et si tu n'existais pas

— Пришла добить меня, солнышко? Резко поворачиваюсь. Звук пришел слева, и я слышала очень плохо. И голос был хриплый и слабый. Но это сказал Пит. Кто еще на арене стал бы называть меня солнышком? Внимательно просматриваю каждый дюйм берега и никого не вижу. Только ил, растения и камни. - Пит? - шепчу я. - Ты здесь? Нет ответа. Может, мне почудилось? Нет, я уверена, что в самом деле слышала голос, и притом очень близко. - Пит! - повторяю я и крадусь вдоль берега. - Эй, не наступи на меня! Я отскакиваю назад. На этот раз голос прозвучал прямо у меня из-под ног. Но там никого нет. И вдруг посреди коричневой грязи и зеленых стеблей появляются два голубых огонька - его глаза. Я открываю рот от изумления, за что меня вознаграждает белозубая улыбка, прорезавшаяся под ними. Это вершина маскировочного искусства. Что там метание тяжестей! Питу следовало превратить себя на глазах распорядителей в дерево. Или валун. Ну, или в поросший травою берег ручья. - Закрой глаза, - командую я. Пит закрывает глаза, рот и - исчезает. Большая часть его тела, вероятно, покрыта слоем жидкой грязи и травой, лицо и руки, которые должны были остаться на поверхности, невозможно разглядеть

— Вижу, ты не зря убил кучу времени на разукрашивание пирогов. Пит улыбается: - Да уж, пригодилось перед смертью. - Ты не умрешь, - говорю я твердо. - Кто тебе сказал? Его голос такой изможденный и хриплый. - Я тебе говорю. Теперь мы одна команда. Слышал новость? - Слышал. Спасибо, что нашла мои останки. Вытаскиваю бутыль с водой и даю ему попить. - Катон ударил тебя кинжалом? - Да. В правую ногу. Высоко. - Мы сейчас спустимся к ручью и смоем грязь, чтобы осмотреть раны. - Наклонись поближе. Хочу тебе кое-что сказать. Я наклоняюсь и подставляю здоровое ухо к его губам. В ухе становится щекотно, когда он шепчет: - Помни: мы безумно влюблены друг в друга. Если вдруг захочешь меня поцеловать, не стесняйся. Я сердито отдергиваю голову и смеюсь: - Спасибо, буду иметь в виду. Пит еще шутит, значит, все не так плохо. Впрочем, когда я пытаюсь помочь ему выбраться к воде, моя веселость мигом улетучивается. Тут всего два шага, казалось бы, чего сложного? Но это действительно очень и очень сложно, потому что сам Пит не способен сдвинуться ни на дюйм. Самое лучшее, что он может сделать, это не мешать мне. Он кричит, когда я тяну его за руки. Грязь и трава вцепились в него мертвой хваткой, и только рванув изо всех сил, мне удается их перебороть. Пит по-прежнему лежит в двух шагах от воды, скрипя зубами от боли. Грязь на его лице покрылась канавками от слез.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

Когда я открываю глаза, уже середина дня. Моя голова покоится на руке Пита. Я не помню, как он пришел прошлой ночью. Я поворачиваюсь, стараясь не потревожить его, но он уже не спит. - Никаких кошмаров, - говорит он. - Что? - спрашиваю я. - У тебя не было никаких кошмаров прошлой ночью, - поясняет он. Он прав, впервые за последнее время я спала всю ночь. - Тем не менее, сны мне снились, - говорю я, вспоминая. - Я бежала за сойкойпересмешницей сквозь лес. Очень долго. А на самом деле это была Рута. Я имею в виду, когда та запела, у нее был ее голос. - Куда она вела тебя? - спрашивает он, убирая волосы с моего лба. - Я не знаю. Мы никуда не дошли, - отвечаю я. - Но я чувствовала себя счастливой. - Да, ты спала так, словно ты была счастлива, - говорит он. - Пит, почему я никогда не могу определить, когда кошмары у тебя? - спрашиваю я. - Не знаю. Не думаю, что я мечусь или выкрикиваю чтонибудь. Я просто попадаю туда, парализованный ужасом, - объясняет он. - Тебе следует будить меня, - говорю я, думая, как я прерываю его сон по дватри раза за ночь и о том, сколько времени уходит, чтобы успокоить меня. - Это необязательно. Мои кошмары обычно о том, как я теряю тебя, - поясняет он. - Я успокаиваюсь, как только понимаю, что ты рядом. Тьфу! Пит говорит это таким пренебрежительным тоном, а ведь это словно удар в живот. Он просто честно отвечает на мой вопрос. Он не давит на меня, не делает на самом деле никаких признаний в любви. Но я чувствую себя просто ужасно, как будто я использую его. А может, так и есть? Я не знаю. Знаю только, что впервые я считаю аморальным то, что он здесь, в моей постели. Как бы парадоксально это не звучало, ведь теперь мы официально помолвлены. - Будет хуже, когда дома я снова буду спать один, - говорит он. Верно, мы почти дома.

