настей пойти погулять, раз уж на улице значительно потеплело. И пока мы сидели в кафешке, на улицу вышло солнце! И решение было однозначным: ГУЛЯТЬГУЛЯТЬГУЛЯТЬ!

Пока я шла на встречу, то пронаблюдала такую картину: идет парень и тащит к мусорному баку нечто объемное жухлого, коричнего-зеленого цвета. За ним спешит девушка и тоже что-то тащит, но уже в пакете. Я не обратила на это внимание, но потом поняла, почему на них косились прохожие. Парень тащил елку!!! Представляете!? А девушка тащила какие-то картонки. Лично мы елку в феврале разбирали. Времени все не было. Ну а это уж! А потом я увидела еще один след Нового Года: одно из окон в одном из дворов до сих пор украшено нарисованными снежинками и снеговиком. У нас очень ленивая страна.

Вот у нас потеплело. И все, абсолютно все кинулись менять шины. И папа поехал. Кого из прохожих не послушаю все о шинах говорят.

Ох как тепло-то сегодня! Перед пасхой так хорошо. Вот уже и улицы подсохли, и даже жарко стало. Но вот если зайти во дворы: снегу и воды очень-очень много. Просто всемирный потоп!

И кстати о Пасхе. Сегодня же все идут освещать куличи, яйца. Очень много людей с корзинками мы видели. В них лежат куличи и яйца, накрытые светлым полотенцем. Это так приятно видеть. На самом деле я очень трепетно отношусь к своей вере и рада, что так много людей соблюдают традиции своего народа, своей религии. Пасха - один из самых свелых праздников православия. Это прекрасно. И когда кто-то утверждает, что не празднует/ не считает этот праздник важным, я готова бросить стул в этого "человека".

Светлой вам Пасхи!

Со вчерашнего вечера с неба льется дождь. И всю ночть шел дождь. И весь день идет дождь. Наверное, это ангелы со всего мира слетелись над Москвой и решили исправить здесь свою нужду.

Я очень люблю свой класс. Мы самые хорошие дети на свете. Это все, что есть в моей жизни, это самый светлый уголок моей памяти - мой класс.

Не буду говорить, что мы дружные! Мы таки не дружные. У нас есть как и везде свои группы, слои, "сословия". Но это не доходит до абсурда. Все общаются друг с другом, все ладят, стараются сохранять теплые отношения. Но если чужаки начинают наезжать на одноклассников, мы вцепимся в глотку и разорвем недруга на клочья. Мы не терпим затирок. Каждый будет защищать другого. Это наше правило.

Спросите, есть ли у нас в классе активист и изгой? Есть.

Но только вот активистов много, а изгой один.

В активе класса большая его часть. Все держатся за мнения друг друга, при этом отстаивая свое. Защита идет полным ходом. Многие стараются слушать собеседника или участвующего в споре.

Что касается изгоя, то я могу сказать одно: лишь некоторые издеваются над ним, считают этого человека другим. Остальным побоку. Нам он не мешает.

Вот нас тридцать два человека. Много, да? А у нас статус гимназического класса. По хорошему я бы убрала семнадцать человек. И вот тогда бы и получился настоящий гимназический умный отборный класс. Но нет.

А если на чистоту, то наш класс в школе самый чистый . Это значит следующее: в классе все русские. Понимаете? ВСЕ. В то время как в школе в каждом классе есть по три-четыре "туриста". Я даже не беру в счет нашего Леню (он еврей). У нас, конечно, муть такая: хохлы, белоруссы, поляки (я) и т.д. Но все славяне.

Этим я беспрестанно горжусь!

И я люблю свой класс, потому что я знаю этих людей уже девять лет. Они самые лучшие.

Сидела, навеяло.

Где-то люди только встают,
А где-то только ложатся спать.
Мыслям найти не могу приют,
Вертятся, как юла, опять.
Где-то сейчас светит солнце во всю,
Москва прямо сейчас ложится во тьму,
Во "Владике" люди идут на работу,
А я беспокойно жду субботу.
Вот я взбиваю свою подушку,
Беру с молоком свою старую кружку,
Забираюсь под одеяло
И шепчу: "Как я устала".
С аэропорта доносятся звуки,
Самолеты вылетают снова в Кентукки.
Думаю я о добром сне,
Но не уснуть мне…

