Привет со дна

— нет ничего - ни помощи, ни отдачи.
только и слышно «девочка, не маячь».
- знаешь, что это значит? всё это значит,
что ты потасканный жизнью
футбольный
мяч.

всё это значит, что время неумолимо.
хочешь \ не хочешь, ему надлежало течь.
чувства - не что иное, как пантомима.
люд угораздило этим
себя
обречь.

люд угораздило. ты-то чего полезла?
худо по миру странствовать вопреки?
этот роман, как танец у кромки лезвий.

- нет ничего нежнее его руки.

нет ничего прекраснее полумрака,
и тишины звенящей у нас в ушах…

- если любовь пройдет испытанье браком,
я подарю вам сына.

- отлично!
шах…

мы были самой что ни на есть влюбленной парочкой.
все оборвалось, лишь только мы решили, что любовь нуждается в доказательствах.

© Ф. Бегбедер

сгорели все мосты, которые вели меня к тебе.

твоя спина-
своего рода
аппалачи

я не гоню тебя.
я просто желаю удачи.

Джимми Паркер

– благодарю, – сказала она.
он посмотрел на ее затылок, на плечи. чье-то дыхание. частичка чужой жизни… но все-таки жизни, тепла… не окостеневшее тело. что может дать один человек другому, кроме капли тепла? и что может быть больше этого?

(с) Эрих Мария Ремарк. "Триумфальная арка"

и ради чего это было всё?
вот эти вот письма по три экрана,
вся эта комедия и мелодрама,
все эти слова и звонки
и эти два лишних грамма
в твоей посылке -
колечко размером с пулевое отверстие,
моё - навсегда не вместе,
твоё - заткнись и слушай как ангел уснул в подъезде.

так для чего это всё?
вся эта боль и эти депрессии?
вся моя буйная околесица,
и тёмная лестница,
светлая комната,
зачем я все помню, а?
и забыть - шесть лет не получается,
я отчаиваюсь,
я нечаянно,
обжигаю колени чаем,
звук выключаю,
я не хочу всё назад - ты слышишь?
все эти заброшки, промзоны, крыши,
и как было холодно спать с открытым окном,
и машины тормозили резко под нашим балконом,
и всё что было - всегда всегда об одном -
мир заглючен, мир выпотрешен и сломан.

ты как там хоть?
собираешь монетки в горсть,
постоянный, мой непрошенный, пьяный гость?
нашёл ту с которой бы крепче спалось,
ярче дышалось?
не надо жалости, я прошу,
я так ненавижу твою жалущую, ядовитую жалость.

и ради кого это было?
вот этот кофе и мягкий воск,
что бы говорить друг о друге шёпотом
и быть постоянно врозь?

ради кого это всё -
мои сбитые пальцы, четыре песни, пять тетрадей исписанных ровным почерком,
где каждая запись будто удар по почкам -
где в каждую строчку вмещается скромное многоточие,
где я вижу тебя воочию -

напряжённые руки, вздутые вены,
каждый день по наклонной до отрицательной переменной,
и выступающая ключица,
полуулыбка в профиль на фоне неба -

знаешь, лучше бы ты умер до нашей встречи,
лучше бы тебя просто не было.

мужская логика проста и показательна,
и не стесняясь дураком прослыть,
поэт сказал, что для мужчин желательно
как можно меньше женщину любить..
а я с высот не поэтичной лирики
и без налета умственных глубин
скажу: чем меньше женщину вы любите,
тем больше у нее других мужчин.

я всегда целую — первая, так же просто, как жму руку, только — неудержимее. просто никак не могу дождаться! потом, каждый раз: «ну, кто тебя тянул? сама виновата!» я ведь знаю, что это никому не нравится, что все они любят кланяться, клянчить, искать случая, добиваться, охотиться.. а главное — я терпеть не могу, когда другой целует — первый. так я по крайней мере знаю, что я этого хочу.

