Лола вновь встретилась с мамой, которую, думаю, уже успела забыть, с мамой, когда ей исполилось четыре года. Я хорошо помню тот день, так как меня тогда еще уволили с работы, которая, кстати, была мне по вкусу. Платили там, конечно, не много, но меня это беспокоило в последнюю очередь, поскольку я не отличалась привередливостью, и мне никогда не было нужно много денег, чтобы удовлетворить свои желания. Было это, кажется, шестое марта. Я брела по тропинке вдоль трамвайной линии, размышляя о грядущих праздниках и о том, какие же цветы в этом году будут сопровождать весну, торопившуюся к нам. Я любила приносить в дом подснежники. От них не тошнило, как от банальных роз, в них не было ничего вульгарного или надменного, а только уют, ощущение весны и приятный запах. Сергей всегда приобнимал меня за плечи, улыбался, одобрительно кивал и рассказывал нам о цветках, принесенных мною.
Уже стемнело, воздух приятно пах, в нем ощущалось, что зима уже собрала чемоданы и ждать ее возвращения еще, ой, как не скоро. Я напевала какую-то старую песню, кажется:
" - Чем же всё это окончится?
- Будет апрель.
- Будет апрель, Вы уверены?
- Да, я уверен.
Я уже слышал, и слух этот мною проверен,
Будто бы в роще сегодня звенела свирель … "
Тут взгляд мой привлекла афиша, где яркие слова и краски звали всех прохожих на новый мультик, куда Лола обещала меня сводить. Я улыбнулась, вспомнила, как она пищала, что лично заработает деньги и на них сводит меня в кино. Потом я вспомнила, как она напугала на днях дедгришу какой-то, маской, которую притащил ей Сергей, и диким воплем, и засмеялась.
— Много еще будет для меня работ, - сказала я себе и бодро зашагала вперед, придумывая, во что сегодня мы будем играть всей нашей дружной семьей.
Наверное, кто-то наверху решил, что день сегодня вовсе не подходит для игр. Вызывая лифт, мне уже почудился голос Катьки, но я отогнала эти мысли (ее не было четыре года, вряд ли бы она сподобилась появиться), ведь вспомнила отличную игру, которую мой ребенок однозначно бы одобрил и до ночи заставил бы меня в нее играть. Сила мысли необычнайно могущественна, но иногда мы хватаемся за нее слишком поздно - Катя действтельно приехала. Ключи можно было не искать - дверь была распахнута настежь. Сергей с мыльной головой защищал прихожую, указывая Кате ее место:
— Ты что здесь забыла? Ты здесь никто и звать тебя никак!
— Я - мать! - гордо отвечала Катерина.
— Мать! Нет, ну, Григорий Никитич, ну вы гляньте! Она - и мать! Насмешила, ей Богу. Единственная вариация, при которой ты можешь быть матерью, - это замшелая роль в твоем паганом театре, актрисулька!
— Я вообще-то еще только учусь, - верещала актрисулька.
— Да мне плевать, что, где и с кем ты делаешь. Главное, чтобы это не имело отношения к моей дочери!
— Она и моя дочь тоже! - со слезами выговаривала Катя.
— А ты глянь в документы! Хрен тебе, а не дочь!
Видимо, девушка ничего не знала о документах, потому что застыла на месте и вытаращила глаза. По ее щекам текли слезы, рот судорожно содрогался, словно, она хотела что-нибудь спросить, но не решалась.
— Где находится Лола? - спокойно спросила я.
Катя развернулась, увидела меня и посмотрела так жалобно, что я сразу же отвела взгляд и перенесла его на Сергея.
— Во-о-от! Эта девочка сделала для твоей биологической дочери больше, чем ты! В тысячи-миллионы раз больше! Хоть и ни чем ей не обязана! А ты! Пф! Смотреть тошно! - тыкая на меня пальцем, кричал он, затем повернулся в мою сторону, перевел дыхание и тихо ответил, - Марьаркадьна пошла с ней в магазин.
— Как же так? Что ж с документами? - содрогалась Катя.
— А мы отсылали тебе бумаги, но ты ж, небось, как и все остальные письма от своей семьи посчитала мусором, а теперь мы считаем тебя мусором! Катись отсюда!
В разгаре страстей открылись двери лифта, на лестничную клетку ступила ножка маленькой Лолы в бирюзовеньких новеньких ботиночках, Катька ахнула, а Сергей заскрипел зубами.
— Доча, доченька. Это я, мама твоя, с Днем Рождения приехала тебя поздравить, - шептала Катя, прижимая девочку.
— Он у меня через два дня, - отрезала Лолка.
