У меня есть невероятно красивая кукла.
Глаза у неё цвета моего крепкого утреннего кофе с лимоном. И хорошо бы, газеты завтра доставили вовремя. Забравшись в старое зеленое кресло, которое кто-то перепачкал цветными красками, я буду листать желтоватые страницы, что ещё пахнут типографией, свежей тушью и утренней теплой выпечкой; пить свой остывший кофе без сахара и наблюдать через распахнутую дверь, как крупные хлопья снега осядут на ветвях вишен в моем саду.
Кого я жду, почему не закрываю эти чертовы двери? Дует же, холодно!
Глаза у моей куклы такие, будто впитали в себя всю печаль и боль мира, широко распахнутые, с немым вопросом во взгляде. И я завязываю их шелковой лентой в надежде больше никогда не видеть этот тоскливый кофе.
Нашел свою куклу на одной из свалок: признаюсь, я там частый гость, да и Бог со мной - куда не забредешь от скуки! Тогда тоже стояла зима, наверно. И снег тоже осыпался этими дурацкими мохнатыми хлопьями, и пальцы мерзли, как теперь.
Ресницы моей красивой куклы запорошило инеем, и я подумал ещё, целуя светлые волосы: «Ну, просто самый настоящий Кай».
Перед сном я расчесываю эти светлые волосы и читаю глупые сказки о тех, кто жил долго и счастливо, целую шрамы на запястьях моей куклы и трещины там, где у человека обычно бывают ребра.
«Ну, просто самый настоящий Кай» - говорю я теперь шепотом сам себе перед тем, как заснуть. Кай – потому что фарфор невероятно холодный, и ещё потому, что сердце у кукол не бьется.