Это просто Вьюи блог

Она выглядела симпатичной. Коротко стриженные, от природы вьющиеся кудри, лежали на ее голове. Они были светлыми, точного цвета в темноте я не разглядела. Черные глаза, густые черные ресницы, светлая кожа. На фоне цвета кожи губы были очень темные, отдавали синевой. На ней было надето платье до колен, бордового цвета, на тонких бретелях, на шее маленький кулон, не понятной формы. Но не на цепочке, как у всех, а на атласной ленте белого цвета.

Я приподнялась и села на кровати. Аккуратно опустила взгляд на ее ноги, на них были надеты черные туфли на шпильке. Она было очень маленького роста, на вид ей дашь не больше семнадцати. Мое сердце ускорило темп ударов. Я задышала быстро и громко, я думаю, она услышала. Я не выдержала и снова прервала тишину в комнате:

— Мы знакомы?

Девушка наклонилась ко мне. Ее рот был в паре дюймов от моего носа, я ощущала ее дыхание, от нее шел приятный запах. Такой сладкий, цветочный. Мне захотелось улыбнуться, но я не стала. Она же не ответила на мой вопрос. Не до соблюдения правил приличия и этикета.

Я подняла взгляд на ее лицо, она улыбалась. Она выглядела, как ангел. Такая красивая, необычная.

— Тс-с! Если ты не будешь кричать, я расскажу… — она осеклась. — Я помогу разобраться тебе во всем, что ты видишь.

— Ты не ответила на мой вопрос! — попыталась припугнуть ее шепотом.

— Да, извини! Ты меня еще не знаешь, но скоро ты встретишь меня, я уверенна!

Девушка села рядом со мной, полностью повторив мою позу.

— Хорошо, я не буду кричать. Может, ты мне все объяснишь?

Ее предложение было заманчивым, я повелась на него как маленькая девочка.

— Хорошо, — сказала девушка-ангел.

— Я слушаю.

— Не бойся, я — это сон. Но я существую и наяву, только мы еще не знакомы. Меня зовут Трэйси. Можешь, не представляться, я знаю, как тебя зовут. Я вообще знаю все о тебе и о твоих снах.

— Да? И от куда же? — недоверяя поинтересовалась я.

— Это я их тебе посылаю.

— Что? Зачем?

— Я хочу предупредить о будущем.

— О каком будущем?

— О твоем.

— Ты что колдунья? Ведьма? Кто ты?

— Нет, я Трэйси. Я хочу помочь! — она положила мне в руку маленький сверточек, держа его при этом большим и указательным пальцами и не касаясь пальцами моей руки. Я начала его открывать. — Нет, подожди, еще не время.

Я не стала пытаться дальше открывать.

— Я не понимаю, о чем эти сны?

— Вспомни, что ты видела?

— Взгляд черных глаз. Лес. Дом в Самеркрове, комнату. Ветер, дождь, человек в моей комнате, я хотела подойти к нему, но он исчез. Из-за этого мне было плохо весь сегодняшний день, у меня чуть голова не лопнула от мыслей, я потерялась в догадках.

— Именно, взгляд из леса. Самеркров. Он… — она осеклась.

— Кто он? Кому принадлежат эти глаза?

— Не торопи события, на все это у тебя хватит времени, не беспокойся.

— Я беспокоюсь? Просто я устала, я ничего не понимаю. Что все это значит?!

— Он — это тот, без кого ты скоро не сможешь и дышать, поверь! Я видела тебя еще за долго до того, как все случится.

— Прости, что значит видела?

— Я видела так же, как и ты видишь сейчас меня.

— Ты типа через сны людей жизнью владеешь, только реальной?

— Да, типа того. Такой формулировки ни от кого я еще не слышала, но она мне нравится! — улыбнулась Трэйси.

Она встала с постели и направилась к окну.

— Ты уходишь?

— Нет, я никогда не уйду из твоей жизни!

Она обернулась и улыбнулась.

— Ты что-то особенное хотела мне рассказать, то, зачем ты пришла ко мне, пусть и во сне.

— Да, ты права. Ты устала за сегодняшний день, спи. Но я хочу еще вернуться. Потерпи! Мы встретимся с тобой в Самеркрове, — она подошла к окну и села на подоконник. — Не забудь, только ты меняешь будущее!

Трэйси перекинула ноги за окно и исчезла во тьме ночи. Я сорвалась с кровати и подбежала к окну, ее и след простыл.

«Ничего не понимаю!» — крутилось у меня как в мыслях, так и на языке, когда нарезала круги по комнате.

«Что же делать? Что она хотела мне этим сказать? Кто она?» Все это было у меня внутри, ну, знаете, как внутренний голос, и этот голос злился на меня.

Отойдя от окна, я упала на колени, обхватила руками голову и издала звук, похожий не то на писк, не то на рев.

— Боже, я, наверное, разбудила Еву?! — пролепетала я. — Нет, не разбудила, ее же здесь нет!

Я встала с колен и упала на кровать. Я лежала и ждала чего-то подобного, что было в предыдущих снах и сегодня. Я закрыла глаза, но открыла их, потому что чувствовала на себе пристальный взгляд. Я увидела стоящую у кровати Еву, она обеспокоенным взглядом смотрела на мое лицо.

— Детка, что-то случилось? — гладя меня по голове, спросила Ева.

— Мама?.. — я не понимала: во сне я или на яву.

—Да.

— Мама, я сплю?

— Нет, что ты! Уже рассвет, семь часов. Смотри. — Мама показала рукой на окно: там было совсем светло. — Тебе что-то приснилось? Что-то страшное?

— Нет, — соврала я.

— Ты кричала. Я сильно испугалась за тебя.

— Извини, мам! — я привстала и обняла Еву.

— Ничего.

— Я плохо спала ночью… — осеклась я.

— Не переживай, умывайся и спускайся завтракать. Фрэнк хочет поговорить с нами.

— Да, хорошо.

Мама вышла из комнаты. Я провела ладонью по лбу — ладонь влажная, но я не чувствовала, что мне жарко. Потом я поняла, что это холодный пот, что меня могло напугать, хотя сон странный во всех его отношениях, и есть, чего боятся.

Я встала и отправилась принять душ. Горячая вода меня не согрела, руки тряслись. Натянув на себя халат и тапочки, я спустилась вниз и села за стол. Уже завтракая, Фрэнк сидел и смотрел в мою тарелку, мама сидела рядом и рассматривала мое испуганное лицо. Есть я не хотела, только налила немного сока и сделала несколько глотков.