Глава 16. Отходняк.
Когда Том вел меня до дома, было около двух часов ночи. Темень была страшная. Мое сердце часто билось, не успевая перекачивать всю кровь. Это все кокаин. Голова была как в тумане, руки онемели, какое-то тепло разливалось с ужасной силой по моему телу. Изредка Том дотрагивался до меня, пугаясь, что я вдруг упаду. Его прикосновения были несмелыми, легкими, боязливыми. Но я был адекватен, я все понимал, все чувствовал, только изредка проваливался в бездну странных ощущений, будто тебя раздирают на части. Дыхание было размеренным, а мысли – несобранными.
Мы подошли к моему двору, как парень схватил меня за руку и прошептал:
-Зачем ты так поступил со мной?
Я был ошеломлен. О чем он? Испуг проснулся во мне. Что же мне ему сказать… Он ведь о Лене, точнее о том, что я ему сказал вчера.
Пульс мой стал еще чаще, дыхание стало отрывистым, тело снова обмякло, и я почти падал. Так и получилось. Не проконтролировав свои силы, я упал перед Томом на колени и зашептал дрожащим голосом:
-Не надо, не надо… забудь это, умоляю. Мы теперь никто друг другу. Том! Я люблю тебя и не могу это скрывать. Но так нельзя! Что-то говорит мне, что так поступать не надо. Ничего не говори… только посмотри на меня, Том. Мне больно. Ты сам говорил, чтобы я не мучил тебя и себя. Так уходи же! Уходи!!!
Парень смотрел мне в глаза, которые были полны слез. Он не издал и звука. Присев рядом на корточки, Том протянул руку к моему лицу. Как только слезинка покатилась из моих глаз, парень сразу вытер ее.
-Не плачь, тебе не идут слезы. Иди домой, завтра все само собой разрешится. Просто позвони мне утром, обещаешь?
Я положительно покачал головой. Любовь снова вспыхнула во мне, я снова ощутил скрежет внутри, еще раз сердце начало давить мне на ребра и легкие, опять я с трудом мог дышать. Том встал и быстро ушел. Мне оставалось только идти домой и переживать всю боль заново.
Я вошел в квартиру, дошел до кровати и сразу упал на нее. О, Боже. Опять эта жгучая боль в сердце, опять эти стоны внутри. Казалось, во мне разрываются тысячи атомных бомб, будто ножи втыкали в меня. Невольно я вспомнил Лену, ее глаза, запах, голос, ее малолетнее тело, те прекрасные ощущения на этой кровати. Я хочу снова быть рядом с моей любимой!!!
Как только я подумал об этом, живот свело, и голова закружилась. Жгучая боль совсем пропала, только легкие сжались, и катастрофически не хватало воздуха. Любовь убивает изнутри и нападает внезапно… Может легче умереть, чем жить?
Полночи меня мучила боль. Я кричал и стонал так громко, что даже соседка Агнета, старая милая женщина, любившая меня как сына, стучала в дверь с криками «Что случилось?» или «Андреас, ты жив?».
Ночь была длинная, мучительная, она будто смотрела на меня томным взглядом, то вдруг жалела, то посмеивалась надо мной. Сердце сжималось и разжималось, отдавая неровный такт, уже тихие стоны срывались изредка с моих губ, голова немного освободилась от железных оков и я наконец-то смог нормально дышать. Первое время я жадно и часто вдыхал воздух, стараясь заполнить легкие до предела, потом силы кончались все быстрее, и я дышал все реже по своей воле.
Ночь доживала свой последний час, утро наступало ей на пятки, прогоняя темные силы обратно в ад. Тучи на ночном небе стали рассеиваться, лучи солнца протискивались не спеша, не торопясь, стараясь не будить горожан Берлина. Именно в это прекрасное, удивительное и завораживающее время боль совсем отпустила меня в негу утра, и мне захотелось спать. Тело начало расслабляться, проваливаясь в кровать, веки смыкались незаметно, и я заснул очень крепко и сладко на удивление себе самому.

Одна из моих любимый и развратных глав. Главное - не впечатлиться!

