Не алё

он разгребет твой бардак в голове/квартире,
он будет знать тебя от и до.
он будет лучшим мужчиной в мире,
кроме…
ну ты поняла, кого.

"они всегда уходят - странники в самих себе, что родились уже с трагедией в крови, сдержав молитву в окровавленной губе, они бредут от дружбы и любви. в кармане снятый оберег, подаренный от тех, кого судьба совсем не сберегла, они уходят, сбрасывая мех чужих чудовищ, живших в их телах. лиловым небом кроясь, морем опьянев, читая мир по снам, заучат назубок. они становятся собой и забывают о войне, когда их солнце подставляет тёмный бок - берут блокнот/натягивают холст/перебирают струны, исчезая в волшебстве. мы родились однажды из упавших звёзд, они просвечивают в каждом нашем шве, воронке пули, треснутых костях и каждый раз мы выползаем из беды. я ухожу с запястьями в гвоздях, и с каждым вырванным всё меньше слова "ты".

они уходят от хороших, черствых, злых, не дай скорбеть им, мать дорог, в ночном часу о людях, ударяющих под дых, с улыбкой врущих:

" я тебя спасу".”

как мне хочется больше не быть кожаным и мясным, пить таблетки от головной боли, сжигать калории. я хотел бы стать морем, просто огромным морем, ничего не знать и видеть холодные сны. быть затерянным словом на полках библиотек, шанс найти меня мал для чтецов третьесортных романов, только кто-то особенный, может быть, неслучайный, может быть, даже нужный найдёт меня в темноте. я устал, как вообще устают непригодные жить, шаг вперёд, два назад, а наверх - недостаточно воли. ощущая себя безногим на шумном танцполе, есть запал только вызвать такси и свалить. как мне хочется просто смотреть на планету извне, всё, что я потеряю: табак, чёрный кофе и жалость.

так чего удивляться, что счастье внутри меня сжалось до потребности жить одному на моей Луне

мое сердце – сплошной перегонный куб, только лучше бы в нем – алкоголь.

если можешь бежать — беги. остановка равна началу.
мир выходит из берегов, начинает делить на ноль.
просыпаюсь. встаю. живу. провожаю рассвет к причалу —
там играет на старой флейте кем-то свергнутый не-король.

я и сам-то стою у края и почти что играю в бога,
позволяю себе ломаться или, может, порой — ломать.
убегай, пока есть надежда,
мной затронутый недотрога.
убегай, пока мир не тонет. или выучись выплывать.

тот король научился плавать, потому и сидит у моря,
мол, как только конец начнётся — он мгновенно уйдёт на дно.
я не смог. так какого черта ты возвёл меня в ранг героя?!
мой прижавшийся недотрога… почему мне не все равно?

море дышит соленым ветром, шаг до края — иду с причала.
если мир начинает падать, нужно просто уметь всплывать.
море пахнёт протухшей рыбой.
остановка равна началу.
если можешь бежать — останься.

я… хотел бы не убегать.

да простят меня люди, в которых я умерла.
да простят меня строки, в которых ни грамма лжи.
города укрывает метелью моя зима,
под подушкой лежат не наточенные ножи.

я боюсь засыпать, потому что опять во сне
ты придешь - небритый, уставший, почти чужой.
я боюсь, что совсем не узнаю тебя к весне.
почему это все нам дается такой ценой?

почему наша жизнь похожа на шапито?
каждый третий - если не клоун, то точно псих.
я сижу здесь одна, консервирую вновь тепло,
чтобы утром опять разделить его на двоих.

чтобы боль твою утешать, убаюкать страх,
я надеюсь, на это мне хватит душевных сил.

пусть меня наконец-то услышат на небесах.

пусть простят тебя люди,
которых ты не любил.

кто из нас захлебнется первым в потоке гнили
вперемешку с любовью, вместившейся в одну горсть

«Когда я на тебя смотрел, Моя кожа лопалась, закипая. Ты не стала той, кого я хотел, Но запомнилась, как чума или первая мировая»

и он говорит, наливая вторую стопку:
" у тебя глаза такие, что можно сдохнуть,
и ты смотришь так, как будто уже ласкаешь,
только вот почему-то ближе не подпускаешь.

ты найдешь - говорит - такого, что не захочешь,
от него убегать ни днем, ни бессонной ночью,
он возьмет тебя в руки, за руку, за собой,
и полюбит тебя серьезною и смешной,
да любой, он полюбит тебя любой!

а пока я смотрю, как пьешь свой лимонный чай,
ты из тех, по которым сама не даешь скучать.
я копаюсь в душе твоей, там я не вижу дна.
ты умна. оттого никому ты и не нужна… "

долго курит и нервно треплет ее плечо.
если будет мечтать, то не скажет уже о чём…

здесь не нужно гадать или каяться на крови.
эти девочки слишком сложные для любви.

не высыпаюсь.
усталый вид.

очень хочу написать о мести,
но получается о любви.

если рвет от мужчины крышу, то всегда выбирай его.

Приходила зима и тянулась почти что век,
Вырезая из памяти кадры, секунды, дни.
Всё пройдёт, говорю себе. Снова тихо ложится снег.
Даже если мы будем с кем-то -
всё равно мы всегда одни.

В чем отказала я тебе, скажи? Ты целовать просил — я целовала. Ты лгать просил, — как помнишь, и во лжи ни разу я тебе не отказала. Всегда была такая, как хотел: хотел — смеялась, а хотел — молчала… Но гибкости душевной есть предел, и есть конец у каждого начала. Меня одну во всех грехах виня, все обсудив и все обдумав трезво, желаешь ты, чтоб не было меня… Не беспокойся — я уже исчезла.

ореол над тобой - облака, поседевшие в серебро.
ты приходишь и взор твой дерзок,
обжигающе трезв и весел,
ты приходишь к утренней мессе ли,
к дневной сиесте,
и все обретает истинный смысл и место:
ты добро восхваляешь,
мне остается пытаться
творить
добро.

давай, расскажи, как я спасала тебя от других
и, видимо, не спасла,
как пилат себя предал страшней,
чем христа иуда,
как память тебя дожидается дном
любого опустошаемого сосуда,
как слова ранят больше, чем об
пол разбивающаяся посуда,
аккомпанемента ради и,
конечно же,
не со зла.

расскажи, как я буду в себе затыкать пробоины
пустыми строчками ли, алкоголем
или травой.
расскажи как я буду творить из святых чудовищ,
как я буду стоять заиндевевшая,
как послевоенное кладбище
и видеть всю жизнь потом руки твои вещие,
как всем после тебя буду глухо
кричать "следующий!".
и влюбляться в них, точно
твой нимб им рисуя
над головой.

Вчера она вела себя так, что с ней давно пора расстаться. Сегодня — так, что на ней давно пора жениться. И так по кругу, по кругу, по кругу…