если бы вы знали как мне похуй, вы бы расплакались

зима разбивает нутро, забирает сердце напалмом.
учащается пульс. я не знаю сильнее и четче боли.
я влюбилась в вора и хочу, чтоб на меня напали.
он мне дарит букет нерасцвевших красных магнолий.
десятичные дроби поделили меня на ровные части.
слишком длительный путь. не отказываюсь от телепорта.
только он улыбается чутко, искренне, ясно и часто,
что у меня от тепла разрывает кусочек аорты.

я хотела быть с морем, а оказываюсь снова за бортом.

я не вижу снов. они видят во мне только покойника.
вышивают вены на избитых и красочных пяльцях.
я сегодня засну кошкой на чужом подоконнике,
перед сном целуя его кончики сломанных пальцев.

он хотел проиграть, только я не хотела играться.

все сомненья-вспять. без упреков и без первопричин:
обещаю не спать, обещаю больше даже не сниться.
в океан без рыб, на одной из синих растаявших льдин.
это счастье - узнать, что мне есть за кого молиться.

у меня к тебе безнадежнейшая из ремиссий.
где-то двадцать общих друзей.
и проваленных десять миссий.
но я жду тебя.как осужденные ожидают амнистий.
а мне кто-то кричит, что пора ожидать врачей.
будь сильней, пожалуйста, будь сильней.
у меня к тебе две ладони осенних листьев,
разряженный плеер.и билет на нижнюю полку.
сто причин разучиться тобой зависеть.
сто одна-мной придуманная без толку.
а еще пять.ровно пять неотправленных писем.
у меня от тебя расстянутый белый свитер,
синий снег и холодный северный май.
у тебя ж ко мне-неприветливый серый Питер.
и пять пуль насквозь- "больше не обнимай.
не звони, не пиши, не пойми меня превратно.
у меня к тебе лишь одно--"уезжай обратно".

хочешь, хочешь я напою тебя мятным чаем? кто сказал, что
молчаливый никогда не скучает? просто внутри, провожая крыло
самолета, он надеется.что в последний момент, "извините, нелетная
погода".
твой рейс отложили.
мои руки на день тебя одолжили.
мы сложились.
умножались.делились.

знаешь, мой врач говорит, что у меня недостаток железа.
что он знает о том, что кричит, колет, режет?--
(твои билеты обратно, переносы рейсов, шум электричек.)
я становлюсь прохожей с множеством вредных привычек.
подожги меня.
или кинь мне коробочку спичек.

провожающие, освободите вагоны.
это словно ты еще на берегу,
но медленно тонешь.
я тебя берегу.

кто сказал, возвращаться-- плохая примета,
никогда не стоял на пустынном вокзале.
я не знаю, что больше-сильнее-больнее поранит,
промежутка от"здравствуй "до "шли им приветы".
мы все тише кричали.
и громче молчали.

только, это медленно входит в привычку
за каждой книгой, на каждой страничке,
под каждую песню с тегом "пост-рок",
считать
что ты сделал, не сделал, не смог.
сколько раз захлебнулся.
сколько раз доставая до дна,
осознавать, что это был потолок.
и обязательно,
меряя морскую гладь.
встречая твои поезда
-заранее скучать

освободите вагоны.

мой человек не читает мне долгих лекций – в нём сегодня не ветер, а ураган. хочется грудь раскроить и выдернуть сердце, выдернуть сердце и бросить к его ногам, – только сидишь, прикованная к дивану, и не умеешь высказать ничего. мой человек говорит: мол, я деревянный. я никого не встречала живей, чем он.©

ну, закрывай глаза - щеки целуют ресницы, руки молчат. Я тоже, пожалуй(ста), не скажу больше тебе не слова. Просто найду все точки. Пальцами. Наугад. Буду по ним с проворностью птицелова бегать губами, кусать до крови и дуть, слизывать алые жгущие кожу капли. ты поселился под кожей, терзаешь грудь - больно дышать, или легкие так ослабли… и я вмещаю твой запах в них до краев, глажу ладонями, пробую на язык - свежесть лесных ледяных ручьев. Ты говоришь мне "я не привык", я говорю тебе "тише, молчи, молчи", я накрываю ртом твой хватающий воздух рот. Я не умею быть сильной. Сложи мечи, к черту войну. У меня тут полно забот - как отложить рассвет и не думать "мы", как до краев заполнится темнотой. мы параллельнее всех прямых. Ты остаешься вяжущей пустотой, всеми словами, которые не сказал… Я улыбаюсь, совсем не смотря в глаза, мне сегодня хочется помолчать… ты остаешься остывшим чаем. и именем, которое нельзя называть.

