Страх дает крылья.

— Скажи, Дживс, ты всегда был таким или это пришло неожиданно?
- Что, Сэр?
- Твой ум. Серое вещество. Ты был выдающимся ребенком?
- Моя мать считала, что я сообразительный, Сэр.
- Это ни о чем не говорит. Моя тоже так считала.

ночью шумят усталые поезда.
мне почему-то грустно порой за них.
знаешь, сегодня сгорела моя звезда,
чтоб ты почувствовал этот проклятый стих.

Свечей на торте больше, чем должно было быть, но я не могу сосчитать. Джон замирает, и я замираю, сразу за его плечом.
- Кто бы ты ни был там, наверху, передавай привет Джулии, Стью и дяде Джорджу. И сделай так, чтобы я был первым. Первым из всех, и не видел их смертей.
Да, я хочу быть первым.

— Хочешь правды? Ладно, слушай. Я хотел тебя поиметь ещё с Гамбурга. Уж не знаю, потому ли, что мне хотелось взять верх над тобой, или я просто долбанутый извращенец. Но мне хотелось. И сейчас хочется. Ради этого я вынужден даже терпеть твой доводящий меня до белого каления характер и все твои стервозные высеры. И чтоб меня черти драли, если это не любовь, МакКартни.

– Да, кстати. Мне понравилась эта заунывная слащавенькая мелодия, которую ты не так давно с недовольным видом бренчал.
- Так и запишем, - киваю я. – «Джон Леннон невероятно любил заунывные слащавенькие мелодии, которые с недовольным видом бренчал Пол МакКартни, а так же…»
- «… а так же его задницу, которая была приятна изнутри», - смеясь, заканчивает он.

— А почему нет? Заменить одну задницу другой – это не такая уж проблема.
- Я пробовал заниматься этим с женщиной. Это не то, - шепчет он мне в ухо.
- И в чём же разница?
- Твоя задница гораздо приятнее изнутри.

— Я просто не знаю, как мы с ним будем в одном номере, - продолжает Джимми. – Может быть, я поживу с Полом…
- Нет! – неожиданно резко перебивает Джон. Настолько резко, что у Джимми Никола глаза выкатываются на лоб.
- Я имел в виду, что…
- Я сказал нет, Джим. С Полом в номере живу я.

Мне уже почти не стыдно. Каждый раз, когда мой внутренний голос начинает с ехидцей подмечать, что мне нравится, когда меня имеют в зад, я со своей фирменной улыбочкой «милого битла» отвечаю ему, что да, мне нравится, когда меня имеют в зад. Что уж тут поделаешь. Кому-то нравится шоколадное мороженое, кому-то – коктейль «пинаколада», а кому-то нравится, когда его имеют в зад. Как говорил персонаж фильма «Некоторые любят погорячее» - «у каждого свои недостатки».

— Джонни, золотко, прямо по коридору, потом первая дверь направо, - отвечает Риччи.
- Нашёл, как объяснить человеку с топографическим кретинизмом, - резюмирует Джон.
- О господи, Рич, отведи его в туалет! – кричу я Риччи, который уже скрылся в кухне.

— Считай, что это тебе, Джонни, - тихо говорю я.
Он поднимает на меня глаза. Кажется, я вижу в них слёзы – или я всё ещё пьян?
- Мне? – тихо спрашивает он. – Даришь?
- Да. Дарю. Забирай, она твоя.
- Будешь петь её завтра?
- Она есть в программе.
- Жаль, что ты не сможешь сказать, что это мне.
- Да. Не смогу. Публика будет крайне удивлена, если я сделаю это.
- Да. Хоть они и французы – всегда может найтись тот, кто знает английский. Но мне всё равно будет приятно. Я буду знать, что это мне.
- Тебе, Джонни, - говорю я, и в этот момент мне самому становится ужасно жаль.
Жаль, что я не смогу сказать, что это ему.

— Ты привлекательный, это лучше, чем непривлекательный, - смущённо объясняет Юрген.
Железная логика. Воистину немецкая. Привлекательный – это действительно как-то получше непривлекательного, и не поспоришь.

_

…Всё время, пока Джон находится в Испании с этим педерастическим говнюком, я напиваюсь каждый вечер. Один раз я напился с Джорджем, выманив его на попойку под видом игры в бильярд («Макка, ты пьяница, я больше никуда с тобой не пойду» - сказал мне на следующий день наш тихоня), другой – напился на вечеринке с каким-то комиком – восходящей звездой этого жанра. Комик был родом из Ливерпуля, и мы довольно быстро нашли общий язык.

привет, море, это снова я.
я понимаю, мы в ссоре,
но прости меня!
привет, море, приюти меня.
я надеюсь, вскоре
я встречу тебя.
привет, море, пишу тебе опять,
не верится,
но мне так не хочется тебя терять.

привет, море, играют слова.
привет, море, ты свело меня с ума.

взяв микрофон и сдерживая смех,
я вскрикнул, уподобившись мерзавцу:
— а эту женщину любил я меньше всех!
и указал на брошенную пальцем.

она стояла посреди толпы:
толпа смеялась, потирая руки!
я видел, как меняются черты
ее лица от поглотившей скуки.

я наблюдал спокойный, добрый взгляд;
в ее глазах блуждало безразличье
к безумцам, что кусают и шипят —

.. я меньшился от этого величья.

ушла она
под угасавший смех
больной толпы.
а я стоял и мялся;

ведь эту женщину любил я больше всех.
но по сей день ей в этом не признался.

Это Моран в полевых условиях. У Морана розовые щечки.

«Обаятельное, умное и доброе лицо наемного убийцы.
Из серых глаз задумчиво смотрит военный пиздец».

У меня к тебе укоренившееся чувство нежности,
Синдром абсолютной верности,
С которым я свыкся,
Как со сменой времени года на осень.
Ты бросишь
Несерьезно,
Что зимой жить не хочется - холодно.
Но моему сердцу без тебя голодно,
Так что живи, милая,
А я буду греть пальцы губами, ладонями,
Чтоб тебе было вечно лето, то одно,
После которого во мне обосновалась зависимость,
Слепая видимость
Счастья, которое бьется глубоко в груди.