Глава 15. Случайные связи.
Вечером того же дня, я пошел в клуб, где можно было спокойно купить наркотики, которые мне были необходимы сейчас. В том месте, куда я пошел, было много наркоманов и пьяниц, было много лесбиянок, геев, проституток. Вообщем, «отпадное» местечко. Я бывал там только два раза с одним моим другом наркоманом. Ему нужна была большая доза героина, он ее использовал за один раз и умер от передозировки. Сам я наркотиками не увлекался и старался меньше бывать в таких местах. Но сейчас это была вынужденная мера.
Я почти пришел к тому месту, как внезапно узнал в кучке наркоманов Тома, который громко смеялся и был бледен как смерть. Я решил пройти мимо, не говоря ни слова; мне было жалко Тома и себя. Мы оба попали в одну и ту же ловушку, в которой только один выход.
Зайдя в клуб, мне в нос ударил запах алкоголя и каких-то курительных смесей. Все, кто там находились, были или пьяны, или обкурены, или просто валялись без чувств.
Я зашел в маленькую комнату, где продавали наркоту. Долго я думал, что лучше, и, в конце концов, взял проверенный кокаин. Отойдя подальше, я начал вдыхать наркотик, наслаждаясь каждой секундой. Выйдя из комнаты, я ощутил прилив сил и все вокруг начало меня веселить, радовать, смешить.
Я захотел выпить чего-нибудь и пошел к бару. Я не хотел что-то типа мартини, мне нужен был крепкий напиток, но и водку я пить не собирался. Я так ничего и не выбрал. А кокаин тем временем делает свое дело. В голове начало мутнеть и все приобрело такой милый вид: все эти ублюдки казались мне милейшими созданиями, которых непременно нужно обласкать. Отойдя от барной стойки, я заметил девушку, нюхавшую в сторонке кокаин. Мне захотелось подойти к ней. Я почувствовал небывалое влечение, небывалый взрыв гормонов в моем теле.
-А меня Андреас зовут, - слащавым голосом произнес я.
Девушка повернулась ко мне и посмотрела на меня серыми красивыми глазами. Пожалуй, это все, что было красивого в ней. Кожа на лице была желтая и вся в рубцах, губы были вялыми и некрасивыми, волосы были выкрашены в ужасный красный цвет и собранны в хвост. Но я был под кокаином, тогда для меня она была красавицей.
-Дженна, милый. Что ты хочешь?
Сам того не ожидая, я сказал ужасную фразу:
-Тебя.
Она хитро заулыбалась и повела меня в странную комнату. Мы зашли, Дженна заперла дверь и развернулась ко мне лицом, расстегивая при этом блузку:
-Ты действительно этого хочешь? – шипя, как змея произнесла она.
-Да, да. Я хочу тебя, Дженна…
Я говорил не то, что думал. Мной управлял наркотик, желание забыться. Она посмеялась в ответ и повалила меня на диван. Когда девушка разделась, она подошла ко мне, наклонилась и сказала:
-Ты не передумал?
-Нет! Нет! – кричал я, быстро раздеваясь.
Дженна удивленно смотрела на меня, и как только я потянул ее к себе, она умоляюще спросила:
-Зачем тебе это надо? Ты не соображаешь, что делаешь! Посмотри на меня! Ты видишь мое тело?
Я провел рукой от ее груди до вагины и прошептал:
-Так надо… Иди ко мне.