— Фрэнк, ты хотел о чем-то с нами поговорить… — начала мама.

— Да. Девочки, мне предлагают перейти в другую команду. Я не знаю, как поступить, какое принять решение, хочу посоветоваться с вами, хочу знать ваше мнение. Там открывается больше возможностей, хорошая зарплата, мировая известность…

Я перебила Фрэнка.

— А где это? Нам надо переезжать?

Единственное, что меня беспокоило — это местопребывания.

— Да. Отвечу сразу, переезжаем во Флориду.

— Что?! — вскрикнула я.

— Да, я все понимаю, но…

— Не надо, Фрэнк, дай ей успокоится, — сказала Ева.

Я встала из-за стола и выбежала из кухни в гостиную. Мерила широкими шагами ее. Нервничала, я уже устала от всех этих переездов!..

В гостиную вошел Фрэнк, я посмотрела на него с такой злобой, не выдержав, я выбежала из гостиной и побежала к себе.

В комнате я открыла настежь окно и высунула в него голову, мой гнев сдуло прохладой утра. Сегодня не было особенно жарко и душно, а когда дул ветерок, было прохладно. Вернувшись как телом, так и мыслями в комнату я достала штаны и майку, надела их и села на пол под окном. Так я просидела долго, наверное, мама успела вернуться с работы, я не слышала.

Стук в дверь.

— Входи.

— Солнышко, ты сегодня ничего не ела, как и вчера. Я принесла тебе перекусить.

— Спасибо, я не голодна.

— Солнышко, так же нельзя! Надо кушать, ты устала, я понимаю. Но у нас такая жизнь. Мы с раннего твоего детства путешествуем, это наша судьба.

Ева замолчала. Немного подумав, она решила начать разговор снова.

— Звонил Майкл.

— Ты ему рассказала о моей хандре?

— Извини, я должна была поделиться с кем-нибудь. Тем более что это твой отец! И он имеет право знать обо всем, что с тобой происходит, тем более в сложившейся непонятной ситуации.

— Что он сказал?

— Он хочет с тобой поговорить или встретиться, как ты захочешь.

— Спасибо…

— Пожалуйста, поешь!..

Ева встала с пола, оставив у моих колен поднос с обедом. Она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Я встала с пола и подошла к столу, там лежал мой сотовый. Я набрала папин номер. Несколько гудков и папин голос в трубке.

— Да, детка, что с тобой? — перепугался папа.

— Привет, пап. Ничего, обычная подростковая хандра, — успокоила я Майкла, он действительно волновался и нервничал.

— Это из-за Фрэнка?

— Не совсем.

— В смысле?

— Просто я устала от бесконечных переездов.

— Я тебя понимаю, может, я поговорю с мамой, чтобы она не позволила вам переехать, ты должна отдыхать, ты же еще ребенок.

— Нет, не стоит. Я поговорю сама.

— Как хочешь. Может все-таки поговорить?

— Нет, не надо.

— Хорошо.

Я отключила телефон и положила его на стол. Взяв поднос, я спустилась на кухню. Немного поела и молча вернулась в свою комнату.

Вечером вернулся Фрэнк, на кухне долго ругался с мамой, а потом спустилась я.

— Я тут подумала, Фрэнк, ты должен соглашаться.

Подошла я к обеденному столу и, отодвинув стул, села. Как мама, так и Фрэнк смотрели на меня удивленными глазами.

— Что ты сказала? — переспросил Фрэнк.

— Я сказала: ты должен согласиться на предложение о переходе в другую команду. И то, что мы переезжаем, это не страшно. Я была не права, что устроила утром. Извините меня! — я качала головой, пытаясь прогнать воспоминания о сегодняшнем утре.

— Детка, ты точно этого хочешь? — переспросила мама, она не верила моим словам.

— Да, мам.

На кухне повисла тишина, а я откинулась на спинку стула. И поочередно обводила взглядами то маму, то Фрэнка. Их реакция? Они ошарашены. И это еще мягко сказано.

— Спасибо, ты не должна извиняться, я тебя понимаю. Понимаю, каково тебе, когда мы переезжаем так часто. Это только моя вина…

Не дав договорить, я перебила Фрэнка:

— Нет, не вини себя! В этом виноват каждый, — не знаю, зачем я это сказала, но мне хотелось утешить его, ему было больно. Я видела эту боль на его лице и в его глазах, они наполнились слезами, но он сдерживал себя, чтобы не заплакать. Мама положила руку на его плечо.

— Никто не должен винить себя, никогда! — строго сказала мама.

— Хорошо, вы обе решили?

— Да.

Мама кивнула, в знак согласия.

— Тогда я соглашаюсь, — недоверчиво посмотрел на нас Фрэнк.

— Да, — подтвердила Ева.

Через неделю мы уже покидали Аризону, мы отправляемся во Флориду. С продажами наших домов нам везет всегда. Мы продаем их быстро, риэлтеры говорят всегда: никому не удается так быстро продать. Мы везунчики. Во Флориде мы поселились в гостинице города Порт-Шарлот. У Фрэнка каждый день тренировки по пять-шесть часов. Мама, конечно же, везде с ним. Я? Я умираю со скуки, хожу на пляж, но он мне не помогает. Моя кожа не подвластна солнцу, я всегда остаюсь очень светлой. Меланина во мне явный недостаток.

Этим летом у меня не получилось съездить к Майклу. Из-за переезда. Надеюсь, он не сильно обиделся, может у меня получится вырваться на Рождество? Я пошла в обычную школу Флориды, ничем не отличающуюся от предыдущих моих школ.

Незаметно подкралась весна. Про свои странные сны я забыла, ничего подобного мне больше не снилось.

Я снова переезжаю. Но на этот раз я еду одна. Мама и Фрэнк остаются во Флориде, но уже в Джэксонвилле. Их главным пунктом жизненного плана стала покупка дома для конечного обоснования в Джэксонвилле.

В аэропорту, когда я прощалась с мамой и Фрэнком, у меня перед глазами пролетела вся моя сознательная жизнь. Воспоминания нахлынули, что я не сдержалась, и слезы потекли по моим щекам ручьями теплыми и солеными.

— Мам, я буду скучать по тебе! — повисла я на шее Евы.

