слышишь?

что тебе рассказать? не город, а богадельня.
всякий носит себя, кудахтая и кривясь.
спорит ежеутренне, запивает еженедельно,
наживает долги за свет, интернет и связь.
моя нежность к тебе живет от тебя отдельно,
и не думаю, что мне стоит знакомить вас.

в моих девочках испаряется спесь и придурь,
появляется чувство сытости и вины.
мои мальчики пьют, воюют и делят прибыль –
а всё были мальчишки, выдумщики, вруны;
мое сердце решает, где ему жить, и выбор,
как всегда, не в пользу твоей страны.

мне досталась модель оптического девайса,
что вживляешь в зрачок – и видишь, что впереди.
я душа молодого выскочки-самозванца,
что приходит на суд нагая, с дырой в груди,
«нет, не надо все снова, Господи, Господиии».
Бог дает ей другое тело – мол, одевайся,
подбирай свои сопли и уходи.

постепенно вхожу в леденящую душу реку, по колени свело жестоким холодом ноги,
так бывает - откроешь душу "близкому" человеку,
но зачем людям души?
они не боги.

погружаюсь по талию в студеные ветром воды, и по телу мурашки разлетелись гусиной кожей,
прежде чем в других утопать, осознай же кто ты, чтобы, выплыв на берег, быть на себя похожей.

окунаюсь по грудь в равнодушную гладь раствора моих слез и вечной стаканной воды к таблеткам, не имей привычку начинать откровенного разговора,
с тем, кому наплевать на чужие проблемы, детка.

опускаюсь по шею в хладнокровную серую жидкость, окольцованно некая сила меня беспристрастно душит,
то, что вчера еще в ужасных кошмарах снилось,
уже сегодня тебя разрушит.

ведь обычно с головою опускаются люди на дно,
когда близким на них становится все равно.

обживать свою голову раз за разом,
после каждого, вскользь брошенного, неуверенного словца.
обретаться среди кукол-марионеток без голоса и лица,
и сдерживать мимику, крик и просьбы -
и так от начала и до конца.
заново постигать пространство, как после болевого шока или бэдтрипа,
осматриваться вокруг, пытаясь понять - как ты в такое влипла.
и кто эти люди, и почему смещены временные оси и вся палитра.
и километры измерят в треках, сигаретах и литрах.
и вся измерительная система твоих душевных терзаний -
основывается на количестве потерянных,
на тех кто уже не с нами.
и честность любого "люблю" - окупается только истериками и слезами.

мы же слезали с этого торчева.
мы же слезали.

каждый день, как последний - и в этом прелесть всего происходящего пиздеца,
успеть бы набрать полный рот яда, перед тем как отправиться к праотцам.
и там его выплюнуть в лицо первому встречному ангелу/богу/черту,
или сглотнуть, увидев как Шива танцует свою чечетку.
на второй глоток, который почти смертелен - мир обретает четкость.
смерть круто наводит резкость.
смерть - не такая уж
мерзость,
как нам рассказывали.

мы - кровоточащие, загнивающие метастазы, мы
рвотная масса, розовая глазурь,
запах гари, дырки от пуль.
бешенный автогонщик, на предельной скорости выворачивающий руль.

я твое всегдашнее "сгинь",
ты мое железное "сплюнь".

и каждый раз обживать то, что никак не увидеть глазами.
но мы же слезали с этого дорогого наркотика.
мы клялись.
мы же слезали.

кидаться из крайности в крайность -
так по-моему, если честно.
то ли хочется быть с тобой милой
то ли железной.
то ли уходить, удалять аккаунты и страницы,
забивать на фразы, забывать про лица,
то ли смотреть и смотреть на твои ресницы,
обнимающие зелено-карьи глаза.

смотри-ка, села и написала
что-то нежное, но навряд ли тебя тронувшее.
но прошу, пожалуйста,
ты только не смейся над этим, ладно?

оно подкожное.

так ты смотришь на человека, а он - музей.
ты не знаешь его родителей и друзей,
только имя и пару-троечку увлечений.
вы едите дешевенькое печенье,
задним планом играет фильм ни о чем вообще.
человек - не профессор каких-нибудь кислых щей,
не звезда эстрады,
не нефтяной магнат.

