если бы вы знали как мне похуй, вы бы расплакались

дело не в количестве поцелуев, объятий и прикосновений.
дело в чувствах, которых, по большому счету, у меня никогда не было.
поцелуи смываются, одни губы сменяют другие, и невозможно отличить прикосновения рук прошлого и настоящего.
а чувства…чувства это эксклюзив, черт побери.

вот почему-то не происходит со мной ничего такого,
что дало бы мне право позвонить тебе среди ночи.
герои ТВ-сериалов обычно впадают в кому,
теряют память, детей или даже одну из почек.
а я всего-то смотрю на небо то в архангельском, то в кусково.
и явственно слышу, как оно надо мной хохочет.

я наследую все шаблоны – что дорого, то и любо.
может, пора уже сесть на иглу или лечь под шефа?
а для начала хотя бы побить посуду
или выкинуть из окна планшетник.
слышишь, как звякает о её зубы
туго завязанный амулет на твоей бесподобной шее?

видишь, как она пересматривает сотый раз на ютубе
все твои передачи в случайном порядке?
тут ещё крупный план, там тебя заслоняют люди.
а вот ты в самолёте. и мягкой тебе посадки.
да, она наследует все шаблоны – что дорого, то и любо.
посему не ведает, где очутилась, несясь к тебе без оглядки.

я почему о себе в 3-ем лице, вспоминая такие моменты –
психологи уверяют, что оно нигилирует лишнюю близость.
я же всё чаще срываю небесные аплодисменты,
потому как успешно не довожу до лезвия и карниза.
может, когда всё закончится, ты мне выплатишь алименты
за мою приобретённую эмоциональную инвалидность.

К ажется, у меня не просто

бабочки в животе,
а американские горки.
на вагончиках которых,
со скоростью 200 км/час
катаются

эти чертовы бабочки

Так уходят самые нужные -
уезжают в далекие страны, странные города…
Ждешь от них смс -
мол, старушка, а ты чертовски была права -
от себя не денешься никуда…
Но они молчат.
И ты учишься жить без них,
не курить по ним
и не с ними ложиться спать.
Так уходят те,
после кого приходится выживать.

Так уходят самые важные -
оставляют прощание и прощение на потом.
Ты — ни с белым платком за ним,
ни звонком…
Эта боль в тебе останется октябрем,
незаконнорожденным маем,
бездушным августом
и дождем.
Бесконечным, пустым, проливным — дождем,
как одним нескончаемым трудным днем.

Так уходят самые главные -
у тебя от них горлом кровь.
Чем сильнее пытаешься отхаркнуть,
тем сильнее она идет.
А он не приходит ни через месяц, ни через год -
потому что все это время в тебе живет.
А вернуться не может тот, кто по-настоящему не уйдет.
Ты пытаешься выдавить,
как иные над локтем сжимают жгут.
Но тебя уже где-то ждут,
это значит, что ночь пережить будет легче тут.
Будто ночь — п е р е ж д а т ь.
Потому что ночью страшней всего.

Он, наверно, теперь пьет на ночь теплое молоко…
у тебя — наготове бутылка Джима, чтобы не снилось его лицо.

из двух зол, я боюсь, нам останется только та
что чернее чем самая страшная темнота
след пожарищ, мертвая пыль - торчево дьявола
не пизди, не кумарься, а просто сьёбывай

не ищи темных страхов о светлых душистых днях
не томи жадных призраков близостью вязкой лжи
ковыряй скорлупу, твоя правда - твоя броня
если хочется падать, то падай, а нет - держись

все мальчишки себя мнят бессмертными и богами
ты же вряд ли из общих правил здесь исключен
приближайся к черте, еле видимыми шагами
открывайся себе не осадами, но ключом

ты боишься забвения, нарциссовое дитя
но молочные зубы не выдержат тверди слова
когда выдохнешь дымом восемь секунд спустя
после долгой затяжки, чтобы начать все снова

у тебя половинка джека в разбитой бэхе
две гитары, стихи, мятые пиджаки, рубашки
ты так пьян, и не помнишь, что надо ехать
в упорядоченность структур и стеклянных башен