Девушка поддалась и через минуту я уже лежу на ней и целую. Я рукой схватил Дженну за грудь и жадно присосался к ней. Она кричала и обнимала меня. Ее руки были не так нежны, как руки Лены. Они просто сжимали меня и делали мне больно, а Лена прикасалась будто шелк. Вскоре я опустился ниже ее живота и начал языком ерзать по вагине, заставляя тем самым Дженну кричать. Она издавала хриплые стоны, голос ее был прокурен, движения скованны. Девушка умоляла прекратить, но вскоре сама захотела большего.
-Продолжай! Продолжай, глупец!!! – протянула яростно девушка.
Я приподнялся и принялся исполнять ее желание. Как только я вошел в Дженну, она схватила меня своими слабыми руками и придавила к своей груди. Наши губы соединились. Никогда я еще не испытывал такого наслаждения от поцелуя. Что-то щелкнуло в моей голове. Страсть проснулась под действием наркоты. Я начал движения тазом, принося себе и девушке массу удовольствия. Она стонала так сладко, так громко, что я начал двигать тазом еще быстрее, чувствуя, как мне хорошо. Случайно перед глазами возникла картина, когда мы с Аленой занимались любовью. Тогда все было так невинно, так приятно, что это доставляло массу удовольствия. Я и сейчас его получал, но все было так пошло и безумно, что хотелось бросить это нечистое дело. Я, не прерываясь, думал только о Лене, только о ее теле, о ее глазах, о ее ласках. Кокаин растряс во мне чувство любви, которое я так хотел забыть… Что-то еще раз щелкнуло в моей голове, и я окинул взглядом Дженну.
Тело Дженны беспрестанно выгибалось и часто дышало. Мне было удивительно хорошо и приятно. Дженна улыбалась, смеялась и все так же часто дышала. Я гладил ее тело руками и целовал в грудь. В тот миг она была прелестна… Но действие кокаина заканчивалось, пелену с моих глаз смывало и я увидел с кем мне пришлось заниматься сексом. Упругое молодое тело сменилось на неприятное тело тридцатилетней, грудь, которая казалась мне прекрасной, стала обвисшей, смех, который был звонок и заразителен, превратился в хриплые стоны. Я с ужасом смотрел на «красавицу» и удивлялся себе.
-Сколько тебе лет, Дженна?
Она сконфузилась, открыла глаза, улыбка сошла с ее губ, лицо стало безобразным.
-Мне тридцать шесть лет, Андреас. Я же предупреждала…
Я, опустив глаза, слез с дивана и сказал тихо:
-Что это сейчас было?
-А тебе, сколько лет? – сказала женщина, подождав с минуту.
-Мне? Мне двадцать два…
Она повернула голову ко мне и попросила уйти.
Я быстро оделся, извинился перед Дженной и, жутко сконфузившись, пошел прочь.
В клубе все также громко играла музыка, наркоманов стало только больше, я видел все эти жадные взгляды в сторону порошков или шприцов. Все эти люди были потеряны в своих желаниях, мыслях о наркотике. Одна девушка даже кричала от счастья и радости при виде экстази в ее руках. В шоке я проходил мимо этого сброда людей. Признаться, я был шокирован собой, я был вне себя от своих же действий! Опустошающий вопль был внутри меня, что-то раздирало горло и легкие, едкий запах кальяна врезался мне в нос и заставил остановиться. В одно мгновение меня пронзил страх и боль. Я чудовище, все, что я наделал – ужасно.
Как только я вышел из пошлого места, то сразу увидел ту компанию, в которой был Том. Один наркоман подбежал ко мне и начал приставать. Он не хотел денег, ему нужен был я. Без слов парень начал расстегивать мои штаны, почти залезая под трусы. Кокаин еще не совсем растворился в моей крови, и я был как в тумане. Я совершенно ничего не понимал. Наркоман прислонил меня к стенке, а мои глаза закрылись сами собой, и я безразлично поддавался на все движения передо мной стоящего. Только сердце отдавало бешеный такт, и только оно заставляло меня что-то чувствовать сейчас, только этот орган предлагал мне жизнь. Тело мое совсем обмякло, стало совсем как мешок, оно не признавало никаких прикосновений. Кокаин – страшная вещь.
-Что ты там копаешься? – спросил знакомый голос.
Кто-то совсем близко подошел к парню, раздевавшего меня. Удивление сорвалось с чъих-то уст, и мягкий знакомый голос тихопроизнес:

—Андреас? Это ты? Отойди, Франк.
Руки Тома застегнули мои джинсы и слегка потрясли меня за плечи.
-Том, чего ты там возишься? Трахни его и все!
-Заткнитесь, ублюдки, я его знаю, - крикнул парень стоящим сзади наркоманам. Затем он обратился ко мне:
-Ты живой вообще? Пойдем, я доведу тебя до дома… Да ты под кокиком! Ты нюхал кокаин?
Я не в силах был что-то сказать, и после небольшой паузы я закрыл руками лицо и заплакал. Том дотащил меня до первой скамейки и сел рядом сам. Тут я совершенно отошел от действия «кокика» и открыл глаза. Парень, которого я любил, смотрел на меня озабоченно, часто дыша.
-Ты как себя чувствуешь?
-Плохо, тело ломит, голова кружится. Дерьмо короче, - протянул я жалобно.
-Это нормально. И давно ты так «отдыхаешь»?
-А ты? А что ты там делал? Том, неужели ты так из-за меня?
Парень затих. Его дыхание стало едва слышным, он опустил глаза и, не ответив на мой вопрос, сказал:
-Я тебя до дома доведу, хорошо?
Я промолчал.

Какие мои самые светлые воспоминания? Хм… Очень трудно сказать, ведь столько радости и горечи есть в нашей жизни, что зачастую выделить что-либо особенное сложно.

Я что-то сейчас шла домой с учебы и увидела ручеек, который тек вдоль тротуара. Сразу же я припомнила, как мы с отцом каждую весну пускали кораблики. Это было очень давно, еще на старой квартире. Он делал дома из белой бумаги маленькие кораблики, и мы выходили на улицу. Недалеко была ровная дорога, плавно идущая вниз. По ней часто бежали ручейки, и вот, когда становилось теплее, мы пускали такие судна и бежали рядом с ними.

Сейчас сижу, вспоминаю все это, и такое умиротворение на душе… Я все еще душой там, в том дворе, на той улице. Не могу расстаться в такими местами. Родными местами.

И, наверняка, вам трудно представить насколько это необыкновенное чувство - вспоминать о плывущем кораблике белого цвета…