Сьюзен Коллинз - "И вспыхнет пламя"

The Hunger Games. New Poster

Хоть фильм уже появился на больших экранах всех кинотеатров, нас все равно не перестают радовать маленькими мелочами. В этот раз поклонников "Голодных Игр" порадовали новым постером с Китнисс. Мне он безумно нравится, мне бы хотелось, чтобы такой постер висел в кинотеатрах моего города, потому что он прекрасный. Моя любимая Огненная Китнисс. Здесь просто без слов. Шикарная Дженнифер, впрочем как и всегда.

— А ты сам? Я видела тебя на рынке. Как ты таскал стофунтовые мешки с мукой, - обрываю я его. - Что ж ты ему не расскажешь? Или это, по-твоему, ничего? - Да, на арене наверняка будет полно мешков с мукой, и я забросаю ими противников. Мешки - не оружие. Сама понимаешь, - выпаливает Пит. - Он умеет бороться, - говорю я Хеймитчу. - На школьных соревнованиях в прошлом году занял второе место, уступив только брату. - И что толку? Ты часто видела, чтобы один борец залавливал другого насмерть? - с отвращением произносит Пит. - Зато всегда бывают рукопашные схватки. Если ты раздобудешь нож, у тебя по крайней мере будет шанс. А если кто навалится на меня, я - труп! От злости мой голос срывается на крик. - Никто на тебя не навалится. Будешь жить на дереве, питаясь сырыми белками, и отстреливать соперников из лука. Знаешь, когда мама пришла прощаться, она сказала, что в этот раз Дистрикт-12, возможно, победит. Я думал, она хочет меня подбодрить, а оказалось, она имела в виду тебя! - Конечно, она говорила о тебе! - отмахиваюсь я. - Нет, она сказала «победительница». Победительница, то есть ты! Я оторопела. Неужели его мать так сказала? Неужели она оценивает меня выше своего сына? Судя по боли в глазах Пита, он не врет. Я снова на задворках пекарни. По спине текут ледяные струйки дождя, в животе пусто. И одиннадцатилетняя девочка во мне говорит: - Только потому, что кое-кто мне помог. Взгляд Пита падает на булочку у меня в руках, и я понимаю, что он тоже помнит тот день. Он пожимает плечами. - На арене тебе тоже помогут. От спонсоров отбоя не будет. - Не больше, чем у тебя. Пит переводит глаза на Хеймитча. - Она совсем не понимает, какое впечатление производит на всех. Он проводит пальцем по столу, не глядя на меня. Что он хочет сказать? Мне помогут? Когда мы умирали от голода, никто не помог! Никто, кроме Пита. Мне ничего не давали даром. Дела пошли в гору, только когда появилась добыча. Я умею торговать. Или нет? Какое впечатление я произвожу? Слабой и нуждающейся в помощи? Он думает, торговля мне удавалась, потому что люди меня жалели? Неужели так и есть? Возможно, кто-то и был со мной щедрее обычного, но я всегда считала, что это из-за отца, которого многие хорошо знали. Да и дичь всегда была первоклассная… Нет, кто меня не жалел! Пит нарочно хотел меня задеть.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