знаешь, хочется нахуй все и рвануть на восточный coast
чтоб атлантика, белый песок, маяки и дым
ты же, брат, оказался вовсе не так уж прост
эта музыка из под пальцев оставляет во мне следы

если не с ним, то с кем тебе плакать и с кем смеяться?
если не он, то кто потушит ночник, когда ты уснешь?
всем на свете понятно, чьими ловкими пальцами
был рассчитан, отточен и выверен твой чертеж.
да, удачное произведение, но носи теперь метку мастера,
штамп на корпусе: такой-то город, такой завод.
всем - разнообразные по цвету и вкусу фломастеры,
тебе - один, и рисуй им как хочешь: дом, траву, небосвод,
кошку, маму и папу, несуществующее животное,
бурю на море и корабли, которые встретят дно.
нет, день не скучней, чем у прочих, только вот он, весь: навсегда вдавленный в полотно,
вот он, знаком качества впившийся в круглый бок,
вот он, в зеркале улыбающийся устало.
спланированный, воплощенный и обобранный им игрок из высокопрочной, непробиваемой стали.
живи теперь так всегда.
когда надоест - сдавайся на черный лом,
тогда, разобранная на гайки, без платьев и без сабо,
сможешь стать не травой, но высушенной соломой -

почти живой и, может быть, не его.

не оставляй меня, кто ампутировал мне половину лета,
вырезал половину мая, прижёг заморозкой зиму;
забинтовал сентябрь узкими лентами смс-ок,
кормил ежедневно капсулами электронных писем.

не отпускай меня вниз по твоим отошедшим водам –
розовую плаценту, беспомощную, без кожи,
всю наизнанку, набитую вымученными словами,
некогда они были снаружи и заменяли кожу.

это я, понимаешь, перематываю обратно:
маечка Replay, две тысячи третий август
Лета Господня, вокруг чередой умирают волны,
я сгорела, кто-то неважный обжёг меня сигаретой.

все эти мелкие дребезги месяца, числа, даты,
смена времени, суток, места, ноль-единица;
если бы можно, наконец, прекратиться, если
можно, не прекращайся, и я не буду
помнить, не засыпая, поезд туда-оттуда,
ладонь твою на виске под самыми волосами,
как я пролежала целую ночь, тебя обнимая,
думала, что умру, повернувшись неосторожно

такая бессмыслица и бессвязица, слова ну совсем не те,
но, в принципе, какая разница: фразы теряются в пустоте –
как ночами растворяются очертания нежных тел,
как реальность плавится, превращаясь в тень.
получилось всё, как мы хотели: цель была навести мосты,
и мы проснулись в одной постели, а потом перешли на ты.
но всё лучшее было после, ты ведь знаешь, о чем я, да?
я смотрела бы на тебя дослепу, словно ты и мечта, и беда,
океан безбрежный, и луна и звезды, и вся прочая ерунда.
а со мной так всегда, что ни строчка – на грани бреда. я испорченная порода.

мы случайно встретимся среди света, музыки и толпы народа, обнимемся, потанцуем, вскользь пробежимся по новостям.
ты по-дружески меня поцелуешь и пойдешь пить к другим гостям.
твоему сыну за день до этого исполнится ровно два года.

что ты, я вовсе не ангел, а большой говорящий голубь.
ничего не делала, так себе, чинила примус.
рифмовала пророчества Ванги, пропускала тебя, как гол
по причине потери всякого равновесия - это мой безусловный минус,
зато твой, пусть и условный, но плюс.
мы бы еще, наверное, поговорили. но я, в общем-то, тороплюсь…

ты б ходил по воде, как по дорожным зебрам, я - мисс,
не титулованная мисс Пустота, правда, сегодня надела парик наизнанку.
ты ранишь мое эстетическое мировоззрение, окстись.
(пожалуйста, забери свои глаза из-под моей майки).
я хочу, чтоб покачивался потолок от голосов Ай-Си/Ди-Си.
ты сегодня уснешь на полу, как настоящий панк.