— Детка, я тоже буду по тебе очень сильно скучать, но это не надолго. Как только мы купим дом, ты сможешь вернуться, — мамины нервы тоже сдали, и она заплакала.

Расставаться с ней так тяжело… Никогда бы не подумала, что придется жертвовать мамой и переезжать в Самеркров к отцу, пусть даже на время. Мы попрощались, и я села в самолет.

Глава первая.

Вещий сон

В Финиксе у нас был чудесный двух этажный дом. Он мне напоминал дом папы.

Но Аризона повлияла на меня сильно тем, что я забросила все свои занятия и увлечения, сразу как приехала. Мне стало все безразлично, а на маму наоборот повлиял переезд. У нее прибавилось энергии, и она пошла работать в школу. Теперь она преподает литературу. Сбылась ее еще одна заветная мечта, она может разговаривать о Шекспире или о других авторах с учениками-подростками. Почти все понимают ее, ведь «Ромео и Джульетта» о таких как они, а мама доносит до них так, как бы они хотели это слышать.

У меня пропал интерес ко всему, что когда-то меня интересовало. Не было желание даже смотреть в сторону чего-либо, как не заставляла себя. Я слонялась по городу, якобы гуляя. Друзей не заводила. Созванивалась каждый день с Лизи. Она рассказывала мне о подготовке их с Дэвидом свадьбы и о том, как растет Кристиан.

Сегодня семнадцатое августа. Встав в шесть утра, я собрала сумку, надела шорты и футболку. Позавтракала с мамой. Фрэнк снова в разъездах. Очередные сборы, игры, тренировки. У мамы с девяти занятия в летней школе. Взяв сумку, поцеловала маму и поехала в аэропорт, я лечу в Айдахо. Сегодня свадьба Лизи и Дэвида.

Свадьба прошла великолепно. Теперь они законные муж и жена. Во время церемонии я держала на руках Кристиана. На следующий день мы его крестили, я стала его крестной мамой (это было желанием Валентины, мамы Лизи). А крестным отцом стал Чарли. Наш общий знакомый с Лизи. Он играет на барабанах и преподает в школе физику. Ему двадцать один год, а выглядит на все тридцать.

В тот вечер я улетела из Бойсе домой.

Когда я вернулась, Фрэнк уже прилетел из Сан-Бернардино.

Я рассказала, как все прошло в Айдахо за ужином. Ева с Фрэнк с интересом выслушали мое впечатление о прошедшем событии.

Потом я приняла душ и легла спать. Я так устала, что не было сил, что-то сделать из того, что запланировала. Я вообще считаю, что планировать конкретные дела не стоит, потому что их никогда не получается выполнить. Все должно происходить спонтанно, тогда это — жизнь, которая преподносит тебе радость или печаль нечаянно, негаданно. Поэтому я не стараюсь заранее обдумывать, намечать планы на будущее, но не в этот раз. Я должна была помочь маме с подготовкой в проведение на следующей неделе ее открытого урока в летней школе. Я просто уснула.

Поначалу ничего не видела, а потом снова… тот взгляд. Я шла на него, но никого не видела. Я вернулась в дом Майкла. Стемнело. Когда я ложилась спать, окно было закрыто, я это точно помню, потому что я смотрела в окно, а потом закрыла его на щеколду. Во сне я проснулась от того, что окно открывается порывом ветра. Я посмотрела на окно, оно действительно приоткрыто, а у моей кровати стоит молодой человек и смотрит на меня спящую. Этот взгляд я почувствовала таким знакомым. Дежавю. Именно этот взгляд наблюдает за мной из леса.

По-моему телу пробежал холодок, и спина покрылась холодной испариной.

Глаза продолжали смотреть в мои. Этот взгляд черных как смоль глаз я никогда не забуду!

Я снова закрыла глаза, думала, что картинка поменяется, как только я открою вновь глаза. Но он продолжала стоять на том же месте и смотреть на меня. Мне стало жутко. Я хотела закричать, тем самым позвать папу. Когда открыла рот, он поднес указательный палец к своим губам. И прошипел: «Тс-с!». Я закрыла рот. Встала с постели и сделала, неуверенный шаг к нему, но я не успела, и сделать вдоха, как он исчез. Я подбежала к тому месту, где секунду назад стоял он. На вид ему не больше восемнадцати. Он был очень высокий, худой. Кожа бледная на лице, почти белая. В черной рубашке и темных штанах. Это все что я успела разглядеть в свете луны. Я подошла к окну — оно закрыто, но не на щеколду.

Я проснулась с криками на весь дом. Через минуту прибежала мама.

— Что случилось? — крепко прижимая к себе, спросила мама.

— Кошмар. — Мне не хватало воздуха, я хватала его ртом.

— Не переживай, это только сон. — Мама погладила меня по голове.

— Да, спасибо. Мам…

Она отпустила меня и включила ночник, который стоял на полу у кровати. Посмотрела на мое побелевшее от страха лицо.

— Это только сон, — повторила она и встала с постели. — Спокойной ночи, хотя скоро утро.

Она вышла из комнаты, а я откинулась на подушку. Засыпать мне стало страшно. Я не понимала, почему я закричала, ведь страшного я ничего не видела. Может меня, испугал сам факт, что этот взгляд я встретила и теперь знаю, кто наблюдает за мной? Может, испугало то, что кто-то посмел влезть ко мне в комнату? Кто-то не известный мне. Да еще и наблюдал за моим сном.

Так я и не сомкнула глаза до рассвета.

Утром я встала со страшной головной болью. В висках стучали, как будто молоточком, и так часто, что этот звук действовал как раздражитель. После завтрака Фрэнк и мама разъехались каждый по своим делам, а я осталась наедине со своим ночным кошмаром, он не выходил из головы. Мне хотелось поделиться им, рассказать кому-то, кто поймет меня правильно, не скажет, что сумасшедшая или что-нибудь в этом роде. Я могла бы позвонить Лизи, но не позвоню. После рождения Кристиана она очень сильно изменилась, скажу, что в лучшую сторону. Как и она остепенился Дэвид. Наверное, ответственность за ребенка, за его жизнь побудило их измениться.

Потом я поняла, что нет на свете такого человека, которому я бы могла рассказать этот сон. Как бы глупо не казалось, но мне в один момент захотелось клонировать себя, и моей копии все рассказать. Она-то меня точно поймет, это же я.