Она была похожа на игрушечную куклу: на лице не было никаких эмоций. Казалось, приезд долгожданной мамы не оказал на нее никакого воздействия. Взволнованная Катя подскочила и закричала:
— Это вы настроили ребенка против меня! Это всё вы! Она даже не знает, кто я!
— Конечно, не знает! Ты ж первый раз ее за три с половиной года видишь! - вскипел Сергей.
Хоть Лолка и стояла смирно, я чувствовала, что вся эта коррида ей не по душе, схватила ее за руку, улыбнулась во весь рот и сказала:
— Лол, ты представляешь, я сегодня весь день думала, думала и придумала такую игру, ну такую игру, тебе-то она уж точно понравится.
Я видела, что ей совершенно все равно на эту дурацкую новую игру, но она свободной рукой взяла мамину руку, потрясла ее, выдавила слова благодарности, взяла пакет с подарком и распрощалась, потянув меня в квартиру. Я достала из сумки наушники, натянула их Лолке на голову, включила ее любимую песню на полную громкость и усадила в самую дальнюю комнату. Из ящика стола мне удалось извлечь здоровенский дедовский фонарь, потом я схватила одеяло, накрыла им девочку, и сама забралась под него. Я поставила фонарь на кровати и попросила ее держать крепко двумя руками, а сама стала показывать ей разные чудные фигурки, которые делала из пальцев. Тени падали на одеяло и смешили Лолку до ужаса. Она хваталась за живот, дрыгала ручонками и ножонками. С нее иногда слетали наушники, тогда я боялась, что она услышит крики за входной дверью, натягивала их снова и просила быть осторожнее. После часа световых представлений мой ребенок устал, крохотный нежный сон приземелился на плечики Лолы и она задремала. Я забрала наушники, вылезла из-под одеяла и направилась на кухню подсластить чаем горькие ощущения, которые принес мне сегодняшний день.
Там уже сидели все остальные члены нашей семьи, поникшие, уставшие от семейной стычки, до сих пор ошеломленные приездом Катьки. Я вздохнула и подумала, что пора вносить весну. Нарисовав себе клоунскую улыбку, я вскочила в кухню, обняла за шею Сергея, поцеловала Романовых в щеку и радостно сообщила:
— А мы с Лолой сделали свой световой театр, у себя в комнате, под одеялом, представляете?
Все подняли головы и вопросительно посмотрели на меня. Сергей ухмыльнулся, а дедгриша с бабманей с бесшумной и бездвижной благодарностью глядели на меня.
— Ну теперь ребенок хотя бы знает мать. Нам не придется придумывать больше историй: наш ребенок сделает это сам. Вы можете вздохнуть спокойно, жители квартиры номер двести шестьдесят семь в доме тридцать восемь дробь девятнадцать. Наконец, ваше воображение может спокойно отдохнуть и залечить раны до следующей битвы с маленьким, да удаленьким пиратом Лолой Острой Коленкой!
— Капитаном Лолой Грозой Северных Морей и Океанов Острой Коленкой, - гордо поправил меня Сергей, поскольку боевой клич был именно его идеей.
Я улыбнулась ему. И как только Катя могла бросить такого мужчину и такую замечательную девочку ради того, чтобы жить даже не своей жизнью, а писанной чужими руками чужих людей? Я всегда отличалась проникновенным пониманием ситуаций, в которых оказывались окружающие, но понять старшую дочь Романову для меня было не под силу. Сергей улыбнулся мне в ответ, потер руками об старые, домашние, протертые джинсы и стал рассказывать про какого-то комика с работы - Инокентия.
— Ну, само имя: Иннокентий! - смеялся он, - уже хохотать хочется, но это еще что - цветочки! Я вам сейчас расскажу…
Я опустилась на табуретку, которая стояла в самом углу. Это было мое любимое место, потому что, во-первых, табуретка стояла под окном, оно всегда было холодное, можно было прислонять щеку, и тогда становилось так приятно; во-вторых, мне было видно всех, кто сидел за столом, приходил и уходил из кухни. На нее никто никогда не садился, все знали, что я люблю там сидеть, поджав под себя ноги, уткнувшись лицом в коленки. Иногда Лолка садилась туда, чтобы потом, когда я приду, забраться ко мне на спину.
Всё уже вернулось на свои места. Порой я мысленно перебивала истории Сергея размышлениями о Лоле и о том, как она восприняла приход мамы. Но потом я уверяла себя, что она сильная, что у неё есть мы, а с нами ей и горы ни по чем. Я успокавалась, подпирала подбородок рукой и внимала историям взрослого, зрелого мужчины. "И как только Катька могла его бросить?" всё думала я.