он себя не умеет в принципе ставить над
чем-нибудь или кем-нибудь, кроме пола.
не надейся, что ты пробьешь его фаерволы
так легко, как это сделали до тебя.
человек живет, немало перетерпя,
от любви до смерти родных и близких,
на руке написанных слов английских
перед важной контрольной, которую он не сдал,
у него во лбу невидимая звезда,
к ней стремятся, как в колыбель к Христу
те, кто после приколют его к кресту.

человек сам себе священник и уркаган,
в человеке множество органов и оргАн,
на котором играли, а после разбили в хлам.
человек не делится пополам,
только если он поделился с тобой печалью,
значит, он от себя зазвенел ключами,
заходи, вытри ноги и плащ повесь
в гардероб. человек - абсолютно весь -
как Булгаковский дом или там Эрмитаж.
сколько ты навскидку ему ни дашь -
он окажется старше
на пару тысячелетий,
да, вот он,
в забавном цветастом пледе,
с неизменной улыбкой - видно, хороший грим.
говори с ним.
обязательно говори,
и пока снаружи народ глазеет,
становись экспонатом его музея,
фотографией в галерее его друзей.
Ты и сам не заметишь, как твой музей
обновится свеженьким экспонатом.
и тебя станет больше на целый атом,
а на деле - на целый огромный мир
отношений между двумя людьми.

я смотрю на тебя - а ты, предположим, Лувр,
самый лучший из всех имеющихся музеев.
я боюсь,
что тебя обратят в золу
или что когда-нибудь ключ посею.

слушай, я ведь со временем выучусь не скулить, переругиваться с собой, но тебя- ни пальцем. по облезлым клавишам в ворде любовь не бить, умоляя \как дура\ рядом со мной остаться.
слушай, я же смогу заткнуться и промолчать. мол, гляди- у меня-то теперь ни стиха, ни строчки! я умею, я вот какая - ни сгоряча и ни спьяну тебе ни слова.
я по кусочкам соберу себя из чужих простыней и глаз, соберу себя снова, чтобы раздать вторично,
умолкая, как больно драть себя на показ на ошметки и ленты, как теперь непривычно
растекаться у зеркала - ну улыбнись же, ну! от твоих не-ответов вводить себе внутривенно дозу ярости и отчаянья – мол, смогу, я заткнусь, я отвыкну, клянусь тебе, постепенно.
_________

…вот ты раньше берег меня - видел смеюсь и плачу, заколдовывал от печали - мы знали оба.
я надеюсь, что ты гордишься мной, а иначе, я не знаю, зачем еще нужен красивый робот

кто-то спит только головой на запад, кто-то поклоняется богине кали
кто-то гладит трусы и чистит язык. все сошли с ума, все помешались.
хотя я тоже делаю вид, что мне интересно, когда разгуливаю по улице в пижаме
я тотально смирился. все нужно зачем-то. кому-то машина, чтоб ездить, а мне, чтоб ссать за гаражами
я проследил за солнцем с трех утра до шести, я поприветствовал из окна
автомобили, хлынувшие на мост унылым потоком, но так и не понял ни черта
на все мои вопросы, с небес мне шлют пустые сообщенья. что происходит?
объясните мне, и я тут же уйду навсегда туда, где местность по своей природе
менее всего напоминает землю, где чертово радио в моей голове не поймает чужие волны
подальше от людей, щеголяющих своим безумием, подальше от их смеха, их стонов
просто бесы внутри меня людей стесняются – и я вынужден быть в этом цветущем гнилом городе
и возвращаться сюда каждый раз, слушать людей, их искренние пошлости
ведь бесы только и ждут, чтоб я остался один, тогда они вырвутся и меня съедят
я боюсь людей, но им улыбаюсь, ведь еще больше я боюсь того, что внутри меня
я верю, счастье скоро свалится на меня роялем, а под крышкой будут ключи от Крайслера
абонементы в дорогой фитнес-клуб и парикмахерскую, розовые рубашка с галстуком
все будет: любовь, мудрость, забвение, только покоя не обещает сучье время
безумен или здоров, как все? но здоров только тот, кто не верит в выздоровление
покажи мне несколько па танца этих чертей, укажи мне на место в этом аду
расскажи мне, зачем, и я останусь, покажи мне, где выход – я немедля уйду

личный сорт героина оставьте на ложке гореть.
потому что любые наркотики – это неправда,
лучше, как у Земфиры – самый честный вкус сигарет,
я курю и курю их в режиме практически «авто».

