ㅤ

Думаю, нас так сильно тянет друг к другу только из-за недосказанности. Мы тогда только начали осознавать, что не подходим друг к другу. А я бы многое отдала, чтобы забыть тебя.

"Прошлой ночью в Нью-Йорке".

Странно, просыпаешься и не знаешь чем закончится этот день. 80, 90, 1000 дней проходят, никаких событий, происшествий… И вдруг выходишь утром за кофе и «Привет!».

"Прошлой ночью в Нью-Йорке".

— Когда я долго думаю о тебе, то ты как будто чувствуешь это и появляешься.

"Прошлой ночью в Нью-Йорке".

— Почему ты перестал посылать мне e-mail-ы?
— Этого стало мало.
— Знаешь, как часто мне приходилось бороться с соблазном написать тебе? "Привет, Алекс, как твои дела? Где ты сейчас? Чем занимаешься? Не хотел бы встретиться, скажем, в пятницу после обеда?"

"Прошлой ночью в Нью-Йорке".

Умение ловко прятаться теряет всякий смысл, если тебя никто не ищет.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

Поразительную эту красоту, как будто одной ее мало, эффектно дополняют глаза. Вероятно, подсвеченные стараниями фотографа до нечеловечески зеленого блеска — зелени церковных витражей, леденцов или изумрудов, — они смотрят поверх толпы отрешенным, абсолютно ничего не выражающим взглядом.
Не знаю, какие чувства вызывала эта картина у других людей, находившихся на вокзале; многие из них читали книги мисс Винтер, и это наверняка сказалось на их восприятии. Что касается меня, то я невольно вспомнила выражение «глаза — это врата души» и, вглядываясь в зеленые, холодные, невидящие глаза на портрете, подумала, что у изображенной здесь женщины никакой души быть не может.
Вот и вся информация о Виде Винтер, которой я располагала ко времени получения письма. Не слишком много. Впрочем, если подумать, вряд ли другие люди знали о ней больше. Ибо, хотя ее имя, ее лицо и ее книги были известны всем, по-настоящему Виду Винтер не знал никто. Знаменитая своими тайнами не менее, чем своим творчеством, она представляла собой идеальную загадку.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

— Только за последние два года вы поведали журналистам девятнадцать вариантов своей биографии. Это лишь те, что я смогла обнаружить при весьма поверхностном обзоре прессы. В общей сложности таких вариантов должно быть несколько сотен.
Она пожала плечами:
— Это моя профессия. Я рассказчица.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

Но вернемся к мальчишке из «Банбери геральд». Он с ходу попросил: «Мисс Винтер, скажите мне правду». Каково? Я вынуждала людей идти на самые невероятные ухищрения в надежде вытянуть из меня хоть одно слово правды (таких ловкачей я чую за милю), но тут… Это было просто смешно. На что он рассчитывал?
Кстати, хороший вопрос. На что он мог рассчитывать? Испытующий, напряженно-внимательный взгляд. Ему было нужно нечто особенное, и я это поняла. Глаза его лихорадочно блестели, на лбу выступили капельки пота. Возможно, он был болен. «Скажите мне правду», — попросил он.
У меня возникло странное чувство: как будто возвращается к жизни давнее прошлое. Где-то в глубине водоворотом закружились воспоминания, создавая приливную волну, которая прокатилась вверх по жилам и обернулась холодной зыбью, стучащей в мои виски. Жутковатое ощущение. «Скажите мне правду».
Я обдумала его просьбу. Я рассмотрела ее с разных сторон и взвесила возможные последствия. Он выбил меня из колеи, этот мальчишка с бледным лицом и горящими глазами.
«Хорошо», — сказала я.
Он покинул меня спустя час. Рассеянно промычал слова прощания и, уходя, ни разу не оглянулся.
Я не сказала ему правду. Как можно? Я угостила его очередной историей. Тощей, жалкой, малокровной сказкой без ярких деталей и изящных поворотов: выцветшие лоскуты, сметанные на живую нитку, с бахромой по неровным краям. Одной из тех историй, что так похожи на реальную жизнь. Точнее, на то, что представляется людям реальной жизнью, а это совсем не одно и то же.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