— Итак, Китнисс, Капитолий, должно быть, немало отличается от Дистрикта-12. Что тебя больше всего здесь поразило? - спрашивает Цезарь. Что… что он говорит? Слова звучат в ушах, но не имеют для меня никакого смысла. Я отчаянно ищу глазами Цинну, наши взгляды смыкаются, и я представляю себе, что вопрос произносят его губы: «Что тебя больше всего здесь поразило?» Поразило, поразило… надо назвать что-нибудь приятное. Что? «Будь честной, - приказываю я себе. - Говори правду». - Тушеное филе барашка, - выдавливаю я. Цезарь смеется, и я смутно слышу, что кое-кто в толпе тоже. - С черносливом? - уточняет Цезарь. Я киваю. - О, я сам уплетаю его за обе щеки. - Он вворачивается боком к зрителям, прикладывает руку к животу и с тревогой спрашивает: - Не заметно? - В ответ раздаются ободряющие возгласы и аплодисменты. В этом весь Цезарь: всегда найдет способ тебя поддержать. - Да, Китнисс, - говорит он доверительным тоном, - когда я увидел тебя на церемонии открытия, у меня буквально остановилось сердце. А что ты подумала, увидев свой костюм? Цинна поднимает бровь: честно! - Вы имеете в виду, после того как я перестала бояться, что сгорю заживо? Взрыв хохота, неподдельного, со стороны зри-лей. - Да, именно, - подтверждает Цезарь. Кому-кому, а Цинне стоило об этом сказать. - Подумала, что Цинна замечательный, и это - самый потрясающий костюм из всех, какие я видела. Я просто поверить не могла, что он на мне. И не могу поверить, что сейчас на мне это платье.- Я расправляю юбку. - Вы только посмотрите! Пока зрители ахают и стонут, Цинна едва заметно показывает пальцем: покружись! Я делаю один оборот, вызывая еще более бурную реакцию публики. - О, сделай так еще! - восклицает Цезарь. Я поднимаю руки вверх и быстро вращаюсь, снова и снова, чтобы юбка развевалась, и меня охватывали языки пламени. Народ безумствует. Остановившись, я хватаюсь за руку Цезаря. - Не прекращай! - просит он. - Придется. У меня все плывет перед глазами! - хихикаю я; наверное, первый раз в жизни я веду себя так легкомысленно, опьянев от страха и кружения. Цезарь обнимает меня рукой: - Не бойся, я тебя держу. Не позволю тебе последовать по стопам твоего ментора. Толпа дружно гикает и улюлюкает, когда камеры выхватывают Хеймитча, прославившегося своим нырком головой вниз со сцены во время Жатвы. Хеймитч добродушно отмахивается от операторов и показывает на меня.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

Цеп с силой ударяет камнем в висок Мирты. Крови нет, но на черепе остается вмятина. Мирта еще жива, она часто дышит, и из ее груди вырываются стоны. Когда Цеп с поднятым камнем поворачивается в мою сторону, я знаю, что бежать бесполезно. Мой лук не заряжен. Я смотрю в карие глаза Цепа, завороженная их странным золотым блеском. - О чем она болтала? Ты союзница Руты? - Я… я… мы с ней объединились. Взорвали еду профи. Я хотела ее спасти. Очень хотела. Но он нашел ее раньше. Парень из Первого, - говорю я. Возможно, если Цеп узнает, что я помогала Руте, он убьет меня быстро и без мучений. - Ты его убила? - сурово спрашивает он. - Да. Я его убила. И усыпала ее тело цветами. И пела ей, пока она не уснула. На моих глазах выступают слезы. Воля и силы покидают меня. Остается только Рута, боль в голове, страх перед Цепом и стоны умирающей девушки. - Уснула? - презрительно бросает Цеп. - Умерла. Я пела ей, пока она не умерла, - говорю я. - Твой дистрикт… прислал мне хлеб. Я поднимаю руку - не за стрелой; все равно успею. Просто вытираю нос. - Цеп, сделай это быстро, ладно? По лицу видно, что в нем борются противоположные чувства. Цеп опускает камень и говорит почти с укором:

— В этот раз, только в этот раз я тебя отпускаю. Ради девочки. Мы с тобой квиты. Больше никто никому не должен. Понятно? Я киваю, потому что мне понятно. Понятно про долги. Про то, как плохо их иметь. Понятно, что если Цеп победит, то возвратится в дистрикт, забывший о правилах ради того, чтобы отблагодарить меня. И что Цеп тоже пренебрегает ими. Сейчас он не станет разбивать мне голову камнем. - Мирта! - кричит Катон с надрывом. Он уже близко и видит, что она лежит на земле. - Тебе лучше поторопиться, Огненная Китнисс, - говорит Цеп. Я не заставляю его повторять дважды. Что есть духу бегу по утрамбованной площадке подальше от Цепа и Мирты и голоса Катона. Оборачиваюсь только у самого леса. Цеп с двумя большими рюкзаками скрывается за краем площадки, в той части арены, которую я никогда не видела. Катон с копьем в руке стоит на коленях перед Миртой, умоляя не покидать его. Скоро он поймет, что ее уже не спасти. Как обезумевший раненый зверь, я мчусь не разбирая дороги, врезаясь в деревья, то и дело смахивая кровь, заливающую глаз. Раздается пушечный выстрел: Мирта умерла. Теперь Катон бросится по следу- либо моему, либо Цепа. Я ослабла из-за раны и вся трясусь от страха и изнеможения. У меня есть лук, однако Катон метает копье почти так же далеко, как я стреляю.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