кстати, дети, красиво расставленные по углам, оживят
интерьер любого дома. skies on fire, черт с тобой.
большой Джек уже в пути. ну, по крайней мере, уже гудят
бумажные самолеты над раскалывающейся головой.
я бы еще прожила с тобой остаток жизни (несколько лет подряд),
но, к сожалению, у меня нет ни одной запасной.

облака обволакивают глаза,
волоком стелют зрачки,
пишу острием руки -
с отчаянных кончиков пальцев
стекают мои пространства.
синее небо с разбавленным октябрем,
будто снотворной таблеткой с веселым смыслом,
лезет ловить победу в мой самовольный рот.
не понимаю букв - их комбинаций тыщщи,
как комбинашек в магАзине - до хуя.

на стенах рисуют свастику малыши -
по мне бы, так лучше бы там выставляли факи.
мысли опять сбегают на край реки
и из этого края торопятся срочно выплыть.

марихуана - черт подери, трава
с волшебной изнанкой, заманчивой, прям как Он…
влюбленность ищет, куда бы пристать, но я
спускаю ее в унитазе. пахнет корицей…

а я уж забыла, когда же сошла с ума:
кажется, словно - зима или весна,
казалось обеим: «ах, как же! ах! я влюблена?..
бывает ли чтобы такое случалось взаимно?..»

отчетливо помню: мне было так мало лет…
память копать, уверена точно - бред,
к тому же я знаю, это себе же во вред.
сплю наяву, чувствую привкус кислый
на языке. на карте ищу жарких стран -
или иначе - свою перинку - саван…
чтоб миновать машины, подъемный кран,
чтоб подниматься, теряя из виду крыши…

я предпочла бы не знать, что ты есть.
ты меня мажешь по бледной стене,
кровавыми метами топчешь в асфальт,
октябрьски голый. не знаешь сам,
что ты это делаешь. в небе сандал
замешан с содомом. кабак, где вода
запьёт все таблетки. не плакать, но пить
я больше не стану. нет сил. говорить
об этом – безумство. твой месяц – ноябрь –
обильно нахлынет; он будет пинать
в квартиры к шалавам, херовым врачам…
а я не могу уже губы зажать
зубами. сок ревности ядом во мне
течет. он столь действенен, что по стене
теку аккуратно: почти что педант,
обязанный свету плюс учителям,
как я – истерии обязана… свет
по векам закрытым плывет. трафарет
эмоций вполне подходящий. ты – есть,
а я голодна. я от голода здесь
сдыхаю. уже приблизительно год…
нет… дольше… суть: вспышка и наоборот
суть: темень. толчки уверяют виски:
«под поездом тихо и мягко…». но ты -
моя идеально далёкая блажь
на зависть поэтам, торчкам, мудакам…
живешь тут… спасибо, мой модный игрок
в слова. сыплешь бисер и разных пород
вкусовые добавки.

спасибо тебе
за то, что ты мажешь меня по стене.

мне даже приятно/

принцессы закончились. остались девочки не первой свежести.
а я как и прежде не приемлю мужчин, пытающихся учить меня жизни. не люблю критику в адрес моих мыслей, рассуждений и жизненных позиций - лучше целуйте в голые плечи. ненавижу бесконечное "как, ты куришь (?!) " и "приличные девушки никогда не говорят таких ! слов". я пью, курю и могу назвать нечто потрясающее невротъебенным. и это не от того, что я не знаю о вреде сигарет, о раке легких, о том, что девушки пьют мартини, а не водку, а также слов "великолепно" и "сногсшибательно". у меня всего лишь жизнь своя, а у вас - статусы, должности, машины, квартиры, а порой и вовсе необоснованные понты. У меня колени разбиты были до крови, волосы состригала дважды, жизнь начинала с понедельника, сирень ломала у чужих подъездов, цинизмом плевалась, романтикой захлебывалась, одиночеством упивалась, растворялась в клубной жизни и домой приходила под утро, ломала жизни - свою и чужие, целовалась под шум проходящих мимо поездов… а он сидит напротив и, прикрываясь опекой, заботой и своим лжепревосходством, так банально разводит на минет.