Мне было интересно, как он оказался в моей комнате, как он вышел, что даже я не заметила. Даже воздух в комнате не содрогнулся. Лишь… окно. И вообще кто он такой? Полный загадок, таинственный незнакомец, и судя по его жесту, он не хотел, чтобы о нем узнал еще кто-либо кроме меня. Я не знаю, где мне брать ответы на эти вопросы. И спросить не у кого.

Тогда я вышла из дома, закрыв дверь на ключ, пошла по улице. Вдруг стало темно, но не ночь наступила. День не мог так быстро пробежать, что я не заметила. Ведь мама и Фрэнк уехали совсем недавно. Я подняла голову и надо мной висела огромная темно- серая дождевая туча. Я натянула на голову капюшон толстовки и пошла дальше. Я не боюсь промокнуть, наоборот, в последнее время мне нравится дождь. Я люблю за ним наблюдать. Как катятся по оконному стеклу капли вниз. Во снах о Самеркрове, всегда идет дождь, но моя одежда не промокала никогда.

Пройдя две улицы под проливным дождем, я развернулась и пошла домой.

Зайдя в дом, сняла толстовку и прошла ванную, там ее отжала. Из нее потекли струйки, как из той тучи, висевшей надо мной на улице.

«Скоро вернется мама», — подумала я. Потом переоделась в сухие джинсы и рубашку с длинным рукавом. Она намного больше размером, того который я ношу. У дома заглушили мотор, и через минуту мама вошла в дом с пакетом в руках. По дороге домой она заехала в магазин.

— Привет, — спустилась я по лестнице и наблюдала, как мама раскладывает содержимое пакета в холодильник.

— Солнышко, привет! — посмотрела на меня мама.

— Как занятия? — поинтересовалась я.

— Хорошо, спасибо! — удивилась мама моему интересу к ее работе.

Кстати, на счет маминой работы, Фрэнк был против, но она уговорила его. Он хотел, чтобы его жена не работала, ведь он мужчина, он должен кормить семью. В этом плане он как первобытный человек, охотник, который добывает для своего племени пропитание, а женщина занимается детьми. Его племенем являемся мы с мамой.

Мне хотелось поделиться с мамой, но когда я открыла рот, чтобы начать, я поняла, что потеряла дар речи. Мама продолжала раскладывать продукты, по местам не обращая внимания на мое поведение, а я так и стояла с открытым ртом и удивленным взглядом смотрела на нее. Может быть мама не находила того, что должно ее настораживать? Я не знаю. И вряд ли когда-нибудь узнаю, наверное, тогда когда сама стану матерью…

Ничего не сказав, я ушла из кухни. Придя в комнату, я сползла по стене вниз и растянулась на полу. Я хотела плакать, но слезы не текли из глаз. Как будто они высохли. Внутри все горело, не знаю точно от чего. То ли от боли, то ли от обиды… Обиды? На кого? На саму себя? На Морфея, что шлет мне эти сны? Я не понимаю на кого мне стоит держать обиду и вообще стоит ли?

Не помню точно, сколько я пролежала на полу, может часа три, может четыре. Но я точно помню, как Фрэнк заглушил мотор своей машины, а немного спустя он зашел ко мне и позвал ужинать. Я отказалась, ссылаясь на отсутствие аппетита. Тогда я поджала коленки, до самого подбородок, обхватив чуть ниже колен руками. Так получилось, что я лежу на боку, сгруппировавшись в одно бесформенное существо. Немного полежав, я подняла голову и посмотрела на окно, стало совсем темно, я даже не заметила, как прошло мое самое любимое время суток. Наступила ночь. Я встала с пола и поняла: мне холодно. Я пол вечера пролежала на прохладном полу. У двери я услышала, как мама и Фрэнк идут к себе в комнату и разговаривают. Но я кое-что поняла из этого разговора, потому что он касался меня.

— …Фрэнк, ты не прав! Откуда мы знаем, что у нее стряслось? Она все время молчит. Но я чувствую, что она хочет что-то сказать. Понимаешь? Ее что-то тревожит!..

— Да, дорогая. Мы должны поговорить с ней. Когда я сегодня звал ее на ужин, она лежала у себя в комнате на полу и смотрела в потолок, никак не реагируя на меня. Меня это очень беспокоит!

— Именно, Фрэнк! Меня все это тоже беспокоит! Я не знаю, с чего начать в разговоре о ее поведении, может, ты поговоришь с ней?

— Я, конечно, могу, но меня она вряд ли послушает. Ты ведь ее мать.

— Да, ты прав… А может… может, позвонить Майклу?

— Я думаю, не стоит.

— Но он же ее отец?..

— Здесь ты должна с ней поговорить, как мать. Как женщина. Может это из-за какого-нибудь мальчика?

Больше я ничего не слышу, наверное, они вошли в комнату. Мне было все равно, будет мама звонить папе или поговорит со мной сама. Я залезла под одеяло, чтобы согреться. А глаза не отрывались от окна выходящего во двор. Может, я боюсь? Боюсь, что сон повториться. Боюсь, что взгляд будет тот же, но я хочу поговорить с его обладателем, пусть даже во сне. Я хочу понять, что все эти сны означают, что они хотят до меня донести? Может, я та, кому приходят видения во снах, предупреждающие о конце света или еще какого-нибудь подобного бреда об апокалипсисе, в который я не верю и считаю всего лишь бредом, а может чья-то злая глупая шутка? Может рок?

У двери я снова услышала шаги и замешательство. Но это был уже один человек, может, мама? Два легких удара в дверь.

— Да, мам, входи!

Дверь аккуратно приоткрылась и вошла мама.

— Как ты узнала, что это я?

Она села рядом со мной на кровати.

— А кто же еще?

— Ну да.

— Ты, что-то хотела?

Поинтересовалась я, но с намеком: пусть побыстрее выскажет и задаст свои вопросы. Ни я, ни она мучаться не хотим.

— Да… — осеклась Ева. — Знаешь, мне не понятно твое поведение. Что с тобой сегодня происходит? Ты сама не своя.

— Я понимаю, что поступаю не совсем понятно для тебя и для Фрэнка. Но я не могу всего рассказать, потому что сама ничего не понимаю!..

В комнате повисла тишина.

— Может, попробуешь? Расскажи мне, мы вместе разберемся.