Кто-то считает: «10, 9, 8… 3, 2, 1», и вот мы в эфире. Вся страна смотрит сейчас на нас. Цезарь Фликермен, как всегда, великолепен: дурачится, шутит, замирает от восторга. Еще на первом интервью он и Пит легко нашли контакт друг с другом, так что поначалу мне почти не приходится ничего говорить, только улыбаться, пока они беседуют, будто старые приятели. Но постепенно вопросы становятся серьезнее и требуют более полных ответов. - Пит, ты уже говорил в пещере, что влюбился в Китнисс, когда тебе было… пять лет? - Да, с того самого момента, как я ее увидел. - А ты, Китнисс, сколько времени потребовалось тебе? Когда ты впервые поняла, что любишь Пита? - Э-э, трудно сказать… Я улыбаюсь и в отчаянии смотрю на свои руки. Помоги! - Что до меня, я точно знаю, когда меня осенило. В тот самый момент, когда ты, сидя на дереве, закричала его имя. Спасибо, Цезарь! Я ухватываюсь за подсказку. - Да, думаю, тогда это и случилось. Просто… Честно говоря, до этого я старалась не думать о своих чувствах. Я бы только запуталась, и мне стало бы гораздо тяжелее, если бы я поняла это раньше… Но тогда, на дереве, все изменилось. - Как думаешь, почему это произошло? - спрашивает Цезарь. - Возможно… потому что тогда… у меня впервые появилась надежда, что я его не потеряю, что он будет со мной. Хеймитч, стоящий позади оператора, облегченно переводит дух; значит, я все сказала правильно. Цезарь достает из кармана носовой платок и какое-то время будто бы не способен говорить, так он растроган. Пит прижимает лоб к моему виску: - Теперь я всегда буду с тобой, и что ты станешь делать? Я смотрю ему в глаза: - Найду такое место, где ты будешь в полной безопасности. И когда он меня целует, по залу проносится вздох. Отсюда разговор естественным образом переходит к тем опасностям, которые нас поджидали на арене: огненным шарам, осам-убийцам, переродкам, ранам. И тут Цезарь спрашивает Пита, как ему нравится его «новая нога». - Новая нога? - кричу я, совсем забыв про камеры, и задираю штанину на брюках Пита. - О нет! Вместо живой кожи я вижу сложное устройство из металла и пластика. - Тебе не сказали? - негромко спрашивает Цезарь. Я качаю головой. - У меня еще не было времени. - Пит пожимает плечами. - Это я виновата. Потому что наложила жгут. - Да, ты виновата, что я остался жив. - Это правда, - говорит Цезарь. - Если бы не ты, он бы истек кровью. Наверное, это так, но все равно я так расстроена, что в глазах стоят слезы, и я прячу лицо на груди у Пита, чтобы не расплакаться перед всей страной. Пару минут Цезарю приходится уговаривать меня повернуться обратно к камерам. После этого он еще долго не задает мне вопросов, давая прийти в себя. До тех пор пока речь не заходит о ягодах. - Китнисс, я понимаю, что тебе тяжело, но я все-таки должен спросить. Когда ты вытащила ягоды… о чем ты думала в тот момент? Я отвечаю не сразу, стараюсь собраться с мыслями. Вот он, самый важный вопрос. Сейчас я либо окончательно восстановлю Капитолий против себя, либо сумею убедить всех, что безумно боялась потерять Пита и не способна отвечать за свои поступки. Очевидно, моя речь должна быть долгой и убедительной, но я лишь мямлю едва слышно: - Я не знаю… я просто… не могла себе представить, как буду жить без него, - Пит? Хочешь что-нибудь добавить? - Нет. Я могу только повторить то же самое. Цезарь прощается с телезрителями, и камеры выключают. Слышны смех и слезы, поздравления, но я не уверена, что все прошло гладко, до тех пор, пока не подхожу к Хеймитчу. - Хорошо? - шепчу я. - Лучше не бывает.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

После того как я занимаю свое место, аплодисменты еще долго не смолкают. Я снова смотрю на Цинну, ожидая его одобрения. Он потихоньку показывает мне два больших пальца. Первая половина интервью с Питом пролетает для меня как в тумане, ясно только, что Питу с ходу удалось завоевать зрительские симпатии: из толпы то и дело раздаются крики и смех. На правах сына пекаря он сравнивает трибутов с хлебом из их дистриктов, затем рассказывает забавную историю об опасностях, какие таят в себе капитолийские ванны. «Скажите, я все еще пахну розами?» - спрашивает он Цезаря, и они начинают на пару дурачиться и обнюхивать друг друга, заставляя зрителей покатываться со смеху. Я вполне прихожу в себя, только когда Цезарь задает Питу вопрос, есть ли у него девушка. Пит колеблется, потом неубедительно качает головой. - Не может быть, чтобы у такого красивого парня не было возлюбленной! Давай же, скажи, как ее зовут! - не отстает Цезарь. Пит вздыхает. - Ну, вообще-то, есть одна девушка… Я люблю ее, сколько себя помню. Только… я уверен, до Жатвы она даже не знала о моем существовании.