Умирая, люди исчезают. Исчезают их голос, их смех, теплота их дыхания. Исчезает их плоть, а в конечном счете и кости. Исчезает и память об этих людях. Это ужасно и в то же время естественно. Однако некоторым людям удается избежать бесследного исчезновения, так как они продолжают существовать в созданных ими книгах. Мы можем заново открыть этих людей – их юмор, их манеру речи, их причуды. Посредством написанного слова они могут вызвать наш гнев или доставить нам радость. Они могут нас успокоить. Они могут нас озадачить. Они могут нас изменить. И все это при том, что они мертвы. Как муха в янтаре или как тело, застывшее в вечных льдах, чудесное сочетание обыкновенных чернил и бумаги сохраняет то, что по законам природы должно исчезнуть. Это сродни волшебству.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

— Значит, лучше все-таки знать всю правду? — спросил он.
— Я в этом не уверена. Но, узнав ее однажды, ты уже не сможешь вернуться назад, к незнанию.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

Всю ночь она проплакала. Этим рыданиям, казалось, не будет конца. Эммелине потребовалось двадцать четыре часа, чтобы осознать то, что Аделина поняла в первые же секунды. На рассвете она утихла и впала в забытье.
Разделение близнецов — это нечто совершенно особенное. Представьте себе, что вы пережили страшное землетрясение, после которого совершенно не узнаете окружающий мир. Изменился ландшафт. Изменилась линия горизонта. Изменился даже цвет солнца. Сами вы, правда, остались живы, но это уже совсем другая жизнь. Потому неудивительно, что люди, выжившие в подобных катастрофах, часто сожалеют, что не погибли вместе с остальными.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

— У каждого есть своя история. Это как с семьями. Ты можешь не знать своих родителей, но твоя семья существует независимо от твоего знания или незнания. Ты можешь отдалиться от родственников, порвать с ними всякие отношения, но ты не вправе утверждать, что этих родственников у тебя нет. Точно так же обстоит дело с историями. Словом, — заключила она, — история есть у каждого. Вы не хотите поведать мне свою?
— Нет.
Она склонила голову набок, выжидая, что я скажу еще.
— Я никому не рассказывала свою историю. Если, конечно, считать, что она у меня есть. И я не вижу причин делать это сейчас.
— Понимаю, — тихо сказала она, кивая с умудренно-всезнающим видом. — Разумеется, это ваше личное дело. — Она повернула лежавшую на колене правую кисть и посмотрела на свою искалеченную ладонь. — Вы вольны ничего не рассказывать, если таково ваше истинное желание. Но молчание не является естественной средой для историй. Им нужны слова. Без них они блекнут, болеют и умирают, а потом их призраки начинают нас преследовать, не давая покоя. — Она перевела взгляд на мое лицо. — Поверьте, Маргарет. Я это знаю по себе.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

Это очень тяжко — любить одного из близнецов. Когда Аделина была с ней, Эммелина во мне не нуждалась, и я жила на обочине мира близняшек — пария, ничтожное существо, обреченное на роль стороннего наблюдателя. Только когда Аделина надолго исчезла из дому, в сердце Эммелины нашлось местечко и для меня. Ее горе обернулось для меня радостью. Я, как могла, старалась ее развлечь, принося ей подарки — серебряные нити и прочие яркие вещицы, — и понемногу мне удалось избавить ее от чувства одиночества. Она почти забыла о своей потере, найдя новую подругу в моем лице. Мы с ней играли в карты у камина, пели, болтали о том о сем. Мы были счастливы вместе. А потом Аделина вернулась. Свирепым ураганом она ворвалась в дом, и с момента ее появления наш с Эммелиной маленький мирок разрушился, и я вновь очутилась на той же обочине. Это было несправедливо. Эммелина любила Аделину, хотя та избивала ее и таскала за волосы. Эммелина любила Аделину, хотя та могла оставить ее и исчезнуть надолго неизвестно куда. Что бы ни вытворяла Аделина, это не сказывалось на отношении к ней сестры, ибо любовь Эммелины была абсолютной и неизменной. А я? Мои волосы были такими же рыжими, как у Аделины. У меня были такие же зеленые глаза. В отсутствие Аделины я могла обмануть любого, выдавая себя за нее. Любого, но только не Эммелину. Ее сердце знало правду.

Диана Сеттерфилд, "Тринадцатая сказка".

— Любить мою мать небезопасно, знаешь ли. Это я узнала на собственном опыте. Она не любит никого, кроме себя. Что бы ты там не придумал о том, кто она и что ты значишь для нее, это все чушь. Она использовала тебя. Она только и делает, что использует людей… Ощущаешь? Это чувство опустошения? Вот каково это сблизиться с Фионой.

"Американская история ужасов: Шабаш ведьм".