это только солнце, влепленное в лицо - оплеухой, затрещиной, огневищем… полно, слышишь, не это ли мы все ищем? подлецом, слепцом, огневым кольцом, наскоро возведенным над пепелищем.

это только ветер, ревущий вы, называющий каждого поименно, это только свист ледяной травы,
это гонг по нервищам оголенным, гладким кленам, твоим именам влюбленным, вытянутым на манер отпущенной тетивы.

это только земля, достигшая окоема век или наугад рассыпанная насквозь, оговорка, сутолока, человек -
знание, что отныне врозь, изморозь - на, оторви и брось все, что случилось, выпало, не срослось, только ну не кривись пожалуйста. снег снег снег -

или только солнце? трава, земля. мертвые камыши или блеклый свет? спектр от до мажора и так до ля - минора, а скольких - нет, не ошибок, не сонных дней, не пустых историй, а просто - трат мы могли бы легко избежать? камней не будет. но все-таки будет сад. и другая история, новый дом, выдуманные мелодии, имена… танцевать удобней всегда вдвоем. но я, если надо, могу одна.

Меня изумляет, что кто-то был до. (с)

мне казалось, что было небо, был теплый свитер.
было время не осознания, а безумий.
я просила тебя уехать обратно в Питер,
ты кричал, что любовь - пустышка, а страсть - везувий.
я боялась теряться в воздухе и течений.
и еще немного света и яркой шторы.
раздражали сны про Лавры и про мечети.
я хотела пальцем в небо да чайкой в море.
было плохо и тревожно. и как-то нервно.
мама чувствовала, звонила пять раз на сутки.
у меня всегда был комплекс - остаться первой,
как боятся быть последними проститутки.
ты не смог остаться в памяти так, как эти,
безнадежные оккупанты моих религий.
у меня в руках от прошлого соль да ветер,
даже стыдно опыт жизни менять на книги.
потому что все не просто и не способно,
потому что ты свободен, а я - ни к черту.
я иду сегодня утром платить за воду,
потому что буду в ванной кромсать аорту.
так попсово, примитивно и так банально,
что ожить придется, видимо, ближе к ночи.
ближе к ночи лучше переключать каналы.
я спокойна. не звони мне, а если хочешь -
напиши письмо, духами жены побрызгай,
ленинградский запах женственности прекрасен.
у меня всегда проблемы с бухлом и с жизнью.
что ни день - хмельная лужа, а к ночи - праздник.

Заходишь в глаза. Глаза, как хрустальный зал. Такими глазами смотрят на образа. В прожилках ресниц холодная бирюза. Ныряешь в зрачок, и свет остается за тяжелой портьерой… А ты – у нее внутри. Пустых коридоров путаный лабиринт, под каменным сводом лучина едва горит, ты слышишь своих шагов напряженный ритм, спускаешься ниже – в опасную глубь ее, и воздух почти осязаем, гудит и бьет, и вдох проникает медленно, как копье… Но то, что ты ищешь – дальше. Идем, идем. Седые ступени от сырости чуть блестят, ты в недрах ее беспомощен, как дитя. Летучие мыши из темноты свистят. Ты знаешь, ведь память не рада таким гостям. Ты слишком рискуешь, ты далеко идешь… Безмолвные стены чувствуют эту дрожь. В старинный замок со скрежетом входит нож, и ты открываешь двери, стоишь и ждешь. Потом привыкаешь к бархатной темноте. Здесь нет ни сокровищ, ни груды истлевших тел, но там, на полу, прикована к пустоте, Любовь улыбается. Этого ты хотел? Любовь, от которой скрылась она сама, ее наваждение, демон, любовь – дурман, ее в лабиринте спрятанная тюрьма…
Любовь, от которой ты бы сошел с ума.

Ты молча идешь по лестнице – не свернуть. Мучительно легок, страшен и долог путь. В глазах ее море – выдохнуть и тонуть.

