Sever

я сказал, что он мудак, потому что ты- моя

Я не могу забыться сном пока
Ты от меня вдали, к другим близка.

я думала, у меня под кожей стальной волевой стержень,
сила мысли, энергетика, способности, все такое,
что должно быть у ярких и перспективных личностей,
а оказалось, там кроме тебя и июля вообще ничего внутри нет

Ты далеко сегодня от меня
И пишешь о любви своей бездонной
И о тоске-разлучнице бессонной,
Точь-в-точь все то же, что пишу и я.

Ах, как мы часто слышим разговоры,
Что без разлуки счастья не сберечь.
Не будь разлук, так не было б и встреч,
А были б только споры да раздоры.

Конечно, это мудро, может статься.
И все-таки, не знаю почему,
Мне хочется, наперекор всему,
Сказать тебе: — Давай не разлучаться!

Я думаю, что ты меня поймешь:
К плечу плечо — и ни тоски, ни стужи!
А если и поссоримся — ну что ж,
Разлука все равно намного хуже

Эдуард Асадов

"Мы рождаемся в разных городах: у кого-то вечное солнце, а у кого-то лютые морозы. Недовольные постоянно жалуются и мечтают переехать, но на деле меняют свою жизнь только единицы. Кто сказал, что твою жизнь уже решили за тебя? Мы рождаемся с разными судьбами: у кого-то всегда праздник, а кто-то глубоко несчастен. Кажется, будто каждому заготовлена своя учесть, которую не изменить. Но кто сказал, что твою жизнь решили за тебя? Недовольные жалуются, но меняют свою жизнь лишь единицы. Нужно набраться смелости переехать в другой город и в другую жизнь."

"Я помню, мне было лет семь или восемь, я что-то опять натворил, ты разозлилась и сказала: "Собирай вещи, я отправлю тебя в интернат!". Я вопросительно посмотрел на тебя и ты заорала: "Собирай, сказала, вещи! Ты больше тут не живешь, поедешь в интернат". И я сел на колени перед своей полкой с тетрадками какими-то изрисованными, вырезками из журналов, разукрашками, наклеечными альбомами и стал их разбирать и укладывать. Я сидел на коленях перед открытой полкой, раскладывал свое жалкое детское имущество, которое для всех остальных людей в мире являлось просто мусором, и рыдал навзрыд. Мой мелкий восьмилетний мозг тогда переваривал кучу новой информации. Именно в тот момент, когда я, сидя на коленях перед своими вещами, собирал их в кучу, чтобы убраться навсегда из этого дома, ко мне пришло осознание, что я могу быть никому не нужен. Вот совсем никому. И сколько бы после этого ты не говорила, что просто хотела припугнуть меня, мам, что просто тебе надоело мое из рук вон плохое поведение, сколько бы ни говорила, что любишь, беспокоишься и что вся семья меня любит, я все равно теперь больше никому не верю. Ни единому человеку, который говорит, что я ему нужен. Потому что по-любому когда-нибудь опять настанет день, когда меня заставят сидеть на коленях и собирать в кучу все, что мне принадлежит."

"- Уходи, оборви все связи. Не здоровайся, не пиши. - Ты любил меня разве? - Я не чаял в тебе души."

При сухом сердце и глаза сухи.