Из толпы доносятся возгласы понимания и сочувствия. Безответная любовь - ах, как трогательно! - У нее есть другой парень? - спрашивает Цезарь. - Не знаю, но многие парни в нее влюблены. - Значит, все, что тебе нужно, - это победа: победи в Играх и возвращайся домой. Тогда она уж точно тебя не отвергнет, - ободряет Цезарь. - К сожалению, не получится. Победа… в моем случае не выход. - Почему нет? - озадаченно спрашивает ведущий. Пит краснеет как рак и, запинаясь, произносит: - Потому что… потому что… мы приехали сюда вместе. Какое-то время камеры еще направлены на опущенные глаза Пита, пока его слова доходят до телевизионщиков. Затем я вижу на экране свое лицо, увеличенное в несколько раз, с приоткрытым от неожиданности и возмущения ртом. Это я! Он говорит обо мне! Я сжимаю губы и смотрю в пол, надеясь таким образом скрыть бурлящие во мне чувства.

— Да-а, вот уж не везет так не везет, - говорит Цезарь, и в его голосе звучит искреннее сострадание. Толпа согласно шумит, несколько человек даже вскрикнули, точно от боли. - Не везет, - соглашается Пит. - О, мы все тебя прекрасно понимаем: трудно не потерять голову от такой прекрасной юной леди. Кстати, она знала о твоих чувствах? Пит качает головой: - До этого момента нет. Я на мгновение поднимаю взгляд на экран - мои щеки так пылают, что никто и не подумает усомниться. - А неплохо бы вытащить ее снова на середину и послушать, что она на это скажет, как думаете? - обращается Цезарь к публике и получает в ответ одобрительный рокот тысяч голосов. - Сожалею, но правила есть правила, наше с Китнисс время уже потрачено. Что ж, удачи тебе, Пит Мелларк, и, мне кажется, я не ошибусь, если скажу за весь Панем: наши сердца бьются в унисон с твоим. Рев толпы оглушает. Пит своим признанием в любви ко мне совершенно затмил всех нас, остальных трибутов. Когда крики наконец смолкают, Пит произносит сдавленным голосом: «Спасибо», - и возвращается на свое место. Играет гимн, мы встаем. Голову приходится поднять, чтобы не проявлять непочтительность, и - на каждом экране, куда ни глянь, мы с Питом, отделенные друг от друга парой футов, непреодолимой пропастью в глазах сердобольных зрителей. Бедные-несчастные мы! Знали бы они правду!

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

Джош: С вами Джош Хатчерсон и вы присоединяетесь ко мне на мою фотосесcию. Безумно интересно.

Интервьювер: Дженнифер, скажи "привет" на камеру.

Дженнифер: Привет!

The Hunger Games Soundtracks

The Hunger Games Score

1. The Hunger Games [x] 2. Katniss Afoot [x] 3. Reaping Day [x] 4. The Train [x] 5. Entering the Capitol [x] 6. Preparing the Chariots [x] 7. Horn of Plenty [x] 8. Penthouse / Training [x] 9. Learning the Skills [x] 10. The Countdown [x] 11. Booby Trap [x] 12. Healing Katniss [x] 13. Rue’s Farewell [x] 14. We Could Go Home [x] 15. Searching for Peeta [x] 16. The Cave [x] 17. Muttations [x] 18. Tenuous Winners / Returning Home [x] 19. Rue's Whistle Song [x]

Songs from District 12 and Beyond

1. Arcade Fire - Abraham’s Daughter [x] 2. The Secret Sisters - Tomorrow Will Be Kinder [x] 3. Neko Case - Nothing to Remember [x] 4. Taylor Swift feat. The Civil Wars - Safe & Sound [x] 5. Kid Cudi - The Ruler & The Killer [x] 6. Punch Brothers - Dark Days [x] 7. The Decemberist - One Engine [x] 8. Carolina Chocolate Drops - Daughter’s Lament [x] 9. The Civil Wars - Kingdom Come [x] 10. Glen Hansard - Take the Heartland [x] 11. Maroon 5 feat Rozzi Crane - Come Away to the Water [x] 12. Miranda Lambert ft Pistol Annies - Run Daddy Run [x] 13. Jayme Dee - Rules [x] 14. Taylor Swift - Eyes Open [x] 15. The Low Anthem - Lover is Childlike [x] 16. Birdy - Just a Game [x]