— Нет, — качала из стороны в сторону я головой. — Не обижайся, но я хочу сама разобраться во всем. Нет! Я должна!.. Сама…

— Хорошо, — соглашаясь, кивнула мама. — Захочешь, расскажешь.

— Спасибо, не переживайте за меня.

— Мы не можем, ты же наша семья! — мама вскочила с постели и заметалась по комнате. Быстро шагая из угла в угол.

— Мама, я обязательно расскажу все, но не сейчас!.. Я тебя люблю!.. — я вскочила с постели и обняла маму, которая от моих слов остановилась у кровати.

— Мы тебя тоже очень любим! Детка, все будет хорошо, я уверенна!

— Я не могу всего объяснить… — уткнувшись в грудь Евы, пробубнила я. — Спасибо, мам!.. —Я посмотрела в глаза Еве.

Мама ушла, я прошла несколько кругов по комнате и легла на кровать под одеяло. Я ощущала наступление сна. Но почему-то старалась изо всех сил не заснуть, как только глаза закрывались, я тут же их открывала и устремляла свой взгляд на окно. Я его не закрыла на щеколду, я знала это точно.

Все-таки я не смогла себя контролировать до конца и погрузилась в царство Морфея (греч. Μορφεύς, англ. Morpheus, или Μορφέας, Morpheas — «тот, кто формирует сны» ;) — бог сновидений в греческой мифологии. Его отцом является Гипнос — бог сна. По одной из версий, его матерью была Аглая, дочь Зевса и Эвриномы, одна из трех граций, спутниц Афродиты, имя которой в дословном переводе означает «Ясная». По другой Никта — богиня ночи. Морфей может принимать любую форму и являться людям во сне. Он умеет абсолютно точно подражать голосу и стилю речи человека, которого изображает. Греки почти всегда изображали его в виде стройного юноши с небольшими крылышками на висках, однако на некоторых памятниках искусства он представляется в образе бородатого старца с цветком мака в руке. Морфей обязан следить за снами царей и героев. Главная эмблема Морфея — сдвоенные ворота в мир сновидений. Это — ворота из слоновой кости для лживых снов и роговые ворота для снов истинных. Из символики и атрибутики бога всегда особо выделяют чёрный цвет (как цвет ночи и забытья) и цветы мака. Морфея зачастую изображали в чёрной одежде с рассеянными по ней серебряными звёздами. В руках он держал кубок с маковым соком, обладающим расслабляющим, обволакивающим снотворным действием. Иногда считается, что он носит на голове корону из цветков мака, что символизирует сновидения. Греки обычно изображали его на вазах, а римляне — на саркофагах. Овидий, рисуя пещеру Гипноса в Киммерийской земле, среди сонма сыновей этого бога выделяет трёх: Морфея, подражающего людям, и его братьев, Фобетора и Фантаза, подражающих животным и явлениям природы).

Сегодня мне приснилось окно моей спальни дома в Айдахо. Я знала, что и наяву и во сне окно не было закрыто на щеколду. Я лежала на кровати и смотрела на то место, где расположена щеколда, как будто я ждала повтора, только в Финиксе. Но, не дождавшись ничего, я встала и подошла к окну, открыв, выглянула в него. Подул в лицо сухой ветерок. Оглядевшись по сторонам — никого не заметила. Я отошла, оставив окно открытым. Не зная, чем заняться ночью, я слонялась по комете. Посидела на стуле, на полу у кровати, оперевшись на нее спиной, постояла у двери, выглянула в коридор, но выйти не решилась. Не то, что бы не решилась, не хотелось будить Еву или Фрэнка. Снова постояла у окна, прикрыла окно и легла на кровать поверх одеяла. Всего на минуту закрыла глаза, а когда открыла их, надо мной, склоняясь, стояла девушка. Но она показалась мне знакомой, а узнать ее я не могла. Как не пыталась.

— Кто ты? — я задала вопрос девушке, но та ничего не ответила. Только продолжала пристально изучать меня.

Завтра начинаются каникулы. Я не знала, что мне от них ждать. То ли мама и Фрэнк уезжают куда-то, то ли остаются.

Фрэнк любезно интересовался нашими с мамой делами, садясь за стол. Мама расставляла перед нами тарелки с обедом. Месяц назад я погрузилась в состояние апатии, хотя ее сложно отличить от моего обычного состояния. Я ненавидела школу, у меня к ней сильнейшая неприязнь, просто разочаровалась в ней. Если раньше мне нравилось ходить на занятия, выполнять домашнее задание, то сейчас мне это все стало безразличным. Ева рассказывала о том, как она помогала Полу в его магазинчике. Она пыталась и меня утешить, но все было бесполезно. Наверное, это я не хотела ничего в себе менять, мне нравилось состояние, в котором я находилась, это комфортно. Свой мир, в который мне не хочется кого-либо впускать, чтобы нарушил мою безмятежности и идиллию.

Наконец Фрэнк решился сказать, что хотел, ради чего и началась вся эта прелюдия.

— У меня есть новость, от которой у вас у обеих поднимется настроение!

Мы посмотрели удивленным взглядами на Фрэнка.

— Мы переезжаем! — подняв обе руки, сказав Фрэнк, улыбнулся.

— Куда? — спросила я.

— Когда? — спросила Ева одновременно со мной.

— В конце следующей недели. Мы едим в Онтэрио.

— А где мы будем жить? — вытягивала информацию мама.

— Я снимаю трехкомнатную квартиру. Вы должны за пару дней собрать все вещи. Риэлтер придет завтра после обеда.

— Ты продаешь дом? — удивилась Ева.

— Да, больше мы в этот город не вернемся, если на Пасху и Рождество к Вивиан с Полом.

— Что?! — воскликнула я. — Я не могу!.. Я не хочу расставаться с Лизи и Дэвидом, и с Кристианом!

— Детка, нам придется, — пытался переубедить меня Фрэнк.

— Но почему?! — кричала я.

— Потому что наша команда переходит в другой клуб, полным составом. Но и там мы не на долго.

Я вскочила из-за стола и убежала к себе. Злясь, я собирала свои вещи, скомкав одежду в чемодане, а в картонные коробки скидала все альбомы, фотографии в рамках со стены, которых было невероятно много, книги. Мне хотелось поскорее собраться, чтобы не было так больно, как обычно, когда часами напролет аккуратно упаковываешь каждую вещь.