я его не ревную. я знаю, что он с кем-то спит,
на столе у него приготовленный женщиной ужин.
голубая мечта – как в подкорку запрятанный СПИД,
часовая граната под белой салфеткой из кружев.

я его не хочу. ну, точнее, не думаю про
очепятки по Фрейду, совсем ни к чему эта спешка.
я бросаю монетку, что любит вставать на ребро.
и боюсь больше смерти, что выпадет
чертова решка.

Зачем ты рядом такой взъерошенный?
И о серьезных вещах — шутя…
Я снова жадно касаюсь прошлого
Зачем-то близкого мне — тебя.

Казалось, выцвело и обуглилось,
Заархивировалось на треть.
Но снова имя твое загуглилось,
А я осмелилась посмотреть.

Одним глазком. Забежать и выбросить
Дурные мысли из головы.
А знаешь скольким хотелось выпросить
Моей взаимности? Но — увы…

И вот ты рядом, такой взъерошенный.
Не знаю, что тебя привело…
Но мне бы гнать тебя, по-хорошему.
Да только прошлое не прошло.

Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек

мысли твои в смятении,
кровь твоя горяча.
жизнь это "завтра где-нибудь",
молодость - "здесь и сейчас".

свет разложился веером
в комнате над свечой.
четырехлистным клевером
лягу тебе в дневничок.

помнишь, нашел в траве меня
и положил в ладонь.
остановись мгновение -
чувствуй меня молодой.

ласковой, с гладкой кожею,
без роковой судьбы.
я не хочу быть ношею -
знать твои будни и быт.

завтра нам всем положено
лучший найти причал.
завтра не стать моложе нам,
молодость "здесь и сейчас".

расскажи мне о тех, кто в ночи не спит,
потребляет соцсети и разбавленный спирт -
немудреный набор страдальческого гурманства;
вот мобильный ровно неделю молчит -
а во рту у них нестерпимо горчит,
отравляя словами внутреннее пространство.

тут бы повидаться и просто поговорить -
через онемевшие губы обиду лить,
грязно выругаться, скривиться лицом от боли,
а потом вдруг, выдохнув, - отпустить,
больше в себе ненависть не растить,
и так славно тогда суметь вырваться из неволи

этих мыслей, бьющих внезапно под дых
по три раза в сутки, от всех этих холостых
обсуждений с самим собою
что же все-таки приключилось, кто же все-таки виноват,
что снаружи - сплошное счастье, внутри - беспросветный ад?
я измучен этой борьбою

и хочу услышать от тех, чей сон
не взрываем кошмарами, невесом -
как же это им удается:

спать спокойно, с кем-то сон деля на двоих,
если всем другим - кто их так любил - от них
ничего, ничего в итоге не остается?!

знаешь, чувство будто внутри микросхемы,
будто дорога перевернулась восьмёркой,
люди сами возводят вокруг себя стены,
как бы не сдохнуть за всей этой стройкой.

мне хочется, чтобы все были счастливы.
человек - убийца, все пули остались внутри,
мир - это ты, он должен быть ласковым,
но день ото дня в нас умирают бунтари.

помню те бессонные алкогольные ночи,
как в моей голове пели незнакомые голоса,
мог бы спиться, но тот путь был закончен,
жизнь - эгоизм, и я выбирал ее сам.

утром на твоей спине уже не бывает пуха,
обними луну крепко за чудесную талию,
губы в песке, в лёгких чертовски сухо,
вкус души как вино со вкусом молчания.

спроси у себя, чего ты действительно стоишь,
есть ли люди вокруг, которые убьют за тебя.
каждый год разливаются новые озёра соли,
они упрямо бегут по горячим щекам.

чем дальше, тем больше ищу, где моя вера,
может когда-то приду босиком к алтарю.
моя суть - искать свой путь через тернии,
и умирать за ответное слово "люблю".