Bonus

1. Jennifer Lawrence & Willow Shields - Deep in the Meadow [x] 2. Sting - Deep in the Meadow [x] 3. Hypnotic Brass Ensemble - War [x] 4. Laurie Spiegel - Sediment [x] 5. Chas Smith - A Wasp on her Abdomen [x] 6. Lower Austrian Tonkünstler Orchestra - Three Movements for Orchestra, mvt. 1 [x] 7. Eugeni Galperine - Farewell [x] 8. Olafur Arnalds - Allt Varo Hljott [x] 9. The Chemical Brothers - Marissa Flashback (trailer) [x] 10. T.T.L - Deep Shadow (trailer) [x] 11. Groove Addicts - Mercury (trailer) [x] 12. Audiomachine - Dark Evolution (trailer) [x] 13. Jo Blankenburg - Apophis (trailer) [x] 14. John Paesano - Horizons (trailer) [x] 15. Ella Mea Bowen - Girl on Fire [x]

Наконец я знаю, что делать. Подхожу ближе и готовлю три стрелы - должно хватить. Становлюсь в стойку и, пока прицеливаюсь, забываю обо всем мире. Первая стрела прокалывает мешок сбоку у самого верха, оставляя небольшой разрыв. Вторая расширяет его до дыры. Одно из яблок уже качается, готовое упасть, когда я выпускаю третью стрелу, которая захватывает болтающийся кусок ткани и отдирает его от мешка. Мгновение кажется, что ничего не происходит. Потом яблоки разом падают на землю, и мощный поток воздуха поднимает меня и отбрасывает назад. Удар об утрамбованную землю едва не вышибает из меня дух. Рюкзак лишь немного смягчил падение. К счастью, колчан каким-то образом оказался зажат у меня под мышкой, благодаря чему и он, и мое плечо остались целы. Лук из рук я тоже не выпустила. Земля подо мной все еще сотрясается от взрывов, но я их не слышу. Не слышу совсем ничего. Как бы то ни было, яблоки, очевидно, подорвали достаточно мин, чтобы остальные взорвались от осколков. Я закрываю лицо ладонями, пока сверху дождем падают горящие обрывки и ошметки. Воздух наполняется едким дымом - не самое приятное для того, кто пытается снова научиться дышать. Скоро вибрация прекращается. Я перекатываюсь на бок и наслаждаюсь видом дымящихся обломков, бывших только что аккуратной пирамидой. Едва ли профи смогут что-то спасти. Пора убираться. Лучше быть подальше, когда они примчатся сюда. Встав на ноги, я понимаю, что бегство будет нелегким делом. Кружится голова. И это не заурядное недомогание, а кое-что похлеще: деревья вихрем проносятся вокруг меня, земля ходит ходуном. Делаю несколько шагов и, сама не понимаю как, оказываюсь на четвереньках. Жду несколько минут в надежде, что все пройдет. Ничего не проходит. Меня охватывает паника. Нельзя оставаться здесь. Бегство - вопрос жизни. Но я не в состоянии идти и вдобавок ничего не слышу. Прижимаю ладонь к левому уху - тому, что было обращено в сторону взрыва, - на ладони появляется кровь. Вдруг я оглохла насовсем? Какой ужас! Для охотника слух важен так же, как и зрение, иногда даже важнее. Плюс ни в коем случае я не должна показывать страх. Вне всякого сомнения, меня сейчас показывают в прямом эфире на всех телеэкранах Панема.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

— О, нет, Китнисс. Не твоя свадьба. А Финника и Энни. Все, что ты должна сделать это сняться и притвориться, что счастлива за них, - сообщает он мне. - Это одна из немногих вещей, для которых мне не нужно притворяться, Плутарх, - говорю я ему. Я немного осторожна в компании с Энни, посколько все, что я о ней знаю, это то, что Финник ее любит и что все считают ее сумашедшей. На воздушном корабле я решаю, что она немного нестабильная нежели сумашедшая. Она неуместно смеется или вообще в растерянности покидает разговор. Ее зеленые глаза с такой интенсивностью прикованы к какой-либо точке, что вы сами пристально смотрите и пытаетесь понять, что она может видеть в пустом пространстве. Иногда, без какой-либо причины, она зажимает уши руками, как будто пытается заглушить звук, причиняющий боль. Она действительно странная, но если Финник любит ее, то мне этого достаточно.