Я заплакала и упала на кровать, лицом уткнувшись в подушку, и проплакав весь день. Так я и уснула в слезах. На утро у меня болела голова, чувствовала жажду, поэтому осушила целый стакан, который Ева оставила у меня на тумбочке.

Распрощавшись с последним, что напоминало о моей обустроенной комнате, я упаковала компьютер и заклеила коробку клейкой лентой. Голые стены, пустые шкафы — все, что осталось после торнадо в моем лице.

Уже прошла неделя, как мы переехали в Онтэрио, я не знаю, чем мне здесь заниматься, безумно скучно. Одна хорошая новость: на выходные я отпросилась у мамы, и еду в Бойсе к Лизи. Ночевать буду у Вивиан. Это было единственное и главное условие для поездки.

Выходные пролетели также быстро, как и моя дорога домой на мотоцикле. Мама знает о нем и не против, но вот Майклу мы ни за что не расскажем. Потому что он начнет свою лекцию о безопасности и о том, сколько он видит размазанных по асфальту подростков каждый день на работе.

За обедом Фрэнк сообщил нам, что мы снова переезжаем. На этот раз в Аризону.

Вещи мы не распаковывали, коробки, чемоданы — все стоит по всей квартире. Ходим, запинаемся.

Вот, тот день, когда мы снова переезжаем. Как Фрэнк и говорил: все не надолго. На этот раз в Финикс.

По дороге в аэропорт мне стало так грустно. Никогда бы не подумала, что уезжать будет так тяжело и не привычно. Как бы не показалось банально, после развода мама со мной переехала в Онтэрио, Айдахо. Да, там очень мило. За то время, которое мы прожили там, я привыкла. Мы с мамой изначально вели что-то вроде кочевого образа жизни; за все двенадцать лет, что мы живём без Майкла (я не привыкла называть папу — папой, мне больше нравиться, если я его называю — Майклом), я и мама успели побывать в Канаде, а точнее почти три месяца прожили в городе с красивым название Сорель. Так же мы жили в Болгарии, в Софии. София — город красивый, как и его название. Сначала было тяжело по причине языкового барьера, в основном все говорят на болгарском. Казалось бы, должны понимать, ведь мы говорим по-английски — язык туристов. Там мы прожили не долго, семь месяцев. Мама работала помощницей пекаря в местной пекарне. Иногда вместо денег ей платили выпечкой, было очень весело и вкусно. Мы уехали через неделю после того, как мама уволилась, точнее, пришлось уйти, ведь пекарня была на грани разорения…

Потом мы переехали в Сент-Джонс Ньюфаундленда. Там мы прожили год и два месяца.

Я занималась в танцевальной студии балетом, поначалу мне эта затея не нравилась. Я капризничала, сопротивлялась, закатывала истерики, но успокаивалась, как только мама начинала мне читать «Ромео и Джульетту». Я благодарна маме за то, что она делала, делает сейчас, и будет делать для меня!

Следующим пунктом нашего место пребывания была Греция. В этой солнечной стране прожили полтора года. В этой чудесной, даже немного сказочной стране мы жили сначала в Эйоне, там я получила своё среднее образование, я всегда училась хорошо, лучше, чем мои одноклассники, поэтому, не смотря на свой возраст (десять лет) — я училась уже в средней школе. Потом мы переехали в Коринф, там я продолжила обучение, но на дому, а результаты контрольных и тестов я почтой отправляла в школу Эйона, так как в Коринф я переехала в середине учебного года и меня не взяли в школу. А с моей предыдущей школой договорилась мама, чтобы я обучалась таким образом, и не пропадал год. Дома меня обучала мама. Когда закончился учебный год, а оставалось полтора месяца до конца лета, переехали в Эретрию. Этот городок настолько маленький, что его можно обойти пешком за несколько часов. В этом городке у меня есть несколько любимых мест, конечно же, это парк. Он хоть и не большой, находится в самом центре города, так же торговая площадь. На ней всегда так много туристов, что горожане, да и мы с мамой привыкли, и лиц туристов не отличали от лиц жителей. Они нам казались все совершенно одинаковыми, загорелыми. Именно здесь у мамы закрутился роман. Первый, после их развода с папой. Я была рада за маму и Стефана. Я не была против, если у них зайдёт всё так далеко, и они решат пожениться. Я с удовольствием бы осталась в Эретрии.

Я с увлечением занялась рисованием, хотя балет тоже не бросила. Преподаватели обеих студий так пылко заявляли мне и маме, что у меня талант и ставили в некоторых ситуациях в пример, было приятно, но лестно, на мой взгляд. А некоторые завидовали. А я в ответ всегда и всем говорила: «Завидовать бессмысленно! У каждого есть талант, он проявляется, и у каждого по-разному! А зависть — последнее дело!» Может, это звучало по-простецки и даже наивно, но я так думала. Я так чувствовала.

Роман Стефана и мамы продлился около месяца, за это время произошло очень много красочных событий и в без того необычной нашей жизни. Когда мама расставалась со Стефаном, он подарил мне маленький аквариум и двух рыбок, Я решила их назвать Ева и Стефан. Стефан — бывший владелец этих рыбок и мамин бойфренд, а Ева, потому что так зовут мою маму.

Конец лета — время плановой поездки к Майклу. Я езжу к нему каждое лето, на десять дней. Как какой-то отпуск по турпутёвке. И по очередной путёвке я еду к нему в Самеркров, штата Вашингтон. А в это время, мама без всякого намека на депрессию переезжает с моими оставшимися вещами в Афины. По окончанию своей путёвки я отправляюсь в Джэксонвилл, а из Джэксонвилла в город, который мама начала покорять без меня! Отдохнула, как обычно: съездила с папой на рыбалку, в его выходной. Каждый день, кроме пятницы, субботы и воскресенья мы ужинали в закусочной «Чизкейк». В Самеркров это единственное и кафе, и закусочная, чтобы сходить в нормальный ресторан, надо ехать в Порт-Анджелес или Сиэтл. А в дни, когда ужинали дома, мы с Майклом готовили то, на что способны. Вечерами папа смотрел спортивный канал: то футбол, то его любимый бейсбол, лишь раз показывали регби. Он его, конечно, смотрел, но без особого интереса. А я тёмными, дождливыми вечерами читала «Каникулы» Рейя Брэдбери. Во время чтения, я сама того не замечая, засыпала, из-за этого я просыпалась очень рано, чаще всего в три, в четыре утра. Не включая свет, лежала на кровати, то глядела в потолок, то на ночную мглу за окном, а затем наблюдала, как небо становилось серым — это означало рассвет. Больше нигде я не видела подобного рассвета!

