Еще неделю назад я так сетовала, что одинока, что меня никто не слышат, потому, наверно, на первый вопрос "Как ты?" или "Как дела?" или "Как выходные?" бросилась отвечать предельно искренне…и не нашлась с ответом. Снова не формулируется - так подумала я и бросилась формулировать (что вы, опыт-то есть!).
Только если в первый раз я слышала шум, который не могла разобрать, но из которого собиралась вывести нечто более-менее определенное, здесь меня встретила тишина. Оглохшая, немая, поросшая кое-где не то мхом, не то плесенью, она смотрела на меня со странным интересом, который я могла бы по праву принять за иронию. Зато уж с ней-то, с ней я могла говорить ровно столько, сколько было бы угодно моей душе. И о том, что нет больше той жизни, которая была, а память уже пару месяцев как в запое, видимо, там же и все остальное, а коварное сердце наклюкалось до такой степени, что и вовсе впало в кому; что жить получается по воскресеньям, тогда все во мне просыпается, но вместе с тем у них оказывается страшнейшее похмелье; потом, пока я засыпаю, они снова напиваются - и снова начинается анабиоз. О том, что мой богатый, но упитый внутренний мир сжирают сомнения и страхи, на которые я права не имею, чудовищная покорность и отвращение к самой себе. О том, что счастливых людей в общем-то и нет, что все мы живем в драматическом театре, временами улыбаясь по непонятным причинам. О том, что всем почему-то от меня что-то надо, и возможно это кто-то сжалился надо мной и пытается сделать все, чтобы я не забывала жить, а я даже на это способна с трудом (легко ли, когда внутри тебя одна пьянь?). Что оказывается я оптимист, да-да, я - тот самый человек, который улыбается искренне, счастлив и с живым интересом, а не интересом патологоанатома ждет завтрашний день.
О том, что он был ласков, но разучился говорить, как и я. Или может и хотел что-то сказать, но воздух нам мерили сегодня "бережно и скудно". О том, что я немею, когда звонит телефон, теряюсь в океане своих бесконечно переливающихся чувств, то ли действительно таких, то ли набухших от слез. О том, что все так плохо, что и не в сказке сказать, но только потому, что не хорошо.
О том, что я исключила из себя время и пространство, но по растерянности забыла указать, где в таком случае следует быть.