Что - то в Финнике изменилось с тех пор как он женился. То, что он олицетворял ранее - это Капитолийский сердцеед, которого я встретила до 25-ти летия Подавления, загадочный союзник на арене, разбитый молодой человек который старался помочь мне восстанавливаться вместе с ним. Теперь он изменился в человека, который излучает жизнь. Такие привлекательные черты, как скромное чувство юмора и радушие были представлены Фиником широкой публике впервые. Он никогда не отпускает руку Энни. Ни тогда когда они гуляют, ни тогда когда едят… Я сомневаюсь, что он когла-либо собирается это сделать. А Энни до сих пор находится в каком-то счастливом оцепенении. И до сих пор в то время как вы что-либо говорите, нечто уносит ее разум в другой мир. Но несколько слов Финника возвращают ее.

Сьюзен Коллинз - "Сойка - пересмешница"

Минут через пятнадцать называют мое имя. Я приглаживаю волосы, расправляю плечи и… войдя в зал, сразу понимаю, что ничего хорошего меня не ждет. Слишком долго они здесь просидели, эти распорядители, слишком много демонстраций посмотрели, а многие и выпили лишка. Больше всего им сейчас хочется пойти домой. Мне не остается ничего другого как выполнять задуманное. Я направляюсь к секции стрельбы из лука. Вот они, долгожданные! Все эти дни у меня прямо руки чесались до них добраться. Луки из дерева, пластика, металла и еще из каких-то незнакомых мне материалов. Стрелы с безупречно ровным оперением. Я выбираю лук, надеваю тетиву и набрасываю на плечо подходящий колчан со стрелами. Выбор мишеней невелик: обычные круглые и силуэты людей. Я иду в центр зала и выбираю первую цель - манекен для метания ножей. Еще натягивая стрелу, понимаю: что-то не так. Тетива туже, чем та, которой я пользовалась дома, а стрела жестче. Я промахиваюсь на несколько дюймов, и теперь на меня уж точно никто и не взглянет. Вот так показала себя! Я собираю волю в. кулак и возвращаюсь к щиту с мишенями. Выпускаю одну стрелу за другой, пока руки не привыкают к новому оружию. Опять занимаю ту же позицию в центре зала и поражаю манекен в самое сердце. Следующей стрелой перерубаю веревку, на которой подвешен мешок с песком для боксеров. Мешок бухается на пол и с треском лопается. Тут же делаю кувырок, встаю на колено и точным выстрелом сбиваю светильник высоко под потолком. Вниз летит сноп искр. Вот теперь то, что надо! Я поворачиваюсь к распорядителям, ожидая их реакции. Некоторые одобрительно кивают, но большинство увлечены жареным поросенком, только что поданным на стол. Меня охватывает ярость. От этого, возможно, зависит моя жизнь, а им и дела нет. Поросенок куда важнее! Сердце колотится в груди, щеки пылают. Не думая, выхватываю стрелу и посылаю ее в сторону стола. Раздаются вскрики, едоки шарахаются в стороны. Стрела пронзает яблоко во рту поросенка и пришпиливает его к стенe. Все таращатся на меня, не веря глазам. - Спасибо за внимание, - говорю я с поклоном и, не дожидаясь разрешения, иду к выходу.

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"

Я лежу в очках и вижу, как капли дождя разбиваются о пол пещеры. Ритмично и убаюкивающе. Несколько раз я начинаю дремать и тут же просыпаюсь, злясь на себя и чувствуя вину. Выдерживаю так три-четыре часа, потом бужу Пита. Он, кажется, не против. - Если завтра дождь перестанет, я найду нам место высоко на дереве, и мы сможем спать оба, - обещаю я, погружаясь в сон. На следующий день с погодой все так же. Ливень не прекращается ни на минуту, как будто распорядители всерьез задумали нас утопить. От раскатов грома трясется земля. Пит собирается пойти искать еду, но я отговариваю: сейчас ничего дальше своего носа не увидишь, только вымокнешь до нитки. Он и сам это понимает, просто от голода уже хоть на стену лезь. Еще один день клонится к вечеру, и никаких признаков перемены погоды. Хеймитч - наша единственная надежда, а он не дает о себе знать: то ли денег мало - а цены сейчас запредельные, - то ли недоволен впечатлением, какое мы производим. Скорее второе. Я первая готова признать, что смотреть на нас сейчас не потрясающе интересно. Голодные, ослабевшие, почти не двигаемся, стараясь не потревожить раны. Сидим, укутавшись в спальный мешок, тесно прижавшись друг к другу - ясно, что не из-за большой любви, а из-за холода. Бывает, задремлем для разнообразия.