В Афинах у нас тоже ничего не получилось, что-то из-за чего бы мы смогли остаться и обосноваться окончательно. Мы переехали в Лондон, Великобритания. Здесь прожили десять месяцев. Именно здесь я нашла друзей, увлеклась музыкой, а точнее я научилась играть на пианино, причём я не посещала какие-нибудь курсы, не оканчивала музыкальных школ, я стала самой настоящей самоучкой. Мне это очень нравилось! Мама была очень рада за меня, точнее, рада тому, что я увлекаюсь искусством, ведь она тоже очень разносторонний человек: увлекается всем подряд! Она взбалмошная, неординарная и не предсказуемая! Меня она всегда поражает своими поступками. Мама в Лондоне работала официанткой в очень популярном для общества ресторане, зарабатывала достойно. Чтобы получить такое жалование за неделю как в этом месте, ей бы пришлось работать по нескольку смен подряд пару месяцев в какой-нибудь забегаловке. Поэтому мы позволили себе снимать двухкомнатную квартиру в очень хорошем районе. Лондон стал для нас очень важным звеном в нашей кочевой жизни!

Из Англии мы переехали на Аляску. В городок под название Фэрбанкс. До сих пор не понимаю, почему мы переехали на Аляску? Может, потому что мама настолько привыкла к переездам, что если бы мы в Лондоне обосновались, маме бы стало скучно и она посерела так же, как и небо в Самеркрове каждое утро… На Аляске мне понравилось, хотя поначалу было довольно не привычно в связи с климатом и погодными условиями. В Фэрбанксе я училась в обычной школе. Правда я забросила все свои увлечения… Но это не страшно. Я была послушной, тихой и спокойной, мамины подружки завидовали ей, ещё в Самеркрове, что я такая, не как все дети. Помимо того, что она узнавала новости города, где остался отец её ребёнка от подруг, она всегда настойчиво, но в то же время с шуткой спрашивала у меня, «как папа», «как «погодка» в Самеркрове» и всё такое?.. Мне было приятно, что даже через столько лет она интересуется папиными делами и вообще всем, что когда-то связывала её с этим местом.

В отличие от меня, мама была не такой уж тихой и спокойной, она хваталась за все возможные увлечения, не только спортом или искусством, но и мужчинами. За два месяца, что мы прожили на Аляске, у мамы было пять ухажеров. Я понимала, что все они мимолётное увлечение, понимала это и мама, а так же и эти мужчины, хотя один из её ухажёров мне очень даже понравился. Его звали, как папу — Майкл. Наверное, имя меня и привлекло. За то время, пока мы были в Лондоне умер Стефан (я надеюсь, вы не подумали, что я о мамином ухажёре? Я всего лишь об одной из рыбок, которых он мне подарил). Так что остались у меня две Евы. В очередное утро я, проснувшись, поняла, что осталось восемь дней до моего дня рождения, мне исполниться двенадцать. Как раз в это утро мама объявила о том, что мы снова переезжаем. Я ни чуть не удивилась. Но она знала, как можно меня успокоить: прикоснувшись своей маленькой, но теплой ручкой ко мне. После такого я всегда чувствовала спокойствие.

«Не мы выбираем место для жизни, а место нас!» — эти слова я слышала каждый раз, перед тем как мы выезжали в аэропорт для отлёта в «новую» жизнь. Я сама начинала верить в них. Наверное, надеялась, что там, где мы будем жить что-то сможет получиться, мама наконец станет спокойнее. Ее юношеская беззаботность канет в лету.

Но нет, Олимпия, конечно, стала очень важным местом в жизни каждого. Но эта важность у каждого измерялась разными величинами измерения. Все же для Евы важнее.

На одной из бейсбольных игр она встретилась с игроком бейсбольной команды, которая приехала в Олимпию на игру. Именно тогда они выиграли. Я думаю, никто особо не задумывался, что что-то произойдет такое, что они потом будут вместе. Ева ходила часто на бейсбольные матчи. Это воспоминание очень сильное. Когда они с Майклом были совсем молоды, они часто выбирались на стадион в Сиэтл. Наверное, эти походы возбудили у нее любовь к бейсболу? На этот вопрос она и сама не может дать ответа.

Все это закончилось тем, что мы вновь переехали, но уже в дом Фрэнка. Но Еве далось это решение труднее всех. Она хотела отречься от своих чувств к Фрэнку, только чтобы не было так больно прощаться, когда закончатся соревнования и ему надо будет уезжать. Фрэнк — бейсболист, и, кажется, он без памяти влюблен в мою маму. Его семья (родители) живут в Бойсе (Айдахо). Вообще его семья мне показалась приветливой и дружелюбной. По крайней мере, на их лицах не было наигранной улыбки, когда они встречали нас первый раз в аэропорте. У Фрэнка отличный дом. Есть хорошая машина.

Недолго раздумывая, Фрэнк сделал маме предложение выйти за него замуж. Мама так кричала от радости. Она выглядела такой счастливой, я не могла нарадоваться.

Когда мне было шестнадцать на Рождество, я ездила в Самеркров к Майклу. До этого я никогда не была зимой в Самеркрове, но я представляла его именно таким… заснеженным, «замерзшим». Но, отправляясь туда, мне было страшно. Я боялась встретиться с тем взглядом наяву, который почти в каждом сне наблюдает за мной со стороны. Во сне я даже ходила за ним в лес, но обладатель убегал. Даже до того как я пошла за ним в очередном из снов. Как только я поворачивала голову в сторону леса, взгляд исчезал. Как будто обладатель боялся, что его заметят… может, узнают. Именно поэтому я боялась ехать в Самеркров, потому что могла пойти в лес, который рядом с нашим домом. Ведь взгляд я чувствовала, когда видела сны, и в этих снах я была в Самеркрове.