Забудь обо всем, что видел.

Забудь.

Забудь.

У меня - чужие бокалы,
совсем не красивый шрифт, вечно зажатый, шифт.
«Лучше бы ты, конечно, не привыкала к таким улыбкам - почти оскалам, почти о скалы, почти ласкала, но спину держишь, лишь потому что штифт.
Лучше бы ты молчала, когда кричала, когда кончала, когда сначала, чем фразы влёт.»
Я тебя, ей-богу, не приручала, хорошую - не включала, ни за что не ручалась, клялась бы, что не сторчалась – тем более, что мне это не идет.

У меня – чужая текила, вопросы о том как было, ну да – меня отпустило, почти простила, себя почти вырастила / растила ли?/, главное, что души не растлила, а хочешь поспорить - берись за нож. «Лучше бы не врала, что давно в порядке, что ненавидишь
тех у кого там блядки, солнце, клянусь, поставлю на подзарядку, сделаю все по-быстрому. Ты придешь?»

Ну откуда ты так умеешь все выворачивать, правду мою - вытаскивать и заначивать, больше совсем ничего для меня не значить и почему - расплачиваться в кафе… Ну почему я чую твой вкусный бицепс и мне так отчаянно хочется застрелиться в первом же переулке…
auto da fé?
…….
У меня не холодно, но по привычке я не дышу.

Лучше бы я, действительно…
Но графомания - признак алкоголизма, я тебя - через время, ты меня - через призму, хватит со мной язвительно, я же редко о чем прошу.

От взгляда – прикуривать впору, далекий город, волосы вьются, падают волнами мне за ворот, от ворот -
поворот, и мой выпад опять запорот… Как ты говорил в неприятностях- «Полный швах!»
Странно, я сплю – и ты мне совсем не снишься, понимаешь, совсем не видишься… даже в снах.
Лучше бы птицы. Лучше бы снились птицы. А так, кроме времени, ни черта.

Проверяй свой почтовый ящик, потому что я где-то там.

Охрененная мужская логика: обидеть девушку и обидеться на неё за то, что её это обидело…

Станет совсем плохо - звони. Будем курить вместе, даже если бросили, даже если друг друга.

tryagain:

kosmodisk:

frostfeeling:

rediska:

goodsmile:

kapone:

goody-goody:

extraterestrials:

tururuuuu:

birthdaymassacre:

tanik-mouse:

alla-:

1751:

eee:

когда с предпоследнего пальца поспешно стягиваешь, будто знак прокаженного, тоненькое кольцо, растираешь отметины - чтоб ни следа, ни полосочки не осталось, - ты видишь ее лицо?.. И по-новому графику, расписанию ходят теперь поезда. У тебя два ее неотвеченных и память, сновно вода, - ничего не задержится, даже прощания, что теперь радостней встреч. /Кто придумал глупые обещания навсегда любить и беречь?/ У тебя тут работа и новая рыжая бАрменша из "Лимонника" за углом. У нее приготовленный ужин, чистые наволочки и вымытый дом, тот же чертов лимонник под горчащий ни кстати кофе. Ты жмуришься, лампа на тумбочке смотрит тебе в лицо, озаряет профиль. Руки запустишь в рыжие кудри - она мурчит, щурится, выгибается в притворной борьбе. Привлекаешь ее к себе, поцелуй сквозь зубы /тот же дурацкий кофе на языке/. Нет, она хороша - посмотри, как трепещут губы, выпивая всего тебя в едином глотке… что такое прошлое - это судьбы, измененные под прицелом случайных глаз. Ты же знаешь, глупый, потом не будет подходящей момента вырваться, чем сейчас. И ты уходишь, позавтракать не успев, забывая футболку на батарее. Она просит последнего поцелуя - вот тут болит, два сантиметра на северо-запад, чуть-чуть южнее… ты бы и вылечил, ты же бывалый врач, никакого диплома не надобно для таких задач. белая полоса на безымянном пальце отрезвляет, словно удар под дых. Ты представляешь себя с законной, лет через сорок, совсем седых, выбеленных, сколоченных очень прочно, севших смотреть закат на большое крыльцо…

Когда вставляешь в спину лезвия - ты видишь ее лицо?

я не думал, что так далеко за буйки заплыву

(с)