Да и как дальше развивать наши романтические отношения? Вчерашний поцелуй удался неплохо, но как опять направить дело в нужное русло? В Дистрикте-12 я знала девушек, для которых это проще простого, однако у меня никогда не было ни времени, ни желания заниматься такой ерундой. И потом, от нас явно ждут не просто поцелуя, иначе бы мы получили еду еще вчера. Что-то подсказывает мне, что обычными знаками любви тут не отделаешься. Хеймитч хочет чего-то личного, хочет, чтобы мы изливали душу перед публикой. Разве не на это он подбивал меня, когда готовил к интервью? Даже думать противно. Мне, а не Питу. Может, попробовать разговорить его? - Слушай, Пит, - беззаботно говорю я. - На интервью ты сказал, что любил меня всегда. А когда началось это «всегда»? - Э-э, дай подумать. Кажется, с первого дня в школе. Нам было пять лет. На тебе было красное в клетку платье, и на голове две косички, а не одна, как сейчас. Отец показал мне тебя, когда мы стояли во дворе. - Показал отец? Почему? - Он сказал: «Видишь ту девочку? Я хотел жениться на ее маме, но она сбежала с шахтером». - Да ну, ты все выдумываешь! - вырывается Меня. - Вовсе нет. Так и было. Я еще спросил отца, зачем она убежала с шахтером, если могла выйти за тебя? А отец ответил: «Потому что когда он поет, даже птицы замолкают и слушают».

— Это правда. Про птиц. Точнее, было правдой, - говорю я. Я удивлена и неожиданно растрогана тем, что пекарь так сказал Питу. И еще… возможно, мне не хочется петь не оттого, что я считаю это пустой тратой времени, а оттого, что пение и музыка слишком сильно напоминают об отце? - А потом, в тот же день, на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины», и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что все птицы за окном умолкли, пока ты пела. - Да ладно, перестань, - говорю я, смеясь. - Нет, это так. И когда ты закончила, я уже знал, что буду любить тебя до конца жизни… А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой. - Так и не собрался, - добавляю я. - Не собрался. Можно сказать, мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя. Секунду-другую меня переполняет почти идиотское счастье, а потом я просто не знаю, что думать. Разве мы не должны придумывать подобную чепуху, чтобы казаться влюбленными? Но рассказ Пита так похож на правду. Потому что в нем есть правда. Об отце и птицах. О красном платье в клетку… у меня действительно было такое, а потом его носила Прим, пока оно совсем не превратилось в лохмотья уже после смерти отца. И еще это объясняет, почему Пит ценой побоев отдал мне хлеб в тот ужасный голодный день. Если сходится так много, то… может быть, и остальное правда? - У тебя… очень хорошая память, - говорю я, запинаясь.

— Я помню все, что связано с тобой, - отвечает Пит, убирая мне за ухо выбившуюся прядь. - Это ты никогда не обращала на меня внимания. - Зато теперь обращаю. - Ну, здесь-то у меня мало конкурентов. Мне снова хочется невозможного: спрятаться ото всех, закрыть ставни. Под ухом прямо-таки слышу шипение Хеймитча: «Скажи это! Скажи!» Я сглатываю комок в горле и произношу: - У тебя везде мало конкурентов. В этот раз я наклоняюсь к Питу первой. Наши губы едва касаются, когда глухой звук снаружи пещеры заставляет нас вздрогнуть от испуга. Я хватаю лук, но уже все затихло. Пит смотрит сквозь щель между камнями и радостно вскрикивает. В следующую минуту он уже стоит под дождем и протягивает мне какой-то предмет. Серебряный парашют с корзиной! Внутри - мы даже не мечтали о таком - свежие булочки, козий сыр, яблоки и, самое главное, большая миска Той бесподобной тушеной баранины с диким рисом. То самое блюдо, которое я назвала Цезарю Фликерману моим самым большим впечатлением в Капитолии. Пит вползает обратно в пещеру, его лицо сияет как солнце. - Наверное, Хеймитчу надоело смотреть, как мы умираем с голоду. - Наверное, - соглашаюсь я. В голове у меня звучит довольный, хотя и несколько усталый голос Хеймитча: «Да, да, вот что мне нужно, солнышко».

Сьюзен Коллинз - "Голодные игры"