Даже со страхом я приехала. В гостиной стояла ароматная рождественская елка, украшенная гирляндами и елочными разноцветными игрушками. Мы приготовили чудесный ужин вместе с Майклом. Чтобы не так скучно было праздновать Рождество, Майкл пригласил Мэтью Уивера и его сына Этана. С Мэтью они лучшие друзья. Мне хотелось сделать Майклу какой-то особенный подарок. Я долго думала и решила, что соберу все наши совместные фотографии и объединю их в один альбом. Получился такой… семейный альбом Гринов. Я собрала все фотографии, где есть Майкл, Ева и я, сделала к каждой фотографии подписи, где-то они получились забавными и смешными. Когда папа взял его в руки, он так растрогался, что заплакал. Но Мэтью попытался скрыть от нас с Этаном его мягкость уместной шуткой. Майклу пришлось собраться и повеселеть. Именно в это Рождество я чувствовала себя счастливой. По-настоящему счастливой.

Моё лицо спасает темнота,

А то б я, знаешь, со стыда сгорела,

Что ты узнал так много обо мне.

Хотела б я восстановить приличье,

Да поздно, притворяться ни к чему.

Ты любишь ли меня? Я знаю, верю,

Что скажешь «да». Но ты не торопись.

Ведь ты обманешь. Говорят, Юпитер

Пренебрегает клятвами любви.

Не лги, Ромео. Это ведь не шутка…

… Конечно, я так сильно влюблена,

Что глупою должна тебе казаться,

Но я честнее многих недотрог,

Которые разыгрывают скромниц.

Мне б следовало сдержаннее быть,

Но я не знала, что меня услышат.

Прости за пылкость и не принимай

Прямых речей за лёгкость и доступность.

« Ромео и Джульетта», акт 2, сцена 2,

пер. Б. Пастернака

Пролог

Нет такой книги, которая бы описала в точности мои чувства, когда я ступила на землю городка полного тайн. Я не знала, чего ожидать от этой новой жизни. Но знала точно, что теперь жители Самеркрова будут смотреть на меня и думать: «Ну вот, вернулась и блудная дочь лучшего архитектора города, что же дальше? Может и жена вернется? Остепенится?»

Несмотря на то, что Самеркров — мой родной город, таковым я его буду считать всегда, чувствовала я здесь себя далеко не как дома. Пока не ответила на вопросы, так давно волнующие меня.

Дорогой читатель!

Когда я написала «Вампир из Самеркрова», я задумалась над тем, что послужило идеей написания этой истории? Этой идеей оказался сон. Я никогда бы не подумала, что решусь опубликовать его в своей истории. Но сны продолжали сниться, как будто отоковывали мою голову, заполоняя мысли. Больше я ни о чем другом не могла думать кроме как о сюжетах этих снов. Каждый следующий сон был «продолжением» предыдущего. Это напоминало мне сериал, который я решила посмотреть в свободное время. Поначалу мне было страшно, я думала, что начинаю сходить с ума.

Два года я смотрела «сериал» ночь за ночью. А когда информация из снов меня переполнила, и было ощущение, что будет это все плескаться через край, я отважилась и решила написать книгу. Меньше чем за три месяца бессонных ночей я выложилась, казалось, по полной! Но через неделю, после того как я закончила писать «Вампир из Самеркрова», вспомнила сон, из-за которого все и началось. Перечитав то, что недавно написала, я не теряя ни минуты, приступила к написанию еще одной книги — продолжению «Вампир из Самеркрова». Я решила довести историю до конца.

Я создала полностью свой мир, где пытаются ужиться мир фантастический и реальный мир. Я думала, что это очень сложно… Но мне очень понравилось! Обещаю, что они обязательно уживутся.

Мои близкие знают, что я люблю читать книги о вампирах, смотреть фильмы о вампирах. Именно по этой причине в моей истории нет ликантропов (оборотней). Многие сравнивают ликантропов с «блохастыми». Я так не считаю. Наоборот, я вижу в ликантропах милых созданий, которые, как и собаки доверяют человеку, хотят дружить с людьми. Если напрячь воображение можно разглядеть пушистых забавных лапочек. Разве это не чудесно?! Что касается вампиров, я отдала им свое предпочтение, потому что они кажутся мне близкими по чувствам, которые они бы испытывали, если бы ни их сущность. Они сожалеют о том, кем они стали (в моей истории). Также как и человека, чувство «любовь» меняет, заставляя посмотреть на жизнь иными глазами. Также как и у людей, у вампиров бывает любовь запретной. Некоторые считают вампиров существами «голубых» кровей — аристократами. Именно так их показывают во многих фильмах, описывают в книгах. Может оно и так. Но я думаю, что все это пошло от графа Дракулы. Я приклоняюсь перед трудом Б. Стокера, как и перед любым писателем, даже если у него нет таланта, а он пишет. Ведь надо иметь храбрость и не терять надежды. Дракула у Стокера был королевских кровей (якобы он произошел от князя Влада III Цепеша). Может оно и так, но я бы хотела видеть вампира простым, чтобы он был похож на обычного человека, но со своими тайнами.

С тех пор, как я увидела эти сны, я прочла не одну книгу и посмотрела не один фильм, наверное, к каждому у меня найдется свое замечание. Я думаю, и это наложило отпечаток на мою книгу: я хотела обыграть сюжеты по-своему.

Эта история написана от первого лица. Говорят, автор в героя перекладывает себя, свое мировоззрение, чувства, интересы, и при этом, как бы он не отрекался от того, что герой копия автор («Каждый писатель, до известной степени, изображает в своих сочинениях самого себя, часто даже вопреки своей воле». Иоганн Гётте). Я не буду спорить по этому поводу. Я просто поступлю также: моя героиня не похожа на меня, описывая ее, я не описывала себя. Я не находилась в подобной ситуации. А другие герои книги?.. Может, в каждом и есть немножко меня!

Я надеюсь, что Вы, мой дорогой читатель, проникнитесь положительными чувствами к моей героине, как прониклась к ней и ее истории я. Если она делала ошибки, я прошу не судить ее строго, и попытаться отнестись к ней с пониманием.

С наилучшими пожеланиями, автор.

Как может поменяться жизнь? Если ты видишь во сне того, без которого и дышать в будущем не сможешь. Видишь загадки будущего, о котором еще не догадываешься. Но стоит переехать в Самеркров, городок полный тайн, как твоя жизнь меняется. Сны становятся реальностью. Благодаря которой отгадываешь все тайны своих снов, сама того не замечая, влюбляешься в самого загадочного и красивого парня школы. Но у него лишь одно желание, о котором ты узнала…

Что значит сменить яркое теплое солнце на вечные холодные дожди?..