запломбированными облаками небо так безответно к некрасивым глазам.
прядями апельсиновыми лягут на глаза
прогнозы погоды,
высекая брови,
туманы штопая в глаза.
мой изумруд колотый зрачки раздевал донага.
молотым кедровым орехом
волосы спадут с плеч,
я временами красиво вуалирую речь.
ребра щупальцами рвутся из кожи-
моя худоба без чувств
становится болезненно четкой,
обрамляя ключицы веточкой распятия рук.
позвоночник запонками на спине расстегнулся,
поясница ищет чужой пульс,
чтобы прижать выкройки ладоней
к чужому холодному лбу.
сегодня много слышу о море,
а все равно тянусь в Неву.

осень откашляла сентябрь, рассыпалась янтарем.
лопатки с хрустом ломались
от очередного "не тот".
как бы привыкнуть к ненужности,
к луже, в который я век сижу?…
октябрь накрыл ужин,
а я быстрей в белизну простыней ложусь.

\просто во сне прижимаюсь к его плечу\

Ты знаешь, что замуж она не хочет. Не хочет ни гнездышка, ни птенцов. Меняет перчатки, мужчин и почерк – красиво, с достоинством и ленцой. Любой из поклонников предсказуем – на «бентли»/на «ауди»/на коне. «Шампанское? Мидии? Потанцуем?» Она, улыбнувшись, ответит нет. Пускай ты не путаешь Босха с Брамсом, ты тщательно выбрит, изящно пьян. Пускай ты неплохо умеешь брассом и в каждом дизайне найдешь изъян. А то, что не юзаешь «Boss» и «Rolex» – на это ей, в сущности, наплевать. Куда интересней вживаться в роли, продумывать сцены, играть приват, бесшумно, на цыпочках, красться в душу – [Ах, да, повторяюсь! Молчу-молчу!] – выстраивать замки, чтоб после рушить – ведь ей не в новинку и по плечу. Но ты-то считаешь, что есть все шансы – конечно, навряд ли кормить с руки – хотя бы заказывать дилижансы, ковры-самолеты под каблуки. Ты видишь, насколько она опасна, однако податлива и нежна. И если б породу писали в паспорт – [Нет, правда, такая графа нужна!] – то ей написали бы, не колеблясь, короткое, емкое слово «дрянь». Которая, впрочем, великолепна. Настолько, что башню срывает.
- Ян, а может, останешься? –
Молча красит прохладно-зеленые зеркала души. Полседьмого. Окончен праздник. Чуть слышно вздыхают колокола. В тумане над прудом мелькают чайки. Еще по-домашнему неглиже, бездонную ночь запивает чаем [два тостика, йогурт, клубничный джем]. Потом, прислонившись к окну, комментит чудную симметрию облаков – без женской эклектики междометий, но как-то особенно и легко, разбавив метафоры тонким матом. Ты должен признаться, что ей к лицу. Чуть позже, в спонтанном порыве смята, сойдясь с подоконником навесу, насмешливо выдохнет:
- Да, мой сладкий!.. –
ладонью метнувшись по волосам. Но розовый след на твоей лопатке – обычная взлетная полоса. Ты правда мечтал удержать Жар-птицу? Она не останется. Ей пора. И все недосказанное простится оборванной строчке с ее пера.

это наверное слишком
когда все карты наружу
карты не глобусы если раскроешь мартини не будет
кофе на завтрак
и на обед
и наверно на ужин
глупо. а если не выпить тебя слишком рубит?

в чашке, meine Liebe, ложь и вся детская горечь
просто свалилась с небес
звездопадом
если не я то наверно лишь скорая помощь
ты подожди
выезжаю чтоб просто сесть рядом

и помолчать
помолчать
помолчать
об этих пустынях
просто ловить твою грусть на всхлипе и вздохе
а у тебя есть лишь вог и наверное синий
или зелёный
а впрочем
а впрочем мне похер

знаешь… а мне наплевать.
мы не сбылись ещё прошлым летом
в городе дождь
пахнет пылью и новым третьим заветом
я напишу про тебя сотни тысячи строчек
вот просто так или может кому-то на память
энд селяви и наверно… нет… всё-таки точка

du heilig, beliebt
и чёрт с ними и нами/