© Марина Цветаева

я влюблен, а ты в меня — «быть может»
разбираться в чувствах… так напряжно.
часто говоришь «как карта ляжет…»
ляжет так, как ты ее положишь.
враг мой, я хочу тебя до дрожи.
так, что не хватает слов и жестов.
но спугнул нелепое блаженство
глупый нерешительный прохожий.
во взаимность верить так не сложно.
мы с рассветом станем на день старше.
я услышу голос твой уставший:
«я тебя возненавижу… можно?»
это как порез на нежной коже.
это как пятно на белом ложе
это как продать себя предложат…
ты влюблен, а я в тебя…

быть может.

знаешь, милый
если мы видим друг друга во сне мы должны просыпаться рядом

холодные комнаты
мятный чай и мятые брюки

просто знай, что даже в самый сильный мороз
у меня для тебя
вечно
теплые руки

В человеке идет постоянная война. И он сам решает, победить, или остаться побежденным, или самому вершить правосудие.
(с) Ежи Косински «Раскрашенная птица»

мы можем избавиться от болезни с помощью лекарств, но единственное лекарство от одиночества, отчаяния и безнадежности - это любовь. в мире много людей, которые умирают от голода, но еще больше тех, кто умирает от того, что им не хватает любви.

тот, кого я люблю
не придет назад
у меня в рукаве
ни туза
только мелочь
треф
я чрезмерно с ним нежная
за глаза
впрочем
оба мы знаем
что это блеф

как бы мне
не ломило виски
и не жгло нутро
от случайных встреч
нестыковок
и новостей
ну, подумаешь, больно
подумаешь, тяжело
улыбайся
дыми
делай ставки
встречай гостей

это просто память
держит за жабры
и бьет об лед
вся твоя уязвимость -
саднит у тебя в груди
не ступай по острому,
девочка
хватит
не твой черед
будь сильнее и гибче
чтобы на ход
впереди

чтобы шах или мат
чтобы прямо и под прицел
что терять
тем кто бросил и выстрадал
свой all in
как бы он ни пошел
я уже не меняюсь
в лице

моё чертово сердце
закрыто на карантин

(с) Превзойти Всех

запрети мне, господи, помнить линию его плеч,
помнить разность его гримас и кривых ухмылок.
запрети мне помнить гортанную его речь.
и каков он бывал беспощаден, красив и пылок.

отведи же, господи, от его ненасытных ласк.
от его острых скул и рук, пахнущих чистым, свежим.
дай мне, господи, безразличнейшую из маск.
дай мне, господи, время, чтоб вышла нежность.

запрети мне, господи, помнить, как облака
словно клёцки, плыли низко над головою.
как рвала я письма его в клока,
как мольба просилась собачьим воем.

не позволь ему больше меня собрав
всю в ладони видеть насквозь, нагую.
сделай так, чтобы он отпустил рукав,
когда сердце безжалостно атакует.

запрети мне, господи, помнить курчавый волос,
помнить смех его и какой он любил табак.
запрети мне мысленно слышать надменный голос
и идти на него послушною, как раба.

запрети мне, господи, помнить его лицо,
помнить как обдувало нас с ним морским муссоном.
и какой медный вкус оставался, словно бы вдруг лизнул кольцо
когда он подползал целовать меня тёплый, сонный.

запрети мне, боже, не только помнить, но даже знать,
что он где-то есть, что он спит в изголовьи чьём-то.
что он любит по-прежнему чай без сахара, вермут и танцевать,
и ему безразлично, что я отпустила чёлку.

пощади же, господи, эта дурь
так ломает, крутит, что проще слететь с катушек,
чем выйти в дамки.
дай ответ мне, боже, сколько в небе застывших крошек
и давно ли, господи, у тебя столь карающие повадки.

запрети мне, господи, солнце его ресниц
вспоминать.как волнами лизало ступни.
как бежало токами меж ключиц
то, что пагубно и преступно.

но я помню окно автобуса, ливень, пятница.
ты гуляешь с крестницей, а автобус пятится.
на углу бистро, она плачет, они прощаются.
а я слышу шёпот: "глупая, глупая,
если уж от таких уходят, то больше не возвращаются".

у меня бывают моменты равнодушия. когда я перестаю принимать что-либо близко к сердцу и почти перестаю чувствовать. мне абсолютно неинтересно все, что происходит вокруг. но такие моменты - лишь затишье перед бурей. потом я начинаю воспринимать все с еще большей силой и остротой, любить безумно, а радоваться - от души.